будто я слишком много об этом думаю). Оказалось, у него превосходная мускулатура. Очевидно, в Нижнем мире он регулярно занимался спортом. Интересно, каким? Поднятием могильных надгробий? Или лазаньем по стенкам склепов?
Увидев их обоих в таком состоянии, я вздрогнула. Неужели Жас совсем плохо?
– Что случилось? – тихо проговорила я, не зная, слышат ли они меня.
Уолт не шевельнулся, но Анубис поднял голову. Как всегда, сердце мое радостно запрыгало (хотя этого я сердцу не разрешала). Глаза бога мертвых были такими гипнотизирующими, что я позабыла о существовании собственных мозгов и смогла выдавить из себя только неопределенное:
– Ну-у-у…
Лиз была бы мною довольна.
– Сейди, зачем ты здесь? – спросил Анубис. – Разве ты не знаешь, что Картер при смерти?
Этот вопрос мгновенно привел меня в чувство.
– Знаю, парень с шакальей головой! Я и не собиралась сюда. Кстати, а почему я здесь?
Анубис указал на дверь лазарета.
– Должно быть, тебя позвала душа Жас.
– А что, Жас умерла? Или я?
– Пока вы обе живы, – ответил Анубис. – Но находитесь на грани смерти. Поэтому ваши души могут общаться. Правда, недолго.
Уолт по-прежнему не замечал моего присутствия.
– Я не смог ей этого сказать. Почему я не сказал ей об этом? – бормотал он.
Потом он разжал пальцы. На его ладони лежал золотой шен – точная копия амулета, который он подарил мне в Лондоне.
– Анубис, что с ним? – спросила я. – Неужели он меня не видит и не слышит?
Анубис положил руку Уолту на плечо.
– Он и меня не видит и не слышит. Только чувствует мое присутствие. Уолт сам позвал меня, прося его направить. Вот я и пришел.
– Направить? Куда?
Думаю, спрашивать такое у Анубиса было крайне невежливо, но меня, честно говоря, рассердил выбор Уолта. Из всех богов, к которым он мог бы обратиться за помощью, ему менее всего подходил Анубис.
Я вновь поймала взгляд Анубиса. Его глаза были еще печальнее, чем в Лондоне.
– Иди к ней, Сейди, – сказал он. – У тебя совсем мало времени. Обещаю: я сделаю все, чтобы облегчить боль Уолта.
– Какую еще боль? Ты можешь объяснить…
В это время дверь лазарета распахнулась, и поток Дуата втолкнул меня внутрь.
Наверное, наш бруклинский лазарет был самой уютной в мире лечебницей. Но любая больница все равно остается больницей, а я такие места терпеть не могу. Отец рассказывал мне: когда я родилась, то вопила не переставая, пока меня не унесли из родильного отделения. Я всегда пугалась при виде шприцев и отказывалась принимать таблетки. Но больше всего я боялась запаха больных людей. Почему меня не пугал запах покойников и кладбищ? Сама не знаю. Наверное, потому, что я считала мертвых какой-то другой реальностью. А вот больные… И дело не в запахе лекарств. Я имею в виду запах болезни. Брр, даже говорить об этом спокойно не могу.
Первый раз я заходила к Жас перед путешествием в Лондон. Тогда это потребовало от меня немалых сил. Но даже сейчас, в облике ба, я ощущала тяжесть.
Лазарет был почти таким же просторным, как и моя комната. Отделанные песчаником стены, широкие окна, за которыми светился ночной Нью-Йорк. Шкафы из кедра хранили запасы обычных лекарств и магических снадобий. В углу находился фонтан со статуей богини Сехмет – покровительницы целителей. Я слышала, что вода, протекающая через руки Сехмет, способна мгновенно излечивать простуду и грипп, а также снабжать организм ежедневной нормой витаминов и железа. Но у меня никогда не хватало смелости выпить этой воды.
Меня встретило уютное журчание фонтана. И все равно мне было не по себе.
