из Германии в Швейцарию с целью лучшего их сохранения. Подобное объяснение явно не выдерживало критики. Французская католическая пресса никогда не получала ни одной копейки из этих денег; кроме того, газеты Антони, Штюрмеля и Росса никогда не интересовались судьбой католиков.
Что касается 2-го бюро, то оно прекрасно знало, кто такой был аббат Траутман. За 18 месяцев до начала войны он уехал в Берлин, где совещался с Геббельсом: Затем отправился в Польшу, где безрезультатно пытался убедить польское духовенство в необходимости сотрудничества с Гитлером. Когда Германия напала на Польшу, Траутмана там уже не было. Он был на пути в Бразилию с новым заданием Геббельса.
2-е бюро знало еще больше. В 1938 году швейцарская полиция арестовала юриста по имени Вильди и агента гестапо Бонгарца в тот момент, когда они встретились на вокзале в Базеле. В тот же день в Базеле находился и Росс. Однако поскольку он был депутатом французского парламента, полиция не осмелилась арестовать его. Вскоре пришлось освободить и арестованных Вильди и Бонгарца, так как невозможно было доказать, что их деятельность направлена против Швейцарии.
2-е бюро легко установило, что в течение последующих месяцев в Базеле состоялись многие совещания между Вильди, Траутманом и Бонгарцем, причем возглавлял эти совещания доктор Роберт Эрнст. Эрнст был главным организатором гитлеровской пропаганды в Эльзас-Лотарингии или, выражаясь точнее, он был главой немецкого шпионажа, действовавшего в этом пограничном районе. Во время этих встреч Бонгарц распределял крупные суммы денег. Источник этих денег ясен хотя бы из того, что у Бонгарца было разрешение на вывоз из Германии неограниченного количества валюты. Подобные разрешения выдавались очень редко, причем только лицам, состоящим на государственной службе.
Росс, Антони и Штюрмель были арестованы 2-м бюро. Однако случаи, когда французская разведка вылавливала очень крупных гитлеровских агентов, были редки. Только очень немногие из тех, чей арест был назначен на день объявления войны, были действительно задержаны. Как уже упоминалось, всего было арестовано лишь 118 человек, большей частью «мелочь». И эти аресты не повлекли за собой задержания более крупных лиц. Гитлеровцы заранее предупредили это следующим образом. Мелкие агенты обычно не знали местопребывания своих начальников. С ними держали связь только по телефону и приказывали явиться в такое-то кафе или бар.
Однажды 2-е бюро освободило одного из арестованных в Париже и установило наблюдение за его квартирой и телефоном. Вскоре действительно последовал телефонный звонок и приказание придти в кафе неподалеку от Оперы. Туда направилось несколько сотрудников 2-го бюро. Но ни немецкий агент, ни его начальник так и не пришли в кафе. Когда агент был вновь арестован ночью в своей квартире и подвергнут допросу с пристрастием и физическим воздействием, то он показал, что на пути в кафе его перехватил начальник, усадил в такси, и оба они уехали. По-видимому, германский агент был хорошо осведомлен о намерениях 2-го бюро.
Между прочим, с начала войны 2-е бюро не проводило больше важных совещаний в своем здании. Всякий раз совещания проводились в новом месте: в военном министерстве, Доме инвалидов или где-нибудь еще. Официальное объяснение гласило, что поскольку Даладье очень занят, 2-е бюро вынуждено повсюду следовать за ним. Но было и другое, менее юмористическое и более правдивое объяснение, которое, разумеется, не было оглашено.
За три дня до войны некий Герен надолго покинул свою квартиру, расположенную на бульваре Сен- Жермен, как раз напротив здания 2-го бюро. Он отправлялся путешествовать по морю. Однако для этой поездки он взял с собой явно чрезмерное количество багажа. Шофер такси, который довез его до вокзала, уронил один из тяжелых чемоданов. Чемодан раскрылся, и оттуда выпало множество фотопластинок и фотоаппаратов. Герен раскричался и заявил, что привлечет шофера к ответственности, если окажется, что ему нанесен какой-либо ущерб. По сути дела именно его крик, а не содержимое чемодана, и привлек внимание сначала прохожих, а затем и полицейского. При виде дорогих фотоаппаратов и пластинок у полицейского возникли сомнения, и он приказал Герену вернуться назад.
