пальцами.
Сидевшая на спинке его трона фурия Алекто начала видоизменяться, пока не превратилась в мужчину средних лет. На нем был костюм из ткани в тонкую полоску, в руке он держал портфель. Она… он, сидя на плече Аида, имел довольно странный вид.
— Ты! — выдохнул Нико.
— Я очень неплохо умею изображать адвокатов и учителей. — Фурия расхохоталась.
Нико задрожал от возмущения. Потом вновь обратился к отцу.
— Но почему ты освободил нас из казино?
— Ты знаешь почему, — сказал Аид. — Нельзя позволить, чтобы этот идиот — сынок Посейдона — был дитя пророчества.
Я сорвал рубин с ближайшего растения и швырнул его в Аида. Камень без всякого вреда для бога шлепнулся ему на колени.
— Ты должен помогать Олимпу! — крикнул я. — Все остальные боги сражаются с Тифоном, а ты расселся тут, ждешь…
— …когда все уляжется, — закончил за меня Аид. — Да, все верно. Может быть, ты скажешь мне, полукровка, когда в последний раз Олимп помогал мне? Когда в последний раз кому-либо из моих детей позволялось стать героем? С какой это стати я должен им помогать? Я остаюсь здесь со всеми моими силами в полном составе.
— А потом Кронос явится за тобой?!
— Пусть попробует. Он будет ослаблен. И тут при мне мой сын — Нико… — Аид с отвращением посмотрел на него. — Да, он пока не ахти что, тут я с тобой согласен. Лучше бы в живых осталась Бьянка. Но пусть еще годочка четыре подготовится. Мы до этого времени сумеем продержаться — тут нет вопросов. Нико тогда будет шестнадцать, как сказано в пророчестве, и тогда он примет решение, которое спасет мир. А я стану главным среди богов.
— Ты с ума сошел. Кронос сокрушит тебя, как только разделается с Олимпом.
Аид развел руками.
— Что ж, полукровка, у тебя будет возможность увидеть, так это или не так. Потому что ты будешь пережидать эту войну в моем каземате.
— Нет! — сказал Нико. — Папа, мы так не договаривались. И потом, ты мне еще не все рассказал.
— Я рассказал все, что тебе нужно знать, — отрезал Аид. — А что до наших договоренностей, то разве я не поговорил с Джексоном, как обещал? И вреда ему никакого не причинил. Ты получил свою информацию. Если тебе нужна была договоренность понадежнее, то нужно было заставить меня поклясться водами Стикса. А теперь отправляйся в свою комнату! — Он махнул рукой, и Нико исчез.
— Мальчику нужно получше питаться, — пробормотала Деметра. — А то кожа да кости. Ему нужно больше есть овсянки.
— Мама, хватит уже про овсянку! — Персефона закатила глаза. — Мой повелитель Аид, ты уверен, что мы не можем отпустить этого маленького героя? Он ужасно смелый.
— Нет, моя дорогая. Я сохранил ему жизнь. Хватит с него и этого.
Я был уверен, что она собирается меня защитить. Отважная прекрасная Персефона должна была меня выручить.
Персефона безразлично пожала плечами.
— Ну и прекрасно. Что у нас на завтрак? Я ужасно проголодалась.
— Овсянка, — сказала Деметра.
— Мама!
Обе женщины исчезли в вихре цветов и зерна.
— Не расстраивайся, Перси Джексон, — сказал Аид. — Мои призраки досконально информируют меня о планах Кроноса. Уж ты мне поверь: у тебя нет ни малейшего шанса вовремя его остановить. Сегодня к вечеру с твоей драгоценной горой Олимп уже будет покончено. Мышеловка захлопнется.
— Какая еще мышеловка? — спросил я. — Если тебе что-то известно, сделай что-нибудь! Или, по крайней мере, дай мне известить других богов!
Аид улыбнулся.
— А ты с характером. Нужно отдать тебе должное. Ну, теперь можешь развлекаться в моем подземелье. Мы к тебе заглянем лет этак… через пятьдесят — шестьдесят.
Глава восьмая
Никому не пожелаю так искупаться!
Меч вернулся ко мне в карман.
Вот уж вовремя — ничего не скажешь. Теперь я могу сколько угодно бросаться с ним на стены. В моей камере не было решеток на окнах. Да и окон не было. И дверей. Стражники-скелеты пропихнули меня прямо через стену, и она сомкнулась за мной. Я не знал — может, это помещение воздухонепроницаемо. Возможно, казематы Аида предназначались для мертвецов, а те, как известно, не дышат. Так что о пятидесяти или шестидесяти годах можно забыть. Я умру через пятьдесят — шестьдесят минут. А пока, если Аид не врет, к концу дня в Нью-Йорке сработает какая-то громадная мышеловка, и я никак, совсем никак не могу этому помешать.
Я сел на каменный пол, пребывая в полном отчаянии.
Не помню, чтобы я задремал. Но с другой стороны, возможно, сейчас было часов семь утра земного времени, а я уже с ног валился от усталости.
Мне снилось, что я на крыльце загородного дома Рейчел в Сент-Томасе. Над Карибским морем встает солнце. В море виднеются десятки деревянных островков, воду рассекают белые паруса. Запах соленого воздуха заставил меня задуматься — увижу ли когда-нибудь еще океан?
Родители Рейчел сидели за столом во дворике, а персональный повар готовил им омлет. Мистер Дэр в белом полотняном костюме читал «Уолл-стрит джорнал». Напротив него за столом сидела, вероятно, миссис Дэр, хотя я и видел только ее наманикюренные розовые ногти и обложку журнала «Конде нэст трэвелер».[6] Почему она на отдыхе читала журнал о том, где и как отдыхать, — это было выше моего понимания.
Рейчел стояла у перил крыльца и вздыхала. На ней были шорты и футболка с изображением Ван Гога. (Да, Рейчел пыталась меня просветить — рассказывала о живописи и всякое такое, но на меня это не произвело особого впечатления. А этого типа я запомнил только потому, что он отрезал себе ухо.)
Я спросил себя, уж не обо мне ли она думает и расстраивается, что я не поехал с ними на каникулы. Я-то об этом периодически думал.
Потом передо мной возникла другая сцена. Я стоял под Аркой в Сент-Луисе.[7] Я уже бывал там. Да я даже чуть там не умер.
Над городом бушевала буря — стена абсолютного мрака. Небо рассекали молнии. Неподалеку с включенными мигалками стояло несколько машин «скорой помощи». Из горы мусора (насколько я понял, это был рухнувший небоскреб) поднимался столб пыли.
Рядом кричала в микрофон репортерша: «Власти говорят, что это дефект конструкции, хотя никто, похоже, не знает, связано ли это со штормом!»
Ветер трепал ее волосы. Температура быстро понижалась — упала градусов на десять с того момента, как я там появился.
«К счастью, в здании никого не было — его предназначили к сносу, — продолжала она. — Но полиция эвакуировала всех из близлежащих зданий, опасаясь, как бы это обрушение не вызвало их…»
Девушка замолкла, потому что небеса прорезал грозный рев. Молния пронзила самый центр темноты. Весь город сотрясся. Воздух засиял, и волосы у меня на теле встали дыбом. По мощи взрыва я догадался: это не что иное, как удар молнии Зевса. Она должна была бы испепелить того, кому предназначалась, но черная туча только слегка отступила назад, из нее появился размытый кулак, который ударил еще по одной
