Гарден вздохнула.
– Нет, это я слишком груба. Даже не знаю, почему я так резко ответила. Извините. – Она вдруг хихикнула: – Может быть, вы знаете, почему я была так груба? Вы же психиатр.
– Вы совсем не были грубы, миссис Харрис. Может, слегка защищались, но это я могу понять. Незнакомый мужчина заговаривает с вами, даже не представившись… Дамы к такому не привыкли.
– Что значит «защищалась»?
64
На следующий день, когда Гарден вышла погулять, Френсис Фабер уже был на прогулочной палубе. Он приподнял шляпу:
– Доброе утро, ученица. Гарден пошла с ним рядом.
– Я, должно быть, надоела вам вчера своими вопросами. Извините.
Фабер засмеялся:
– Вы даже не представляете, какая это роскошь – так много говорить. В моей профессии все время приходится слушать других. Задавайте любые вопросы, умоляю вас.
У Гарден был один-единственный вопрос: как заставить мужа снова полюбить меня? Но задать его она не могла. И к тому же подозревала, что Фабер не сможет на него ответить.
– Как вы стали психиатром? – спросила она вместо этого.
История, рассказанная Фабером, оказалась длинной. Они успели погулять, покурить, еще погулять и поесть в опустевшем баре, с шампанским и сигаретами. Это была история бедности, тяжелой работы, учения и посвящения себя целиком страждущим.
– Так долго, – сказала Гарден, когда история была закончена. – Так много времени прошло, пока вы стали врачом. – Она была поражена, что кто-то мог работать так много и так долго, но не сдаться, не опустить руки.
– Да, на это ушло немало времени. Мне было уже за сорок, когда я получил первую ученую степень. Теперь мне пятьдесят, и я еду в Вену, чтобы начать учиться заново.
Пятьдесят! Он мог бы быть ее отцом.
– Что вы будете делать в Вене? – вежливо спросила она, едва не добавив «сэр».
В этот день Фабер предложил поужинать вместе.
– Я ем в одиночестве на балконе, – сказал он, – и сверху вижу, как вы тоже одна сидите за своим столом. Это так обидно, мы же можем прекрасно поужинать вместе. Я могу сам зажигать ваши сигареты вместо четырех официантов, которые сталкиваются, стараясь опередить друг друга.
Гарден подумала. Это было бы неплохо, но…
– Нет, – ответила она. – Нас могут неправильно понять. Вы же знаете, что говорят о происходящем на пароходах.
– Ну что ж, очень благоразумно. Меня это огорчает, но согласен. Однако не вижу причины, почему бы нам не встретиться после ужина в ночном клубе. Выпьем бренди и потанцуем. Здесь очень неплохой оркестр.
Так они и решили. Гарден слышала музыку, когда возвращалась после ужина к себе.
– С удовольствием, – ответила она.
– Как вы хорошо танцуете, доктор Фабер.
– Как вы хорошо льстите, миссис Харрис. Я знаю всего-навсего одно па. И просто безнадежен в чем- нибудь более современном, чем фокстрот.
Гарден подумала о мисс Эллис и своих уроках танцев.
– Почему вы улыбаетесь такой очаровательной задумчивой улыбкой? – тихо спросил Фабер.
Гарден рассказала о мисс Эллис и о том, какой бездарной ученицей оказалась она сама.
– Не могу поверить. – Они идеально танцевали вместе, их тела с безупречной координацией двигались в такт «Кто теперь?».
– Это правда. А потом было еще хуже. Знаете, я один раз попала под машину и, когда увидела, что она на меня едет, подумала только: «Слава Богу, теперь мне не надо идти на ту вечеринку…»
– Бедняжка. – Он крепче прижал ее к себе, чтобы лучше выполнить вращение. И потом уже не отпускал.
Гарден этого даже не заметила. Она была целиком занята новой мыслью.
– Если правда, что ничего случайного не бывает, я имею в виду – с точки зрения психологии, как вы думаете, может, я нарочно шагнула тогда на тротуар?
– Случайно нарочно?
– Да. Мне интересно. Господи, меня же могли убить. Как глупо! – Она увидела, что широкое плечо Фабера оказалось совсем близко от ее щеки. «Мне хотелось бы прислониться к нему головой, – подумала она, – закрыть глаза и танцевать всю ночь». Было так хорошо – музыка, движение их тел, ощущение сильной руки у себя на талии. Она резко остановилась. О чем только она думает? Ее нога споткнулась о ногу Фабера.
– Простите, – сказал он. – Я наступил вам на ногу?
