ударил по щитам вождей, стоявших рядом. Свита бросилась в нижний конец крааля, только один человек остался на месте».
Каково же было удивление Феруэлла, когда с этом фаворите зулусского короля он узнал своего бывшего переводчика Джекоба Мсиимбитти, в прошлом — скотокрада, сосланного на остров Роббен, где содержались преступники из Капской колонии. Он происходил из коса, а потому владел языком, очень близким к зулусскому, и, кроме того, немного научился голландскому и английскому. Власти Капской колонии передали его капитану королевского военно-морского флота У. Оуэну с том, что, если Джекоб будет вести себя хорошо, его освободят. В 1823 году, когда Феруэлл предпринял в исследовательских целях плавание вдоль восточного побережья, капитан Оуэн предоставил ему Джекоба.
В бухте Сент-Люсия Феруэлл и его товарищи пытались высадиться на сушу, но шлюпка перевернулась в полосе прибоя, и четверо из находившихся в ней утонули. Из белых путешественников только Томпсону и Феруэллу удалось достигнуть берега, причем Феруэлл спасся лишь благодаря крепким рукам Джекоба, оказавшегося искусным пловцом. Однако раздосадованный Томпсон тут же отблагодарил туземца, отвесив ему увесистую затрещину. Смертельно оскорбленный Джекоб немедленно покинул белых, направился в глубь материка и достиг двора Чаки. Король сначала принял незнакомца с некоторым подозрением. Однако позднее, убедившись в его способностях, он осыпал Джекоба милостями и присвоил ему почетное звание «Пловец». Теперь он назначил его королевским толмачом и посредником в переговорах с белыми.
У Джекоба осталось далеко не лучшее впечатление о белых, и он, естественно, изобразил их Чаке в невыгодном свете. В этом ему умело помогал португальский торговец-мулат, который прибыл в Булавайо вскоре после Джекоба. К чести Чаки — и в этом свидетельство его объективности, — он не придал значения россказням людей, имевших личные счеты с англичанами. До конца дней своих он оставался верным другом англичан и всегда стремился к союзу с британским королем.
Феруэлл быстро оправился от удивления, но не мог отделаться от мысли, что, поскольку Джекоб придворный толмач, он и Фин попадут в неблагоприятное положение. Джекоб, однако, вел честную игру, для этого у него имелась самая серьезная причина: Чака предупредил его, что любая попытка переводить неправильно будет рассматриваться как сигнал палачам.
Благодаря Чаке, которому обычное его достоинство не помешало проявить радушие, гости вскоре почувствовали себя непринужденно. После нескольких вопросов относительно цели их приезда Чака пригласил гостей приблизиться к большой смоковнице. Сам он уселся в тени ее на связке тростниковых циновок, а затем жестами показал англичанам, чтобы и они присели на корточки. В качестве знака особого уважения к белым для них тоже были заранее расстелены тростниковые циновки — напротив того моста, где расположился король. Феруэлл и Фин, как руководители экспедиции, заняли две передние циновки. Их товарищи уселись или же присели на корточки сзади. Слуги Фина — готтентоты и другие туземцы — расположились еще дальше, вне проделов слышимости. Джекоб присел на корточки на голой земле, чуть впереди Чаки, по правую руку от него. Такова была обстановка первой королевской аудиенции. На расстоянии ста ярдов не было ни советников, ни стражи, ни палачей. Чака в силу своего характера никогда не заботился о собственной безопасности и не видел ничего особенного в том, чтобы остаться без охраны с таинственными пришельцами. Он сгорал от любопытства, стремясь как можно больше узнать от них, и не желал, чтобы разговор его был услышан советниками или кем-либо из его подданных, за исключением необходимого ему толмача.
Хотя дело происходило в июле, утреннее солнце припекало довольно сильно, и тень, отбрасываемая деревом, была весьма желанной. Чака почти сразу же сделал одному из пажей, стоявших поодаль, знак, чтобы гостям принесли пива. Затем он осведомился о здоровье путешественников, спросил, как они доехали. Джекоб медленно, запинаясь повторял его слова по-английски, ответы же переводил на зулусский быстрее. Словом, с переводом не все шло гладко, особенно вначале.
Вскоре прибыло пиво. Его принесла в горшке вместимостью в галлон[116] Пампата. Встав на колени перед королем, она пригубила пиво, а затем передала горшок Чаке. Король сделал глоток и вернул сосуд Пампате, она в свою очередь передала его Феруэллу. После этого горшок пошел по кругу.