При допросе Герен дал довольно странное объяснение случившемуся. В чемодане действительно находились фотоаппараты с телескопическими линзами; что касается снимков, то на них действительно был изображен вход в здание 2-го бюро, заодно и все те, кто входил в это здание. Но, как заявил Герен, он работал во 2-м бюро и сделал эти снимки по специальному приказанию. Не будет ли полицейский настолько любезен и не позвонит ли он во 2-е бюро, чтобы выяснить это недоразумение? Полицейскому это предложение показалось неплохим выходом из положения; он подошел к телефону и снял трубку. Затем он очнулся уже в госпитале от страшной головной боли. Что касается Герена, то он к этому времени уже исчез. Оставшиеся же после него материалы явно доказывали, что в течение ряда лет каждый входивший в здание 2-го бюро был заснят германской разведкой.
В первые недели войны деятельность 2-го бюро весьма разрослась. К работе было дополнительно привлечено более 200 человек. Да и сама работа очень усложнилась. Каждая армейская дивизия имела теперь свою разведку, которая находилась в постоянной связи со 2-м бюро.
В то же время затруднялась связь с агентами, находившимися во враждебных странах. Конечно, каждая разведка готовилась к войне. Все агенты 2-го бюро, действовавшие в Германии, должны были выехать в какую-либо нейтральную страну, по крайней мере, за 48 часов до объявления всеобщей мобилизации. Каждый агент точно знал, куда именно он обязан выезжать. В Германию же прибыла армия новых шпионов из различных нейтральных стран, шпионов, еще не известных германской контрразведке (на это, во всяком случае, надеялись французы). Проведение всех этих мероприятий требовало времени и сил.
Самым худшим было, однако, то, что германская разведка в течение всей войны не переставала действовать в самом Париже. По сути дела штаб ее и не покидал пределов столицы. В январе 1940 года она нанесла свой первый удар.
В военном министерстве появился инженер, серб по национальности, и предложил новое военное изобретение, значительно упрощающее пользование полевыми кухнями. Идея его показалась новой и ценной. Проведенное 2-м бюро расследование обнаружило, что он прожил в Париже более 10 лет и был вполне благонадежен. Затем ему было разрешено построить одну полевую кухню в экспериментальных целях. Для постройки опытной кухни был избран пункт, неподалеку от которого находился арсенал, и было расквартировано несколько полков.
Изобретатель экспериментировал несколько недель. Ему был выдан пропуск, который разрешал ему проходить повсюду, в том числе и в арсенал. Он мог ознакомиться с пулеметами новейшей конструкции и другим вооружением; он мог также делать зарисовки, которые, как выяснилось, через Брюссель отправлялись в Берлин.
По всей вероятности, он никогда не был бы разоблачен, если бы в дело не вмешалась женщина. Изобретатель был женат на женщине сербской национальности, но бросил ее. Совершенно случайно этой покинутой жене, знавшей о связях своего мужа с гитлеровцами, стало известно о его экспериментах. Однако она сообщила об этом властям только тогда, когда убедилась, что муж ее живет с другой женщиной.
Она обратилась в полицию и рассказала сыщику все, что знала о своем муже. Сыщику следовало немедленно передать все дело непосредственно во 2-е бюро. Вместо этого он стал расспрашивать женщину, почему она доносит на мужа. Когда же она рассказала ему о своей сопернице, то он рассмеялся. «Ревность», — решил он и забыл обо всем.
Однако женщина не успокоилась и рассказывала свою историю каждому, кто только соглашался ее слушать. В конце концов, хозяйка дома, где она снимала квартиру, передала дело во 2-е бюро. Изобретатель был подвергнут повторной проверке, на этот раз более тщательной. И обнаружилось нечто почти неправдоподобное. Так называемое «изобретение» не представляло ничего нового. Оно в течение некоторого времени уже использовалось в германской армии. Более того, французская армия тоже знала о нем, но им в свое время не заинтересовалась. Шпион был арестован лишь после того, как уже успел нанести известный вред.
Спустя примерно месяц на одном из основных самолетостроительных заводов Франции, расположенном в предместье Парижа, появился инспектор по сбору налогов. Он прибыл рано утром и сообщил, что должен проверить книги, чтобы выяснить, все ли рабочие охвачены социальным страхованием. Дирекция предоставила ему книги, и человек засел за подсчет рабочих, часов выработки и
