— Эндрю!
Не успел Эндрю спешиться, как попал в горячие объятия. Тетушка Белла обычно не проявляла своих чувств так пылко, но когда племянник возвращался домой — где бы он ни был, — она позволяла себе забыть об обычной сдержанности.
— Ты совсем замерз! — Белла, хмурясь, отступила на шаг, чтобы лучше разглядеть Эндрю. — И такой бледный! Что-нибудь случилось?
Вопрос был задан с осторожностью: тетушка Белла за все эти годы не утратила привычной осмотрительности. Эндрю только улыбнулся и покачал головой. Не мог же он рассказать о погоне за их отрядом в Шан Моссе, о смерти Генри, о тревогах из-за нового указа Осберта, — все это ничего не значило бы для Беллы.
— Нет, дорога обратно была нетрудной: снега еще не очень много.
— Ты наверняка голоден! Пошли скорее в дом, ты хоть согреешься. — Белла повернулась и повела племянника в холл. Знакомые деревянные панели на стенах, ярко горящий камин, три факела на противоположной стене — все в точности так, как Эндрю помнил.
До чего же хорошо вернуться домой!
Белла не позволила ему долго любоваться знакомой картиной. Обняв племянника за плечи, она повела его к величественной лестнице в дальнем конце помещения, говоря по дороге:
— Лоренс скоро вернется. Ты увидишься с ним за ужином. Я приказала приготовить тебе ванну, как только узнала, что ты показался на дороге. По-моему, ты вырос еще на дюйм с тех пор, как уехал.
Эндрю рассмеялся и оглянулся, чтобы удостовериться: никто, кроме тетушки, его слов не услышит.
— Финлей говорит, что к лету я стану таким же высоким, как он сам.
Улыбка Беллы стала заметно более натянутой. Эндрю не обратил на это внимания. Он давно уже привык к ее отношению ко всему, что касалось его поездок в Анклав. Если бы Белла могла повернуть все по-своему, он вообще не мог бы туда ездить и должен был бы удовлетвориться редкими посещениями матери, совершаемыми в глубокой тайне.
— Что ж, не сомневаюсь, что так и будет, — наконец сказала она. Ее собственное сходство с Дженн было совершенно поразительным, хотя она была выше сестры, а теперь еще и заметно полнее. У Беллы были такие же сверкающие синие глаза, такие же густые черные волосы, хотя на висках появились седые пряди; впрочем, они казались скорее украшением. Она бывала жесткой и неуступчивой, но Эндрю все равно любил тетушку, несмотря на некоторую ограниченность ее взглядов.
Они дошли до площадки, откуда коридоры расходились — один в восточное крыло, другой в северное. Там Белла остановилась, пригладила волосы и поправила юбку своего серого зимнего платья.
— И как поживает твоя... мама?
Этот вопрос она рано или поздно задавала всегда; в отсутствие Лоренса скорее рано.
— У нее все хорошо. Она предвкушает свой следующий приезд сюда.
Белла смотрела на племянника расчетливым и немного боязливым взглядом. Следующий вопрос она задала сдавленным голосом:
— А что-нибудь еще случилось, пока ты был там? Что-нибудь еще?
Ох... Эндрю не мог поднять на Беллу глаз. Он смотрел в пол, чувствуя, как часть его души мучается стыдом, в то время как другая часть испытывает облегчение. Если бы только ему удалось понять собственное отношение к колдовству...
— Нет, ничего. Я... я думаю, что Финлей махнул на меня рукой.
— В каком смысле?
— Ты не беспокойся, тетя Белла, — прошептал Эндрю. — По-моему, я никогда не стану колдуном.
Ее молчание заставило в конце концов Эндрю поднять глаза. Лицо Беллы оставалось бесстрастным. Потом она протянула:
— Может быть, это и неплохо?
Эндрю пожал плечами: все равно от него тут ничего не зависело.
— Иди и скорее прими ванну. Мы ужинаем в зимней столовой. Спускайся, как только переоденешься. Мы все по тебе скучали. Добро пожаловать домой. — Белла быстро поцеловала племянника в лоб и ушла.
Эндрю по коридору прошел в свою спальню. Дверь была гостеприимно распахнута, внутри горели свечи, в камине потрескивали дрова. На деревянном полу лежал толстый синий ковер, задернутые занавеси не позволяли сквознякам пробраться в комнату, на постели лежала чистая одежда.
Дома. Он дома.
Эндрю закрыл дверь и стянул с себя куртку, потом сбросил сапоги и потянулся. Подойдя к северному окну, он взялся за занавесь и прислушался.
Его охватило знакомое приятное возбуждение.
Никто не пришел, никто не постучался в его дверь. Он мог наконец на несколько минут остаться в одиночестве.
Эндрю быстро откинул занавесь и заглянул в оконную нишу. Ночная темнота не позволяла ничего увидеть за окном, но Эндрю интересовало совсем другое. Ловкие пальцы ощупали стену слева. Боязнь разочарования заставила сердце Эндрю заколотиться быстрее. Один из камней, с виду ничем не отличавшийся от остальных, повернулся; за ним открылось углубление. Эндрю был уверен, что никто, кроме него, об этом тайнике не знает.
Точнее, никто, кроме него и еще одного человека, кто бы это ни был.
