такую гадость?
В ужасе она закрыла лицо руками:
— Господи, Маркус, простите меня! Я... сама не понимаю, что на меня нашло, зачем я это сказала... — дрожащим голосом бормотала она.
Маркус не ответил, но несколько секунд спустя она ощутила, как его сильное тело опускается рядом с ней на диванные подушки, как надежная теплая рука ложится ей на плечо.
— Доминик, — мягко заговорил он, — не извиняйтесь. Просто расскажите, что стряслось.
— Ничего, — безжизненным голосом ответила она.
— Я же не слепой. Я вижу, с вами что-то неладно. Пожалуйста, объясните, в чем дело.
Еще немного, и его мягкий, успокаивающий голос пробьет брешь в ее броне!
— Зачем?
— Затем, что мне тяжело видеть вас подавленной и расстроенной.
— Вам, кажется, вообще тяжело меня видеть! — огрызнулась она.
Он громко вздохнул и крепче сжал ее плечо.
— Думаю, вы понимаете, почему я старался с вами не видеться, — сухо ответил он.
Отняв руки от лица, Доминик подняла на него измученные глаза.
— Еще как понимаю! — прошептала она надломленным голосом. — Вы не можете забыть, что когда-то я была в вас влюблена, и боитесь, что я снова начну осыпать вас знаками внимания. Вас смущает сама мысль, что я могу быть к вам неравнодушна, и когда вы меня видите...
Договорить она не успела — он схватил ее за плечи и легонько встряхнул:
— Хватит, Доминик! Вы несете чушь! Сами не понимаете, что говорите!
Но она уже не помнила себя — отчаяние подстегивало ее и побуждало излить бессильный гнев.
— В тот день, когда мы с вами пили кофе в таверне, вы ясно дали понять: сама мысль о нашем... о нас с вами... для вас отвратительна! Да, отвратительна, и не пытайтесь это отрицать!
Его глаза сверкнули странным огнем — огнем, какого Доминик никогда прежде не видывала, от которого по спине у нее пробежал холодок.
— Отвратительна?! — рявкнул он. — Я был прав: вы еще ребенок, иначе поняли бы... — глаза его вспыхнули, но голос сделался обманчиво мягким, — поняли бы, почему мне лучше держаться от вас подальше.
Доминик изумленно округлила губы; глаза ее широко распахнулись.
— О чем...
— О чем я говорю, Доминик? Вот о чем!
Она не понимала, что он имеет в виду, пока голова его не склонилась и жесткие, требовательные губы не коснулись ее губ; а после слова стали не нужны.
Много раз наедине с собой Доминик мечтала о поцелуе Маркуса. Но реальность превзошла ее самые смелые мечты.
Вихрь ощущений подхватил ее и помчал над землею. Она тонула во вкусе губ Маркуса, в нежном прикосновении его ладоней, ерошащих волосы и гладящих шею.
Оттолкнуть его? Такое ей и на ум не приходило! Напротив: обхватив его за плечи и прильнув к мощной мужской груди, она прижималась к нему все крепче, словно надеялась слиться с ним навеки.
В ответ Маркус обнял ее и крепко прижал к себе. Доминик ощущала жар его тела, и от этого в груди ее все ярче разгорался ответный пожар.
Слабый стон Доминик гулко отдался в голове Маркуса. В висках у него шумела кровь. Губы Доминик оказались такими мягкими, податливыми, сладкими... слаще всего, что он когда-либо ощущал на вкус. Аромат ее тела обволакивал его, пробуждал бешеное, неутолимое желание. Он не мог оторваться от ее губ. Ему хотелось распробовать ее на вкус — всю, от макушки до пят. И губами, и руками, и сердцем.
Сердцем?
Шокирующая мысль обрушилась на него словно порыв ледяного ветра. Маркус поспешно разжал объятия.
Пораженная, едва дыша, Доминик поднесла трепещущую руку к припухшим губам.
— Маркус! — прошептала она.
В глазах его плескалось желание, смешанное с болью, и Доминик понадобилась вся сила воли, чтобы не броситься ему на грудь, не взмолиться о продолжении — о том, чтобы он уложил ее на кровать и овладел ею до конца...
Маркус торопливо пригладил волосы. Глубоко вздохнул. Но это не помогло — сердце его по-прежнему билось так, словно он пробежал целую милю.
«Что же это такое? — думал он в смятении. — Как я могу... как смею? Только не эту женщину!.. Только не так!..» Но рядом с Доминик он забывал обо всем на свете. И о чести, и о своем долге, и о том, кто он и кто она.
Застонав, он на миг закрыл лицо руками. Затем снова поднял на нее глаза:
— Поверьте, Доминик, я... я этого не хотел.
Доминик тяжело сглотнула — что-то сжало ей горло. Маркус целовал ее так, словно в самом деле желал. Если сейчас он скажет, что этот поцелуй ничего для него не значит, то разобьет ей сердце — точнее, то, что от него осталось.
— Вот этого говорить не стоило, — хрипло произнесла она.
Он судорожно вздохнул.
— Я пришел, потому что беспокоился о вас. Потому что хотел помочь. Но... — Со стоном стыда и отвращения к себе он протянул к ней руки.
В ответ Доминик, не задумываясь, протянула свои. Едва теплые пальцы Маркуса сжали ее ладони, внутри у нее словно что-то перевернулось.
Четыре года Доминик убеждала себя, что Маркус вовсе не рыцарь в сверкающих доспехах. Что он обыкновенный мужчина, которого пламенное воображение девочки-подростка превратило в идеального героя. Что пройдут годы, и Маркус Кент, королевский советник, станет для нее просто добрым знакомым.
Встретив Брайса, она поверила, что наконец-то сможет распрощаться с Маркусом раз и навсегда. Но в Брайсе она ошиблась. А Маркус... Он по-прежнему остался для нее рыцарем, идеалом, земным богом. И, должно быть, останется таким навсегда.
— Доминик, — хриплым от волнения, но нежным голосом заговорил Маркус, — я знаю, как потрясло вас исчезновение короля. Сейчас вы уязвимы и очень нуждаетесь в поддержке. Но я никогда не позволю себе воспользоваться вашей уязвимостью. Пожалуйста, простите меня.
Слезы потекли по щекам; Доминик не могла их остановить. Как не могла и отвести взгляд от чеканного лица Маркуса.
— Маркус, мне не за что вас прощать! Да, вы меня поцеловали, но я ответила на поцелуй! И потом... все равно... я...
Она сбилась и умолкла. Несказанные слова подстреленной птицей трепыхались в горле.
Он осторожно и ласково погладил ее по плечу.
— Что, Доминик? Если я вас расстроил, не стесняйтесь об этом сказать. Мне вы можете говорить все.
Его ласковое прикосновение, нежность во взоре, сострадание в голосе — все это лишило Доминик последних сил. Слишком долго она была одна, слишком долго мучилась от страха перед будущим. И теперь почувствовала: она умрет, если не поделится с Маркусом своей бедой. Немедленно. Сейчас же.
Сдавленно всхлипнув, она бросилась ему на грудь и, не таясь, зарыдала у него на плече.
Сжав ее в объятиях, Маркус бормотал ей на ухо какие-то бессмысленно-успокаивающие слова. Сердце его разрывалось на части; с ужасом и болью он понимал, что чувства его к этой женщине далеки от простого желания защитить.
— Все хорошо, Доминик. Все будет хорошо. Вы не одна. Пройдет время, и вам станет легче. Смерть
