необходимости и желании, просачивались на территорию самой части.
В первом городке это было не так заметно, потому что здесь располагалось командование бригады, и за проникновение посторонних лиц на территорию, (если, конечно, заметят), дежурным по КПП могло не хило нагореть. А нарушителя могли запросто сдать в местную милицию, чего они откровенно боялись. Попасть туда было просто, а вот выйти оттуда — уже гораздо проблематичнее. Местная милиция, обладая, конечно же, многими своеобразными нюансами — («брат, кум, сват и т. д.») — тем не менее, за основной закон держалась так же твердо. «Если с человека можно срубить бабло — значит, нужно его срубить»!
Однажды, еще до войны, пробравшись через КПП, местные «джентльмены удачи» ограбили офицерское общежитие прямо на территории части. Когда выяснилось, как именно «джентльмены» попали на территорию, командир части вменил в обязанность своим заместителям ежедневно проверять правильность несения службы на КПП первого городка. После этого местные посещать их, конечно, не перестали, но притихли.
Что касается остальных военных городков, разбросанных по городу, то там творилось вообще черти что! Не КПП, а проходной двор. И даже два грандиозных скандала, когда ночью были вскрыты автомобили, принадлежащих приезжим офицерам, поставленные на территории части, прямо возле КПП, ничего не изменили.
Причина была банальна — и рядовые, заступившие в наряд, да и сами офицеры, включая местных — тупо боялись тех гражданских, которые приходили в ним в «гости». Однажды, в артдивизионе из-за чего-то наряд решил воспрепятствовать проходу местных гопников в расположение. Разумеется, к ним тут же подоспела помощь, наряд избили. Дежурный по части стрелял в воздух, гопники неторопливо уехали на машине. А потом этого дежурного подловили в городе, и отделали так, что он, отлежавшись в госпитале, предпринял все возможные меры для того, чтобы вообще навсегда свалить из этого города. По крайней мере, свою семью он мгновенно эвакуировал.
Обращение в милицию было, но закончилось ничем. Никого не нашли, а точнее, никого, видимо, и не искали.
Все новобранцы знакомились с устоявшимся порядком вещей; разумеется, менять в нем ничего не собирались, а просто запоминали, как себя вести в такой ситуации, чтобы спокойно служить, и не получать лишний раз по морде. Попробуй не пусти какого местного жителя в часть, если он, скажем, идет в гости к местному же контрактнику или папоротнику. Потом получишь в табло и от гостя, и от контрактника, и от папоротника. Если только сразу не получишь.
Ситуация изменилась, когда в город влились выведенные из Чечни части. Местное население они воспринимали так же враждебно, как и чеченцев. Никакого страха перед ними не испытывали — только злобу. Но местная гопота слабо разбиралась в этих переменах, и попробовала вести себя как обычно.
В тот крайне неприятный для Карабасова осенний день, а точнее, уже темный вечер, к КПП артдивизиона подрулила тонированная «девятка». Оттуда вылезли двое, и попытались для каких-то своих целей пройти через КПП. Причем шли они свободно, не обращая на наряд никакого внимания.
— Куда? Назад! Кто такие? — остановил их рядовой.
— Ты чего, черт, оборзел?!
От такой наглости местные сначала слегка опешили, а потом один из них — крепкий, под два метра ростом — ударил рядового кулаком в челюсть с такой силой, что сломал ему ее. В это время нарядам на КПП выдавали автоматы. Приехавшие, может быть, и знали об этом, но им и в голову не могло прийти, что кто-то в здравом уме и твердой памяти решится их применить. Они не учли, что ни здравого ума, ни твердой в памяти в данной случае у совершенно трезвых солдат и в помине не было — остались там, в Чечне…
Второй боец из наряда, сержант, видя такое дело, передернул затвор, и ни секунды не размышляя, дал очередь, которая обоих непрошенных гостей срубила в доли секунды. Потом сержант вышел за дверь, и расстрелял «девятку», из которой на помощь товарищам уже пытались вылезти остальные пассажиры.
Короче говоря, сержант убил их всех. А потом совершенно спокойно сообщил дежурному по дивизиону, что на КПП было совершено нападение неизвестными, ранен рядовой, нападение отбито, а все нападавшие уничтожены.
