казаться еще темнее, чем она была раньше. Финлей захлопнул тетрадь и вернул ее на стол. Все было полно какой-то ужасной неизбежностью...
— Что еще ты тут прячешь? — начал он.
— Ничего.
— Почему ты мне не доверяешь?
— Возможно, потому, что ты вламываешься в мою комнату, читаешь мои личные записи, — словно я каким-то образом принадлежу тебе, словно я что-то тебе должна и ты намерен получить это любыми средствами.
Финлей вслушался в ее слова, вслушался в глубокую тишину, последовавшую за ними. Он всматривался в Дженн — она выглядела слишком маленькой, слишком хрупкой для задачи, которую на себя взвалила, слишком близкой и к поражению, и к победе.
— Расскажи мне об Эндрю.
Дженн покачала головой, не спуская с Финлея глаз.
— К Эндрю наши дела не имеют никакого отношения.
— Ты не можешь до бесконечности его опекать.
— Он еще ребенок.
— Да, но у меня три дочери, которые младше его, и я так их не опекаю.
— Твои три дочери не подвергаются таким опасностям, каким подвергается Эндрю. — Дженн отвернулась и взмахнула рукой, зажигая свечи. Закрыв дверь, она прислонилась лбом к створке. Дженн выглядела ужасно усталой. — Ради всех богов, Финлей, подумай: Эндрю проводит по полгода при дворе. Нэш знает, что он мой сын. — Дженн закрыла глаза, пытаясь отгородиться от Финлея и его требований, его гнева и его правоты. — Каждый раз, когда он отсюда уезжает, я гадаю, не в последний ли раз его вижу. Нэшу было бы так легко захватить его, воспользоваться им в борьбе со мной, заставить меня покинуть убежище, — но он почему-то этого не делает. Ответ был очевиден.
— Он еще не готов. Он недостаточно силен для противостояния с тобой. — Нахмурив брови, Финлей наклонился вперед. — И он никогда не проявлял к Эндрю интереса, верно? Он не может знать, что Эндрю — сын Роберта...
Дженн резко оттолкнулась от двери.
— Прощу тебя, Финлей, не нужно этого касаться, хорошо? Ее слова разрушили какую-то преграду в душе Финлея.
— Зубы Минеи, Дженн, я всегда был Эндрю почти отцом! Разве я не имею права знать? Разве мое мнение не должно играть роли в его судьбе, в его будущем? Что это за книги у тебя на столе? И почему ты отвергаешь открытие Генри, едва с ним познакомившись?
— Я его не отвергаю... — начала Дженн, но Финлей поднял руку и ткнул в нее пальцем, вдруг поняв то, что раньше совершенно ускользало от его внимания. Теперь же уверенность переполняла его, выплескивалась словами.
— Ты боишься, что об Эндрю тоже говорится в пророчестве! В этом все дело, верно? — Финлей показал на книги и свитки на столе. — Ты это пытаешься найти! Так вот почему... О боги!
Дженн смотрела на него с нескрываемым ужасом. Финлею хотелось остановиться, хотелось притвориться, как это делала она, что ничего подобного и быть не может... Притворяться было бы настолько легче!
— Вы с Робертом были соединены Узами ради того, чтобы зачать Эндрю. — Уверенность в собственном голосе и удивила, и испугала Финлея.
— Нет, — выдохнула Дженн, отворачиваясь.
— Ты говорила... что чувствовала принуждение... быть близкой с Робертом той ночью, перед твоей свадьбой. Что он... тоже чувствовал принуждение...
— Он не взял меня силой.
Финлей подошел к Дженн, положил руки ей на плечи и прошептал:
— Он тебя любил — но знал, что вашими судьбами управляют непонятные силы. Это и заставило его бежать. Поэтому он и чувствовал, что предал тебя.
Дженн молчала, глядя в пол, как будто правда пугала ее больше, чем угрожающее будущее.
— Ты должна все ему рассказать.
— Ох, Финлей, какая польза ему будет узнать, что его отец...
— Нет, — тихо прервал ее Финлей, — я имею в виду, что ты должна все рассказать Роберту. Ты должна сообщить ему, что пророчество касается еще одного человека, а он об этом не знает.
Дженн резко подняла голову.
— Я не могу этого сделать.
— Даже если от этого будет зависеть его жизнь? И жизнь Эндрю?
— Как ты можешь быть в этом уверен — ведь Эндрю даже не упомянут в пророчестве!
— Слово Уничтожения тоже не упомянуто, но оно всю жизнь мучит Роберта!
— Роберту нет дела до Эндрю!
