Пожилой командир полка Енгондлову осыпал похвалами воинов Изи-ц'ве. Его восхитила их тактика ближнего боя и метод «зацепи слева», при помощи которого они отводили в сторону щит врага, а затем наносили смертельный удар в бок, оставшийся без прикрытия. О Чаке он сказал, что Нодумехлези настоящий Сигиди («тысяча»), — то есть он один стоит тысячи воинов, — и назвал его Нкалаката («нечто огромное»): его украшенная перьями голова возвышается над всеми другими, там, где бой ведется с особенным ожесточением. Наконец, он заявил, что Чака не только величайший воин, какого видели армия и страна, но обладает также иканда (разумом), и, хоть он и молод, в будущем надо будет прислушиваться к его словам. Оратор обещал «проглотить все слова», какие он произнес о Чаке на предыдущем заседании совета.
Дингисвайо поддержал старого командира и обещал в знак уважения щедро вознаградить Чаку за счет скота, подлежавшего конфискации у Звиде. Чака поблагодарил его; к этой благодарности присоединились и все остальные члены совета. По обычаю нгуни, все присутствующие выражали признательность за дар, сделанный одному, как если бы каждый из них получил подарок.
Чака снова поблагодарил короля, но добавил, что лучше бы его награду уменьшить, а вознаграждение его воинов соответственно увеличить — они хорошо сражались в этот день. Всегда правильнее обрадовать многих, нежели одного. Такое великодушие[55] заставило членов совета онеметь. Они с удивлением разглядывали Чаку, ибо подобный альтруизм, проявляемый командиром но отношению к рядовым воинам, был для них внове. Слова Чаки имели историческое значение — они повлияли на ход событий не только в настоящем, но и в будущем. Правда, их встретил ропот недоверия, но он тут же сменился громкими приветственными возгласами. Один лишь Дингисвайо с самого начала не удивился и смотрел на Чаку с улыбкой понимания и одобрения.
Он спросил Чаку, как поступить со Звиде и племенем ндванде. Чака, не колеблясь, дал жестокий ответ. Он посоветовал своему королю убить Звиде и Нтомбази, а также всех наследников Звиде: Звиде вероломен и никогда не простит свое унижение. Если же Дингисвайо не убьет его, то настанет день, когда Звиде сам убьет Дингисвайо, и его череп пополнит вонючую коллекцию в хижине Нтомбази. Что же касается Нтомбази, то она просто колдунья, которую надобно посадить на один из кольев, окружающих ее крааль, и затем поджаривать на костре.
Кроме того, следует сжечь все краали ндвандве, забрать их женщин, детей и скот и переселить в страну мтетва. Мужчины скоро последуют за ними, и тогда вся их община смешается с народом, подвластным Дингисвайо.
— Врагу надо наносить такие удары, от которых он уже не сможет оправиться, — говорил Чака. — Либо он перестанет существовать как самостоятельное племя, либо снова попытается схватить нас за горло.
— Если уж дело доходит до войны, то пусть это будет война не на живот, а на смерть, — добавил он. — Но к тем, кто подчиняется добровольно[56], следует проявлять великодушие.
Многие члены совета, особенно полковые командиры, энергично поддержали Чаку, остальные молчали, ожидая, что скажет Дингисвайо. Он снова признал, что Чака во многом прав, особенно в вопросе о «спасительной сени»[57]. Однако тут же заявил, что наморен продолжать политику примирения и все еще надеется достигнуть своих целей с минимальными кровопролитиями, бедами и разрушениями. Он предложил оштрафовать Звиде на две тысячи быков и небольшое количество коров. Дингисвайо полагал, что эта мера послужит спасительным уроком для Звиде, который и без того потерял много людей и оставил на поле брани свой престиж, а также окажет большое влияние на соседние племена. В конце концов возобладала точка зрения Дингисвайо. Если бы он остался в меньшинстве, то, вероятно, закрыл бы заседание, отослал оппозиционеров с различными поручениями и собрал новое заседание, где большинство принадлежало бы его сторонникам, а на отсутствующих или оставшихся в меньшинстве наложил штраф в пользу их вождя и короля.
