переходить нельзя, Германии удалось бы внести серьезный раскол в ряды Антанты.
В начале декабря 1910 года Сазонов передал немецкому послу проект соглашения, воплотившего то, о чем договорились в Потсдаме. Пункт I гласил, что Россия обязуется не противодействовать осуществлению планов строительства Багдадской железной дороги и не строить препятствий для участия в этом предприятии иностранного капитала, при условии, что это не потребует от нее финансовых или экономических жертв. Пункт II: Россия свяжет Багдадскую железную дорогу с будущей Северо-Персидской железнодорожной сетью. Пункт III: Германия не будет строить сама и не будет оказывать финансовой или дипломатической поддержки строительству каких бы то ни было железных дорог в зоне от широты Багдада и русско-персидской границы к северу от Ханекина. Пункт IV: у Германии нет никаких политических интересов в Персии; цели, которые она преследует в данном регионе, имеют чисто коммерческий характер; она признает особые политические, стратегические и экономические интересы России в Северной Персии и не будет добиваться каких-либо концессий на территориях к северу от линии проходящей от Касре-Ширина через Исфахан, Йезд и Хак до афганской границы на широте Газрика.
Обязательства, принятые Россией согласно первому пункту договора, касались, по утверждению Сазонова, лишь ветки Конья—Багдад и оставляли российскому правительству свободу сотрудничать с Великобританией в продлении линии от Багдада до Персидского залива в будущем. В начале января газета «Ивнинг таймс» опубликовала оказавшийся в ее распоряжении проект соглашения, и, чтобы доказать, что данный вариант не соответствует действительности, обе державы согласились опубликовать полный текст. Переговоры теперь шли в основном по вопросу о соединении двух железнодорожных систем, так как Германия стремилась добиться от России обещания приступить к строительству связующего звена сразу, как только ветка от Садидже достигнет Ханекина. Этот вопрос осложнялся тем, что российское общественное мнение не одобряло выделения средств на строительство дороги, которая должна была открыть персидские рынки для германских товаров до того, как строительство железной дороги Энзели— Тегеран окажет подобную же услугу российской торговле. Чтобы преодолеть это препятствие, господин Сазонов предложил, чтобы обе ветки, Энзели—Тегеран и Ханекин—Тегеран, финансировались британским и французским капиталом, но при отсутствии гарантий от российского правительства эти предложения нельзя было принимать во внимание. Единственная другая возможность – позволить немцам строить дорогу самим – была для нас неприемлема, так как в этом случае они получали полный контроль над дорогой и могли использовать ее для переброски войск. 21 февраля Сазонов передал германскому послу пересмотренный план, согласно которому Россия обязалась получить концессию на строительство связующей ветки сразу, как только будет закончена линия Садидже– Ханекин. В первый пункт первоначального проекта были внесены указания на то, что обязательства России не препятствовать строительству Багдадской железной дороги относятся только к участку Конья—Багдад. Россия также особо оговорила, что в случае передачи ее прав на строительство связующего участка третьей стороне все остальные пункты соглашения остаются в силе.
Переговоры были прерваны в связи с серьезной болезнью господина Сазонова, выведшей его из строя более чем на девять месяцев, но позднее возобновлены исполнявшим обязанности министра иностранных дел господином Нератовым, который в июле внес на рассмотрение исправленный проект.