Король рассказал гостям о славе своего царства: о его огромных богатствах, заключающихся в скоте, который они увидят завтра и в последующие дни; о полках, внушающих ужас его врагам; о великолепии столицы Булавайо. Затем он очень к месту спросил Феруэлла и его товарища, видели ли они когда-нибудь государство, в котором господствует такой порядок, как в стране зулусов, подданные так благонравны и столь чтут закон. В его королевстве каждый может оставить свое имущество где угодно, не опасаясь кражи, и мужчины избавлены от страха, что жены и дочери их будут обесчещены. В ответ гости часто восклицали «Йебо!» («Да!») или «Йебо, баба!» («Да, отец!»).
Чака задал много вопросов о короле Георге, численности его армии, характере его страны, системе управления, размерах столицы, количестве скота и королевских жен... Весьма одобрительно отозвался о мудрости своего «брата» — короля, — имеющего всего одну жену. «Благодаря этому он дожил до такого преклонного возраста. Но он поступил бы еще мудрее, если бы не имел ни одной, подобно мне». Тут Чака громко захохотал. Затем он сообщил гостям, что приказал построить для них особый крааль на окраине своей столицы и что их сейчас проводят туда и накормят. Но сначала он созовет советников и отдаст приказ о том, чтобы ко всем белым относились как к наследственным вождям и никто не смел считать себя равным им.
Тут он на время распрощался с гостями, и Мбикваан проводил англичан в приготовленную для них резиденцию. Там их уже ожидало королевское угощение: говяжье мясо, козлятина, корзины молотой кукурузы, сладкий картофель, земляные орехи, мед. Время было зимнее, а потому овощи отсутствовали. Кроме того, гости получили много горшков лучшего пива вместимостью в три галлона каждый. Англичане были чрезвычайно обрадованы не столько даже угощением, сколько очень дружелюбным приемом. Поэтому они послали королю бус и иных безделушек и произвели салют из восьми ружей. Чака внимательно, но без страха вслушивался в гром такого большого количества огнестрельного оружия. В ту же ночь белые запустили четыре ракеты. Их привезли специально для того, чтобы произвести впечатление на короля и его подданных, и эта цель несомненно была достигнута.
На следующее утро, получив приглашение через специального гонца, гости оседлали коней и поспешили ко двору короля. Они прибыли туда в тот момент, когда Чака совершал омовение. При этом он весело болтал с окружающими, но вдруг резко повернулся и небрежно приказал казнить тут же одного из приближенных... «За что именно, мы не смогли узнать», — пишет Фин. Осужденному свернули шею на глазах у белых, которых эта внезапная расправа сильно потрясла.
Фин сообщает, что Чаке в то время было тридцать восемь лет от роду и он находился в расцвете своих сил. Рост его превышал шесть футов, он был строен, но в то же время отличался крепким телосложением. Он не был женат и не носил головного кольца и, как могли видеть англичане, не подвергался обрезанию.
«,,Дикий' властелин принимал своих почетных гостей с пышностью и великолепием, считающимися обычно привилегией цивилизованного монарха. Им была предоставлена возможность любоваться могуществом и богатством зулусской нации. Один полк за другим проходили мимо них церемониальным маршем. У воинов каждого полка были особые щиты и плюмажи. Придворные восхвалители выкрикивали названия частей и сообщали об их подвигах в бою. Всего англичане насчитали пятнадцать полков. После парада начались военные пляски, от которых содрогалась земля.
Фин записал: «Это была волнующая сцена, которая поразила нас, ибо мы не могли представить себе, что в нации, считающейся ,,дикой', могут поддерживаться такой порядок и дисциплина».
Затем пригнали стада. Каждое стадо состояло из пяти тысяч животных одной масти. Перед белыми прошло около шестидесяти тысяч коров и быков.
Но самое изысканное зрелище было припасено на конец. «Полки девушек, которыми командовали девушки же, вступили на центральную часть арены (крааля). Общая численность их достигала восьми или десяти тысяч, причем каждая девушка держала в руке легкий жезл. Они включились в пляску, которая продолжалась около двух часов».
Торжество закончилось танцами молодых женщин нз царствующей семьи, за которыми последовало пятьсот девушек Большого дома — этих лилий гарема, или, как называл их Чака, его «сестер». Король принял участие в плясках. Его примеру последовали многие советники. Каждая пляска заканчивалась
