прелесть. Марианна не успела его разглядеть, потому что смущение, окрасившее румянцем ее щеки, когда он поднял ее на руки, и в доме не позволило ей поднять на него глаза. Но она видела достаточно, чтобы присоединиться к общим восторгам с воодушевлением, отличавшим любую ее похвалу. То, как быстро он загарпунил осьминога и перенес ее в дом, показывало похвальную живость ума. Все, что с ним было связано, казалось чрезвычайно интересным. Доброе имя, живет на соседнем острове, а костюм для ныряния и ласты она отныне находила совершенно обворожительным нарядом. Ее фантазия бурлила исключительно приятными мыслями, так что боли, когда миссис Дэшвуд горячими каминными щипцами выжгла с ее шеи остатки присосавшегося дьявольского щупальца, она почти и не заметила.
Маргарет тем временем сидела в углу, не участвуя в общей кутерьме; от ее сбивчивого рассказа уже отмахнулись как от детской фантазии.
— На Марианну напало обезумевшее головоногое, — назидательно сказала Элинор, — а никакие не люди-гоблины из кустов.
Поэтому младшая из сестер просто смотрела в окно на остров и повторяла про себя те странные слова, если их можно назвать словами: «К'ялох Д'аргеш' Ф'ах. К'ялох Д'аргеш Ф'ах».
Сэр Джон навестил их, как только в буйстве непогоды наметился просвет, достаточный, чтобы можно было спуститься на воду. Ему немедленно пересказали, как сначала Марианна едва не утонула, а потом ее едва не искалечил гигантский осьминог, и тут же принялись выспрашивать, знает ли он джентльмена по имени Уиллоби с острова Алленгем.
— Уиллоби! — воскликнул сэр Джон. — Неужели он приехал? Замечательные вести! Завтра же сплаваю на Алленгем и приглашу его в четверг на обед.
— Значит, вы знакомы, — заметила миссис Дэшвуд.
— Знакомы ли мы? Еще бы! Он каждый год сюда приезжает.
— И что он за человек?
— Славный малый, лучше и не бывает, заверяю вас. Кладоискатель, удивительно меткий стрелок из гарпунного ружья, а лучшего пловца в Англии не сыскать, будь то в пресных или соленых водах.
— И больше вам нечего сказать? — возмутилась Марианна. — Каков он среди друзей? Какие у него увлечения, таланты, гений?
Сэр Джон несколько растерялся.
— Право, я слишком мало его знаю, чтобы рассуждать обо всем этом. Но он славный малый, у него внушительная коллекция пиратских карт, отличная свора кладоищеек и аквариум, полный собственноручно пойманных тропических рыб-людоедов, которых он кормит мелкими грызунами.
— Но кто он? — спросила Элинор. — Откуда? У него дом на Алленгеме?
Об этом сэр Джон располагал куда более полными сведениями. Выяснилось, что мистер Уиллоби ничем на островах не владеет, а дом его называется Комбе-Магна и находится в Сомерсетшире; сюда же он приезжает гостить во внушительной прибрежной усадьбе миссис Смит, пожилой дамы, которой он доводится родственником и наследником.
— Да-да, мисс Дэшвуд, очень рекомендую вам его поймать. Богатый наследник, а в придачу еще и собственное имение у него весьма недурно — на вашем месте я не уступил бы его сестре, невзирая ни на какие ее приключения в пасти осьминога. Не стоит мисс Марианне думать, что все женихи должны доставаться ей. Брендон станет ревновать, отчего из его щупалец могут вырваться злые силы с обычными последствиями, — добавил сэр Джон, содрогнувшись.
— Не думаю, что мистеру Уиллоби, — любезно улыбнулась миссис Дэшвуд, — причинят неудобство попытки моих дочерей его, как вы выражаетесь, поймать. Они воспитаны не в тех правилах, к тому же им хватает и других дел. Мы ничуть не опасны для мужчин, как бы они ни были богаты. Однако я рада узнать, что он достойный юноша и что знакомство с ним не будет неуместным.
— Славный малый, лучше не бывает, — повторил сэр Джон. — Помню, в прошлый сочельник у меня на Острове Мертвых Ветров он танцевал с восьми вечера до четырех утра и ни разу не присел.
