Когда Гест вернулся в большой дом, мужчины сидели у очага. Хельга тоже была там, выставила на стол еду и питье, пригласила откушать, но никто к угощению не притронулся.
Торстейн поднял голову, предложил Гесту сесть и послушать. А затем, призвавши гостей в свидетели, сказал, что, как только решится дело со Снорри, продаст Йорву, а вырученная сумма пойдет на приданое Аслауг.
— С кем бы она ни обручилась — с Гейрмундом или с кем другим, — добавил он, испытующе глядя на Геста.
У Геста отнюдь не возникло впечатления, что план этот сформулирован как вопрос, тем не менее он сделал вид, будто взвешивает за и против, и лишь затем кивнул и сказал, что надеется, Торстейн найдет его сестре жениха получше Гейрмунда или предоставит выбор самой Аслауг.
— Она всегда сама выбирала, — заметил Торстейн, и по лицам сидящих вокруг стола Гест понял, что нынче ночью сказано последнее слово.
Торстейн сообщил, что за зиму сумел заручиться поддержкой хёвдингов на юге и на востоке, чтобы, когда придет время, альтинг отклонил притязания Снорри.
— Но Снорри знает об этом, — продолжал он. — И будет мстить, пойдет на нас, правда только по окончании тинга, ведь лишь проиграв дело, он развяжет себе руки.
Торстейн умолк, отхлебнул из кружки, которую поставила перед ним Хельга. Остальные последовали его примеру. А он предоставил слово Клеппъярну.
Старик откашлялся, наклонился над столом и сказал, что в Рейдарфьорде, у Восточного побережья Исландии, стоит корабль, который по истечении двух недель лета отплывет в Норвегию. Кормчий, Хельги сын Скули, возьмет Геста на борт, если предъявить ему условный знак от Клеппъярна.
Гест вопросительно посмотрел на него и пробормотал:
— Это далеко.
— С тобой пойдет Горный Тейтр, — сказал старик, сделав знак рукой.
Только тут Гест обнаружил дикаря, тот сидел в дальнем углу, подобрав под себя ноги, и будто спал, укрывшись дремучими волосами и бородой. Один из Клеппъярновых людей вытащил его на свет, хёвдинг снял с него путы, предложил сесть. Тейтр, растирая запястья и щиколотки, алчно поглядывал на еду, и Торстейн жестом разрешил ему угоститься. Остальные молча, с интересом наблюдали за дикарем.
— Тейтр пойдет с тобой к Восточному побережью и в награду за это останется жив, — сказал Клеппъярн. — Хельги и его возьмет на корабль, коли он захочет уехать. — Он перевел взгляд на Тейтра, и тот, смекнувши, что речь о нем, согласно кивнул. — Но если Тейтр придет один, — продолжал Клеппъярн, пристально глядя на жующего дикаря, — Хельги его убьет. Если же не явится ни один из вас, Хельги пошлет сюда гонца, предупредит меня, и тогда Тейтру не сыскать надежного убежища нигде в Исландии.
Тейтр опять кивнул, высматривая, чем бы запить еду.
— Хельги доставит вас в Трандхейм, — снова заговорил старик, теперь уже глядя на Геста. — Корабль норвежский, однако на борту много исландцев, так что будьте осторожны, не болтайте лишнего. В Трандхейме Хельги передаст вас Эйстейну сыну Эйда, дружиннику ярла Эйрика,[20] он скажет, что вам делать дальше, ведь и в Норвегии тебе грозит опасность.
Клеппъярн отхлебнул из кружки, призадумался, потом добавил:
— Как говорил Торстейн, Снорри заявится сюда не раньше чем проиграет дело на альтинге, но уж тогда заявится непременно. Однако мы полагаем, что произойдет это ближе к осени.
Ныне всем известно, что Гест находится здесь, — для того мы и позволили ему зимой, точно барашку молоденькому, гулять по округе, — и пускай по-прежнему так и думают. Только по прошествии двух недель лета Иллуги, народ из этой усадьбы и я начнем прилюдно говорить, что Геста тут уже нет. Позже-то этого срока мало какой корабль отплывает из Исландии.
Клеппъярн замолчал, взглянул на Торстейна. Тот коротко вздохнул, встал и вышел куда-то вместе с Хельгой, а вернувшись, вручил Гесту кожаный кошелек.