Дежурный майор подавился чаем, который пил в этот момент, вскочил так, что уронил на пол кружку, но не стал даже ее поднимать, а помчался на КПП так, как будто за ним гнались волки. Когда он смог оценить то, что произошло, то тут же, минуя всех и вся, напрямую позвонил Карабасову. Тот ужинал дома. Но когда узнал о происшествии, то мгновенно бросил все, вскочил в личный транспорт, и примчался на место событий.
Милиции не было, так как со стороны пострадавших никто ее не вызвать не мог, а майору не вызывать «ментов» приказал сам Карабасов. Сначала он хотел разобраться с тем, что случилось, на месте сам.
Когда он прибыл, здесь уже был и другой майор — Старков — командир подразделения, из бойцов которого и был назначен злополучный наряд на КПП.
— Вы что наделали? Вас посадят! — заорал Карабасов, когда сам лично увидел всю картину происшедшего.
— Вызывайте милицию, — приказал он дежурному по дивизиону. И тут получил совершенно неожиданный отпор.
— Сначала нужно обезопасить моих бойцов, — сказал Старков. — Их местным ментам сдавать нельзя. Они выполняли свой долг. Пусть менты разбираются, что это за «черные» на них напали.
Карабасову показалось сначала, что он ослышался, и он даже открыл рот, чтобы переспросить, но Старков его опередил, и достаточно ясно и жестко сообщил о своей позиции сам.
— Мне глубоко насрать, — сказал он, — на мою дальнейшую военную карьеру. Тем более, что я больше не хочу служить в этой армии господам Эльцину, Лебедю и прочей сволочи. Я вообще очень хочу уволиться, и свалить отсюда. У меня двоюродный брат в Канаде живет — он приглашает. Но у меня есть обязательства перед этими ребятишками, которые вместе со мной полвойны прошли, и меня спасали, и я их спасал. Я не отдам их на растерзание всякой местной сволочи. Приедут менты, я подниму свое подразделение в ружье. И тогда посмотрим, кто кого. Я лично между чеченскими бандитами, и местными, пусть и в ментовской форме ходят, никакой разницы не нахожу.
Майор говорил очень спокойно, и Карабасов непроизвольно посмотрел ему в глаза. Пустые это были глаза, мертвые. И тогда полковнику стало ясно, что этот майор давно ничего и никого не боится, сверяет свои поступки только со своей собственной совестью, и сделает именно то, и именно так, как и говорит.
И тогда Карабасов пошел в дежурку, закрылся на узле связи, и, несмотря на очень позднее время, стал звонить друзьям в Ростов — в штаб СКВО.
Он дозвонился, его серьезно выслушали, помолчали, попросили подождать, а потом посоветовали срочно собрать наряд, собрать все их документы, дать сопровождающего, посадить немедленно на машину, и везти в Ростов, и только когда машина минует пределы Дагестана, известить о происшествии местную милицию.
Карабасов вышел в дежурку, собрал дежурного, майора Старкова, и отдал указания. Выполнены они были немедленно.
И уже под утро, когда сам Карабасов получил от отправленного им офицера сообщение о пересечении «шишигой» границ Дагестана, он позвонил начальнику милиции.
К счастью, ни у кого из убитых влиятельных родственников, которые могли поднять бучу, не оказалось, и дело, хоть и не так быстро, но спустили на тормозах.
А Карабасову оставалось только терпеть. Всем «чеченцам» обещали очень скорое увольнение в запас. Нужно было просто без подобных жутковатых происшествий дождаться, когда они все свалят по домам, а с новобранцами таких проблем уже быть не могло…
Зато посыпались жалобы от офицерских жен, и местных женщин — военнослужащих. Как-то сразу им стало весьма неуютно в родном городе.
Косые взгляды, угрозы по телефону, и прочие меры морального воздействия еще можно было бы пережить — просто не обращая на них внимания. Но дело начало доходить и до прямого физического воздействия — одну женщину в военной форме избили по дороге службу. Причем она была из местных — кумычка по национальности. Другую контрактницу — жену русского старшего лейтенанта — пытались прямо на улице затащить в машину. Она страшно кричала, отбивалась, получила за это кулаком в лицо, но, по счастью, ее услышали солдаты из разведвзвода, проходившие по улице, и бросились на помощь.
