Она крепко сжимала в руках лук, словно опасаясь, что тот снова превратится в жимолость. Талия почти не повзрослела по сравнению с прошлым годом, и мне вдруг пришло в голову, что она навсегда останется такой, теперь, когда она стала охотницей. Это означало, что я старше ее. Чудно.
— Ну, — сказал я, — как это тебе — быть бессмертной?
Она закатила глаза.
— Это не полное бессмертие, Перси. Ты же знаешь. Мы по-прежнему можем погибать в бою. Просто мы… никогда не стареем и не болеем, а значит, живем вечно, если нас не разорвут на части какие-нибудь монстры.
— Опасность всегда существует.
— Всегда. — Талия оглянулась, и я понял, что она разглядывает лица мертвецов.
— Если ты ищешь Бьянку, — сказал я тихонько, чтобы меня не услышал Нико, — то она в Элизиуме. Она умерла смертью героя.
— Я знаю, — резко оборвала меня Талия, но тут же взяла себя в руки. — Дело не в этом, Перси. Я просто… А, ладно, забудем об этом.
Я вдруг похолодел, вспомнив, что мать Талии погибла в автомобильной катастрофе несколько лет назад. Они никогда не были близки, но у Талии даже не оказалось возможности попрощаться с нею. Если тень ее матери бродит где-то здесь… неудивительно, что Талия нервничает.
— Извини, — сказал я. — Не подумал.
Наши глаза встретились, и мне показалось, что она поняла. Выражение ее лица смягчилось.
— Все в порядке. Давай поскорей покончим с этим.
Я совершенно не обрадовался, когда цветок показал, что нам нужно двигаться в направлении Полей наказаний. Я надеялся, что мы вырулим к Элизиуму, чтобы можно было пообщаться с красивыми людьми и хорошими компаниями, — так ведь нет же. Цветку, казалось, были по вкусу самые суровые, самые пагубные углы Царства мертвых. Мы перепрыгнули через поток лавы и пошли дальше, наблюдая сцены ужасных мучений. Не буду вам описывать их, чтобы вы совсем не потеряли аппетит, но мне сильно хотелось заткнуть уши ватой и не слышать этих криков и музыки 1980-х годов.
Гвоздика повернула свой цветок к холму слева от нас.
— Туда, — сказал я.
Талия и Нико остановились. Они были покрыты сажей, осевшей на них, пока мы шли мимо Полей наказаний. Я, наверное, выглядел не лучше.
С другой стороны холма до нас донесся громкий скрежет, словно кто-то тащил стиральную машину. Потом холм сотрясся — БАХ! БАХ! БАХ! — и мы услышали голос человека, изрыгающего проклятия.
Талия посмотрела на Нико.
— Это тот, про кого я думаю?
— Боюсь, что так, — сказал Нико. — Специалист номер один по умению оставлять смерть в дураках.
Прежде чем я успел спросить, кого он имеет в виду, Нико вывел нас на вершину холма.
Тот тип, которого мы увидели по другую сторону, выглядел не очень привлекательно. И доволен собой он тоже не был. Он напоминал какого-то игрушечного тролля с оранжевой кожей, а на поясе у него красовалось нечто вроде набедренной повязки или плавок. Его скудные волосы торчали клочьями. Мужик прыгал на месте, бранясь и пиная камень, в два раза превышавший его рост.
— Не буду больше! — кричал он. — Хватит! Хватит! Хватит!
После этого он разразился проклятиями на нескольких языках. Если бы у меня была копилка, куда провинившиеся клали бы по 25 центов за каждое ругательное слово, я мигом бы разбогател долларов на пятьсот.
Парень направился прочь от камня, но, сделав десять шагов, ринулся назад, словно его притягивала туда какая-то невидимая сила. Он уткнулся в камень и начал колотиться о него головой.
— Ну хорошо! — вопил он. — Хорошо, будь ты проклят!
Он потер голову и пробормотал новые ругательства.
— Но это в последний раз. Ты меня слышишь?
Нико посмотрел на нас.
— Давайте. Самое время — он между двумя попытками.
Мы потопали вниз по склону.
— Сизиф! — крикнул Нико.
Тип, похожий на тролля, удивленно посмотрел на нас. Потом спрятался за камень.
— Нет-нет, вы обманываете меня своими одеждами. Я знаю, что вы фурии!
— Никакие мы не фурии, — сказал я. — Мы просто хотим с тобой поговорить.
— Уходите! — взвизгнул Сизиф. — Мне не становится лучше от цветов! Слишком поздно приходить со своими извинениями!
— Послушай, — вступила Талия, — мы просто хотим…
— Ла-ла-ла, — завопил он. — Я тебя не слушаю!
Мы с ним устроили что-то вроде игры в пятнашки вокруг камня, и наконец Талия, которая была резвее всех, поймала беднягу за волосы.
— Прекрати! — кричал он. — Я должен двигать камни. Двигать камни!
— Я подниму твой камень в гору! — предложила ему Талия. — А ты не ори и поговори с моими друзьями.
Сизиф прекратил противиться.
— Так ты… ты поднимешь мой камень?
— Это лучше, чем смотреть на тебя. — Талия бросила на меня сердитый взгляд. — А ты давай поскорее.
После этого она подтолкнула к нам Сизифа.
Подперев камень плечом, она принялась медленно подталкивать его вверх.
Сизиф недоверчиво уставился на меня, потом вдруг ущипнул меня за нос.
— Ой! — вскричал я.
— Значит, ты на самом деле не фурия, — недоуменно заключил он. — Для чего этот цветок?
— Мы тут ищем кое-кого, — пояснил я. — А цветок помогает нам его найти.
— Персефона! — Он сплюнул на землю. — Это одно из ее устройств слежения? — Сизиф наклонился ко мне, и я почуял не очень приятный дух, исходивший от старика, который вот уже целую вечность закатывает камень в гору. — Знаешь, один раз я ее провел. Я их всех провел.
— Может, переведешь? — Я посмотрел на Нико.
— Сизиф обманул смерть, — пояснил Нико. — Сначала он приковал Танатоса — это тот, кто пожинает души умерших, — и тут люди перестали умирать. Потом, когда Танатос освободился и собрался его убить, Сизиф попросил свою жену не совершать обряд похорон, чтобы он не мог упокоиться в мире. Эй, Сиси… Можно, я буду называть тебя Сиси?
— Нет!
— Сиси провел Персефону, и та разрешила ему вернуться в мир живых, чтобы наказать жену. А он взял и не вернулся.
Старик рассмеялся.
— Я прожил еще тридцать лет, и только потом они меня прибрали.
Талия уже поднялась до половины холма. Она скрежетала зубами, толкая камень спиной. Ее лицо весьма красноречиво говорило: «Да скоро вы там?!»
— И в этом заключалось твое наказание, — сказал я Сизифу. — Вечно закатывать в гору камень. И что, игра стоила свеч?
— Это временная неудача! — воскликнул Сизиф. — Скоро меня здесь не будет, и тогда вы пожалеете!
— И как же это ты сможешь бежать из Царства мертвых? — поинтересовался Нико. — Ты что, не знаешь, что оно заперто?