— Ночами теперь светло, — сказал он. — Нынче, однако, пал туман. И вы прямо сейчас отправитесь с Иллуги в Гильсбакки. Я дам вам коней, но их вы оставите у Иллуги и дальше пойдете пешком. Иллуги снабдит вас съестными припасами. А коли еще что потребуется, добывайте в горах, в поселки-то вам спускаться нельзя, ни под каким видом. Держитесь меж ледников.
Хельга дала Гесту мешок с одеждой и одеялами. Он пристально смотрел на них на всех, хотел было сказать, что тяжеленько им сбагрить его с рук, хлопот многовато, да язык не повернулся, вдобавок он был готов к такому повороту, хоть и не отдавал себе в этом отчета. И понимал, почему здесь нет ни Гуннара, ни Свейна, ни Аслауг.
Он поклонился и поблагодарил.
Хельга сказала, что благодарить тут не за что, попрошайки и те не благодарят. Она тоже вручила ему кошелек с несколькими марками[21] серебра и браслетом, сплетенным из серебряной проволоки. Гест опять поблагодарил. Хельга коротко рассмеялась.
Челядинцы пошли седлать коней. А Торстейн, протянув Гесту боевой топор с окованной серебром рукоятью, торжественно произнес, что это прощальный и заслуженный дар, пожелал ему доброго пути и прибавил:
— Но в Исландию не возвращайся.
Тейтра тоже снабдили одеждой и одеялами, только оружия не дали. Хельга расцеловала Геста в обе щеки. А Гест сказал, что напоследок в Йорве ему казалось, будто все его родичи умерли, теперь же он знает: они живы. Потом попросил их позаботиться об Аслауг, сел на коня и поехал было прочь. Но тотчас остановился и спешился.
— Нет, этак не годится.
Он отдал поводья Торстейну, прошел в женскую светелку, прямиком туда, где вместе с Ревной помещалась Аслауг, тихонько разбудил сестру и спросил, сумеет ли она сохранить тайну.
— Я всегда умела хранить секреты. — Аслауг села на постели.
Гест шепотом рассказал ей про план бегства и про предстоящую продажу Йорвы, которая обеспечит ей какое-никакое приданое, а под конец прибавил, что не мог уехать, не сообщив сестре об этом.
— Что ж, теперь ты можешь ехать, — спокойно сказала она, положив руку ему на плечо.
— Да. — Гест выпрямился. — Но я вернусь.
На это она не ответила, только с улыбкой обронила:
— Ты сильный.
— Ты тоже. — Гест провел пальцами по шраму у нее на лбу и вышел вон.
Всю ночь лил дождь. До Гильсбакки они добрались только утром, и Геста ни на миг не оставляло ощущение, будто едут они не в ту сторону, а вдобавок будто они не одни, будто рядом находится какое-то диковинное незримое существо; на придачу он не успел перед отъездом выполнить решение, которое принял, как только понял, что его отошлют прочь из Бё: обойти всю усадьбу, все осмотреть и запомнить, покинуть Бё не так, как покинул Йорву, сохранить в памяти эту большую усадьбу, дома, лица и голоса, ведь ему было там хорошо, пусть даже росту ни на дюйм не прибавилось, и он решил непременно запоминать все хорошее — теплые руки матери и голос отца, заботливость Хельги и трагическую решимость Торстейна, — иначе не стать ему таким сильным, каким видит его Аслауг.
Обитатели Гильсбакки уже разошлись по своим делам. Иллуги запер Геста и Тейтра в овчарне на неогороженном участке, приказав сидеть днем тише воды ниже травы. Гест сразу уснул, и грезилась ему текучая вода. Проснувшись, они с Тейтром не разговаривали. Тейтр даже не смотрел на него, неподвижно сидел на своих одеялах, прислонясь к стене и завесив глаза кудлатой гривой. Поздно вечером пришел Иллуги, принес еду. Когда они закусили, Иллуги вывел их из овчарни к ручью по-над усадьбой, там их ждали мешки с припасами и кой-какое оружие.
От Иллуги Гест тоже получил подарки — топор и меч в искусных ножнах, а еще серебряный крест, хотя Иллуги крещения не принимал.
— Ростом ты не вышел, — сказал он с бесшабашной усмешкой. — Однако ж совершил большое дело. И кто знает, может, помимо отваги, тебе и что другое понадобится.