В лазарете горели магические свечи со вкусным запахом ванили. Однако их зажигали не для ароматизации воздуха. Они следили за состоянием больного. Цвет пламени показывал особенности болезни. Забыла сказать: свечи плавали в воздухе наподобие иероглифов в Зале эпох. Сейчас все они висели над постелью Жас. Цвет пламени был темно-оранжевым.
Жас лежала, скрестив руки на груди. Светлые волосы разметались по подушке. Она слегка улыбалась, словно ей снился приятный сон.
А в ногах у нее сидела… другая Жас. Или мерцающий зеленый образ нашей ученицы. Но это не был ба. Выглядел он совсем по-человечески. Может, Анубис не захотел сказать мне правду и Жас умерла? Тогда, получается, я вижу ее призрак.
– Жас, – робко произнесла я.
На меня опять нахлынуло чувство вины. Все печальные события минувших дней начались с жертвы, принесенной Жас. Не было бы моей поспешности, не понадобилась бы и ее жертва. Виновата я, чего уж говорить.
– Жас, ты…
– Думаешь, я умерла? Нет, Сейди. Это мой рен.
Ее прозрачное тело задрожало. Присмотревшись, я увидела, что все оно состоит из отдельных видеофрагментов, показывающих разные периоды жизни Жас. Вот она совсем маленькая, сидит на высоком детском стуле и размазывает себе по лицу какую-то кашу. На соседнем фрагменте двенадцатилетняя Жас выполняла колесо в спортзале. (Помню, я удивилась, узнав, что отбор кандидатов в группу поддержки был довольно серьезным. Помимо звучного голоса и умения воодушевлять команду от каждого участника группы требовалась спортивная подготовка.) В этой коллекции странного видео я заметила и совсем недавний фрагмент: Жас открывает школьный шкафчик и достает сияющий «джед» – магический амулет, оставленный нами. Он-то и привел ее в Бруклин.
– Твой рен, – повторила я. – Это еще одна ипостась твоей души?
Зеленый образ кивнул.
– Египтяне считали, что душа имеет пять различных ипостасей. Ба – это личность. А рен…
– Твое имя, – вспомнила я. – Но как это может быть твоим именем?
– Мое имя представляет собой мою сущность, – продолжала Жас. – Сумму моего опыта. Пока помнят мое имя, я буду жить, даже если и умру. Понимаешь?
Ничего из ее объяснений я не понимала. Единственное, я уяснила, что Жас может умереть и вина за это ляжет на меня.
– Прости. Я очень перед тобой виновата, – сказала я, всеми силами стараясь не зареветь. – Ну почему только я схватила этот дурацкий свиток…
– Сейди, не надо извиняться. Я рада, что ты пришла.
– Но…
– Все происходящее имеет свою причину. Даже события, которые мы привыкли считать плохими.
– Это нечестно! – почти закричала я. – До жути нечестно!
Как Жас удавалось оставаться такой приветливой и по-взрослому спокойной, находясь в коме? Неужели то, что мы считаем тяжелыми и трагическими событиями, на самом деле – необходимые части некоего грандиозного замысла? Я не впервые слышала подобные рассуждения и всегда принимала их в штыки. Я терпеть не могла, когда мне пытались это внушить. Так рассуждали те, кто еще никого не потерял. Я потеряла маму. Потеряла отца. У меня вся жизнь пошла кувырком. За эти месяцы я много раз оказывалась на волосок от смерти. Возможно, я уже умерла или умирала. Мой брат если и не утонул, то был обречен умереть от укуса отвратительного чудовища, и я не могла его спасти.
– Нет никакой причины, – упрямо возразила я. – Жизнь полна случайностей. Она жестока. Она… она…
Жас улыбалась, глядя на меня так, как взрослые смотрят на малышей, лепечущих разные глупости.
– Слушай, ты мне специально все это наговорила, чтобы рассердить?
– Ну вот, теперь я вижу настоящую Сейди, которую мы все любим. Горе – бесполезное состояние. Когда