Переговоры пошли быстрее, поскольку у обеих сторон были причины желать их скорейшего завершения. Германия в это время вела трудные переговоры с Францией по проблеме Марокко и полагала, что наступил подходящий момент для опубликования договора, который, как она надеялась, продемонстрирует наличие близких отношений между ней и союзницей Франции. Со своей стороны, России приходилось учитывать начавшиеся в Персии внутренние конфликты, и она хотела получить от Германии заверения в отсутствии у нее каких-либо интересов в этой стране, чтобы развязать себе руки на случай, если понадобится прямое вмешательство. Германия отказывалась принимать ограничения, наложенные Россией на термин «Багдадская железная дорога», или согласиться на сохранение в договоре пункта III первоначального проекта, по которому она бы обязалась не строить никаких железных дорог к северу от Ханекина. Однако германский посол от лица императора Вильгельма решительно заявил, что Германия не будет строить в этой зоне никаких дорог, кроме тех, на которые она имеет право по условиям концессии Багдадской железной дороги. В дальнейшем она добилась для себя права получить концессию ветки Ханекин—Тегеран в случае, если Россия или финансовый синдикат, которому она передаст свои права, не начнет строительство в течение двух лет после завершения линии Садидже—Ханекин. Все ее требования были в конце концов удовлетворены, и договор в том виде, в котором он был подписан, стал дипломатической победой Германии. Изначальная ошибка господина Сазонова, заключавшаяся в том, что во время переговоров с господином Кидерлен-Вехтером он дал устные гарантии, все значение которых он тогда не осознавал, так и не была исправлена. Он поручился, что Россия без предварительной консультации с Великобританией и Францией снимет свои возражения относительно планов строительства Багдадской железной дороги, и, хотя впоследствии он пытался ограничить эти обязательства только веткой Конья—Багдад, с самого начала было ясно, что Германия будет настаивать на буквальном понимании соглашения.
Возможно, форсируя подобным образом финальную стадию переговоров, Россия желала обезопасить себя от реакции со стороны Германии на случай, если она начнет открытое вмешательство в дела Персии, но вскоре после подписания российско-германского соглашения отношения между Россией и Персией заметно ухудшились. Эти изменения были вызваны, главным образом, тем, что правительство Персии, несмотря на многократные протесты России, приняло на службу мистера Шустера и других американских советников. Одним из первых распоряжений мистера Шустера стало поручение майору Стоксу (бывшему одно время британским военным атташе в Тегеране) организовать таможенную жандармерию, область действия которой распространялась на всю Персию, включая российскую зону на севере, что было расценено российским правительством как нарушение британско-российских договоренностей, и только после наших энергичных представлений в Тегеране, в результате которых назначение Стокса было приостановлено, нам удалось убедить политиков России в чистосердечности наших намерений.
Но едва лишь этот инцидент успешно завершился, как пренебрежение мистера Шустера к особому положению России в Персии вызвало еще более серьезный кризис. Стремясь закрепить за собой полную свободу распоряжаться займами и железнодорожными концессиями, он нанес России серьезное оскорбление, назначив на должность налогового представителя в Тавризе англичанина (мистера Лекоффра). Ситуация обострилась до крайности, когда в ноябре он захватил одно шахское имение, которое было заложено в российском банке, и заменил там охрану, состоявшую из персидских казаков,[58] таможенными жандармами. Российское правительство сразу же выступило с ультиматумом, требуя извинений и восстановления персидских казаков на прежнем месте в течение сорока восьми часов. Поскольку персидское правительство ушло в отставку, чтобы избежать исполнения этих требований, был отдан приказ об отправке в Казвин дополнительных сил для укрепления подразделений, которые будут посланы на взятие Тегерана.
Напрасно старался я убедить исполняющего обязанности министра иностранных дел, что захват Тегерана будет иметь серьезные последствия для российско-британских отношений. Хотя господин Нератов и уверял меня, что у России нет желания нарушать принцип территориальной целостности Персии, он не только не отменил уже данные приказы, но и заявил, что в случае если персидское правительство не согласится на условия ультиматума до того, как российские войска высадятся на персидском берегу, то потом будут выдвинуты дополнительные требования. С господином Коковцовым, ставшим преемником господина Столыпина на посту председателя Совета министров, мне удалось достичь большего; после непреклонной позиции господина Нератова я был приятно удивлен получить от него безоговорочные заверения, что, как только два первоначальных требования России будут удовлетворены, войска будут отозваны. Однако господин Коковцов делал такие заявления без учета мнения своих коллег по правительству. Тем временем российские войска высадились в Энзели и был объявлен второй ультиматум, в котором были выдвинуты требования возместить все расходы на военную экспедицию, уволить мистера Шустера и мистера Лекоффра и дать обещание, что в будущем персидское правительство не будет нанимать на службу иностранцев без предварительного согласования с русским и британским правительством.
Объявление второго ультиматума, вопреки недвусмысленным обещаниям, данным мне премьер- министром, естественно, вызвало протест британского правительства. В разговоре с господином Нератовым