— Неужели? — с горящими глазами воскликнула Марианна. — Конечно, с изяществом и задором?
— Да, а в восемь утра он уже встал и отправился на южный берег собирать мидий.
— Вот каким должен быть молодой человек, — вздохнула Марианна. — Чем бы он ни занимался, увлеченность его не должна знать меры, а он — усталости. Потому что стоит устать — тут-то тебя и съели.
С таким мудрым выводом торжественно согласились все Дэшвуды.
— Ах вот как! Ну что ж, теперь я вижу, — сказал сэр Джон, — теперь я вижу, что будет дальше. Вы положили глаз на Уиллоби, а о бедном калеке Брендоне и не вспомните.
— Это выражение, сэр Джон, я особенно недолюбливаю, — воскликнула Марианна в запальчивости.
— Какое? «Калека»?
— Нет, «положить глаз». Не выношу эти расхожие словечки, которые принято выдавать за остроумие: и «положить глаз», и еще «завоевать» — худшие из них. Намеки, в них заключенные, непристойны и грубы, и даже если когда-то их и можно было счесть каламбурами, то время давным-давно стерло последние следы оригинальности.
Выслушав эту отповедь, сэр Джон от души рассмеялся, огладил большими руками свою белоснежную бороду и ответил:
— Должен сказать, что тут, как ни крути, а завоеваний не избежать. Бедный, бедный Брендон! Он уже влюблен без памяти, и видели бы вы, как растопыриваются его щупальца, стоит упомянуть при нем ваше имя. Вот бы на кого вам глаз положить, чем с гигантскими осьминогами сражаться.
Глава 10
Уиллоби навестил Бартон-коттедж рано утром, чтобы справиться о здоровье Марианны. Миссис Дэшвуд приняла его с теплотой, вызванной равно и словами сэра Джона, и благодарностью, — все, что происходило во время его визита, говорило о вкусе, изяществе, взаимной любви и уюте, царящих в доме, с которым его свела вчерашняя схватка с осьминогом. Ну а чтобы убедиться в прелести его хозяек, ему хватило и первого знакомства.
У Элинор были тонкие, правильные черты лица и удивительно изящный стан. Марианна была еще красивее. Лицо ее было до того чудесным, что благовоспитанные лицемеры, называвшие ее красавицей, кривили душой несколько менее, чем обычно в таких случаях. Цвет лица у нее был нежнейшим, черты — безупречными; от восхищенного взгляда Уиллоби не укрылось также, что легкие у нее, должно быть, незаурядного объема; в ее черных глазах горел огонь, неизменно пленявший сердца. От Уиллоби этот огонь был поначалу скрыт смущением и беспокойством, чуть затянувшимся после нападения чудовища. Но, придя в себя, она заметила, что безукоризненные манеры сочетаются в нем с прямодушием и жизнерадостностью. Даже сейчас, не собираясь плавать, он оделся в костюм для ныряния, впрочем, вместо ласт и водолазного шлема на нем были высокие сапоги и шапка из лоснящегося меха выдры. Кроме того, его сопровождал ручной орангутанг Месье Пьер, послушно семенивший рядом и корчивший забавные рожи. Когда же он признался, что любит петь матросские песни и отплясывать джигу, Марианна посмотрела на него с таким одобрением, что до конца визита большую часть своего внимания он уделял ей одной.
Чтобы Марианна включилась в беседу, достаточно было упомянуть какое-нибудь из ее любимых развлечений. Она не умела молчать, когда начинались подобные разговоры, и всегда высказывала свое мнение без тени робости или сдержанности. Они быстро обнаружили, что их любовь к танцам и музыке обоюдна и что мнения их касательно того и другого совпадают. Марианна приступила к расспросам о его любимых книгах. Она обожала повести о пиратах, но больше всего ей нравились дневники моряков, потерпевших кораблекрушение, и сообщила она об этом с таким восторгом, что только совершенно бесчувственный молодой человек двадцати пяти лет мог бы не согласиться в ту же минуту с незаурядностью всех перечисленных ею трудов. Их вкусы оказались поразительно схожи. Они обожали те же книги и те же отдельные в них страницы, и особенно каждый любил то место в «Правдивом сказе о крушении корабля королевского флота „Невезучий“, записанном моряком Мериуэзером Чалмерсом, единственным оставшимся в