Вплоть до уплаты контрибуции войско Дингисвайо стояло лагерем в стране ндвандве и некоторое время помогало последним пить их пиво и есть кукурузу и мясо. Дингисвайо поощрял всяческие увеселения, полагая, что они помогут победителям и побежденным сдружиться.
Но вот оккупация закончилась, и войско вернулось домой. Хронисты подробно описывают встречу Чаки с Пампатой, но что еще важнее — передают содержание примечательной беседы, которая состоялась в это время между ним и матерью его Нанди.
Чака не имел обыкновения доверяться даже ей, но, возвратившись из похода против Звиде, молодой полководец отвел свою мать в сторону и сказал ей:
— Мама! Скоро я смогу спать спокойно, подобно другим мужчинам, ибо приближается время, когда я стану большим вождем, быть может, самым главным в стране. Именно к этому я стремился с того самого дня, как нас выгнал Сензангакона. Ты же станешь главой своего собственного крааля и большой силой в нашей стране. Тот, кто заставит тебя нахмуриться, уже в этот миг будет все равно как мертв. А живущие под твоей сенью станут благоденствовать, как никто. Кого ты простишь — будет прощен. Бери из моего стада столько скота, сколько тебе понадобится, он твой так же, как мой. Ничего не жалей для себя и друзей твоих и запомни хорошенько, что истинные друзья, — это те, кто был добр к тебе в дни горя и нищеты, а не те, кто приходит теперь только для того, чтобы поесть у тебя мяса. Особенно же заботься о Пампате. Хотя я никогда не женюсь, она после тебя самый близкий моему сердцу человек.
Нанди огорчилась, так как мечтала стать когда-нибудь бабушкой. Хотя Пампата была женщиной простого происхождения, это не могло помешать ей породниться с Домом левой руки[58] или даже Большим домом. Чака попытался объяснить Нанди, почему он твердо решил не иметь наследников: достигнув совершеннолетия, они всегда становятся потенциальной угрозой правящему вождю.
Горе и слезы Нанди тронули Чаку, глаза его тоже увлажнились.
— Мама! — сказал он. — Первый раз в жизни я заставил тебя плакать — для меня это великое горе. Ведь я поклялся, что тебе больше не придется проливать слезы. Пусть заколют быка, чтобы ты осушила их и подкрепилась вкусной пищей, тогда и на сердце у тебя станет веселее. Отдай также побольше быков тем, кто меняет на них бусы. И тогда, разукрашенная так, как не снится ни одной женщине, ты снова станешь сиять улыбкой счастья и тем успокоишь мое страдающее сердце. Со временем, когда планы мои осуществятся, ты, пожалуй, согласишься со мной. А может статься, что и я соглашусь с тобой. Кто знает?
Эти слова совершенно успокоили Нанди, и она отправилась вместе с сыном домой. Увидев, что впереди них гонят принадлежащих Чаке быков и коров, она и вовсе развеселилась. А ведь это была только четвертая часть военной добычи Чаки, остальное он отдал полку в добавление к тремстам головам скота, которые подарил воинам Дингисвайо.
Многие не верят в то, что безжалостного завоевателя, каким стал потом Чака, могли тронуть слезы матери. Но мы располагаем свидетельством Генри Фрэнсиса Фина, который хорошо знал Чаку в апогее его могущества[59].
Дело в том, что среди зулусов Чака — фигура совершенно исключительная. Под железным самообладанием в нем скрывались и такие качества, как легкая возбудимость и сентиментальность. У него была чуткая душа артиста — недаром он слыл лучшим поэтом-песенником и танцором, шутником, не знавшим себе равных. Человеку такого склада была, очевидно, присуща большая чувствительность, нежели среднему нгуни.
Глава 6
Примирение с Сензангаконой. Вождь зулусов. Награды и кары
Примерно в это время серьезно заболел Мбийя — приемный отец Чаки. Чака каждый вечер навещал его, проделывая десять миль туда и обратно. И это после утомительного дня, проведенного с воинами,
