— Лейтенант, где мой автомат?! Дай мне оружие!
Толпа срочников перед дверьми оружейки ему явно мешала. Яросто матерясь, он пытался пробиться, расталкивая их. Впрочем, ему это не удавалось. Ну, во-первых, его уже не очень хорошо держали ноги. Да и руки не слушались. А во-вторых, глаза Маги были уже пусты и сведены в кучу. Как он мимо оружейки-то не проскочил, герой?
Ситуация, конечно, была не из приятных. Тем не менее, увидев состояние ваучера, я сразу успокоился. Если ему, конечно, выдать автомат, то он полказармы перестреляет. Но если только снарядить магазин. А кто ж ему снарядит? Сам-то он не в состоянии. А дураков не найдется.
Да и не понадобилось. Из каптерки выглянул старшина Расул, и на русском языке, хотя и с заметным акцентом, позвал ваучера обратно:
— Э, Мага! Давай сюда! Ты куда пошел? Мы же тебя ждем! Ты же тару забрал!
И правда, Мага намертво сжимал в руке граненый стакан. Как-то сразу я это и не заметил.
Вообще-то состояние Маги добавило мне настроения. Если наши доблестные ваучеры все в таком состоянии, (или хотя бы половина), то к Кизляру они не выдвинутся точно. По крайней мере, это будет не сегодня.
Вручив дежурному по батарее книгу выдачи оружия, и размяв затекшие плечи, я поспешил из сумрачной и дурно пахнущей казармы на свежий воздух. Рустам уже строил батарею в колонну по три.
Серые шинели, грязно-зеленые вещмешки, стоптанные сапоги, но на удивление довольные лица. Не слишком-то испугали их, (вполне возможно), предстоящие бои, зато расставание с «родной» казармой явно обрадовало. Мельком я заметил удрученные физиономии тех бедолаг из славян, кто в сводную батарею не попал, и неопределенное выражение, (озадаченное какое-то), у срочников кавказской национальности. Их, как и было обещано, в сводную батарею не взяли ни одного.
Колонна протопала сквозь заскрипевшие ворота нашей части, и отправилась в парк — за пушками и автомобилями.
Глава 5.
Дорога к парку шла под гору, и идти было легко, если не считать того, что я все время боялся поскользнуться на утоптанном снегу и грохнуться под задорное ржание всего личного состава.
Движение батареи сопровождалось завистливыми криками часовых. Они, скорее всего, быстро сообразили, что выбытие из части такого количества самой работоспособной рабочей силы не может не выйти им самим боком. В лучшем случае, они попадут в бессменный караул. В худшем — отправятся на тот же срок в столовую или в дневальные.
Чем же бессменный караул лучше столовой? Ведь всегда считалось, что самое лучшее место в армии — на кухне! Увы, не всегда и не здесь. Здесь, в Темир-Хан-Шуре, вместо хлебца с чаем, наряд по столовой, скорее всего, получал постоянно по морде от местных товарищей. Как служащих в этой же части, так и приходящих из-за забора. Потому что у нас была не часть, а проходной двор, честно говоря. Все эти кланово-племенные отношения для службы выходят боком: у местных нет такого понятия — закрытая зона. Если в этой зоне служит брат, сват, друг, сосед или просто хороший знакомый, то, считай, для тебя эта зона не закрыта. Ну а если тут все друг — друга знают, то можете сами догадаться, что из этого следует.
В общем, у часовых резко испортилось настроение.
Однако, строго говоря, и у «счастливчиков» из сводной батареи настроение стало портиться. И на то были довольно весомые причины.
Ну, во-первых, как-то очень быстро прошел почти весь световой день, и чувствовалось наступление сумерек. Что-то как-то мы явно опаздывали на театр военных действий.
Соответственно, у бойцов появились смутные подозрения, что их в очередной раз «кинули». Ведь, правду сказать, такие подъемы по тревоге с предстоящей отправкой в Чечню уже были. И каждый раз — отбой.
Раз такое уже было, почему это не может повториться и сейчас? Логично? Логично.
Во-вторых, за весь день никого не кормили. После весьма легкого завтрака, (а иным он в нашей российской армии и быть не может), у солдат маковой росинки во рту не было. Война — войной, но жрать-то все равно ведь охота! Правда?
Сержант Волков, как представитель общественности, подошел ко мне с апокалипсическим пророчеством:
— Мы опять никуда не поедем!
Нет, ну вот интересно! Ну почему именно ко мне? Не к командиру батареи Рустаму Зариффулину, не к командиру дивизиона, ни к кому-нибудь другому, а именно ко мне! Ну и что я мог ему ответит? Ничего, так как я знал не больше его.
Он засопел и отошел. Зато приехала машина с кухни. С гречневой кашей и тушенкой. Вот это да!
Такого добра в нашей столовой не было давным-давно. Ну, если уж так кормят солдат, значит, наверное, все-таки действительно отправимся в Кизляр. А иначе зачем такие ценности было переводить?
Я достал свой котелок, намертво почерневший еще на Харами, и отправился в общую очередь. Я ведь тоже ничего не ел весь день — чем я хуже рядовых бойцов? А каша хорошая: теплая, вкусная, и мяса действительно много.
Я жевал, а сам посматривал по сторонам. К моему глубокому сожалению, почти все водители — ваучеры оказались на месте. Явно не совсем трезвые, (это было бы просто фантастикой), но вполне вменяемые и бодрые. За все предыдущие месяцы службы большинство из них в глаза не видели закрепленного за ними автомобиля. А сейчас все бросились разыскивать служебную технику. Что ж! Картина была занятная. Но я бы все-таки предпочел поехать со срочником. Тот хоть будет всю дорогу помалкивать. А если и начнет разглагольствовать, то всегда можно попросить помолчать. С ваучером это, увы, бесполезно.
— Ну что, ты едешь, что ли? — Это меня подхватил под локоть лейтенант — уралец Бровкин.
— О! — удивился я, — а ты что тут делаешь? В нашем парке?
Уралец служил в третьем батальоне, а у них, естественно, был собственный парк.
— Да вот, всех в усиленные наряды загнали — территорию патрулировать. И городков, и парков. Меня сюда сослали.
Да, к лейтенанту с говорящей фамилией Бровкин я относился хорошо. Это был отличный парень во всем. Только одна его черта мне не нравилась: он не хотел чувствовать себя офицером. Ну никак!
Он позволял подчиненным обращаться с ним на «ты», не руководил, не заставлял ничего делать. Он вообще не хотел служить — ни под каким видом. И на военную кафедру он пошел только потому, что не хотел попасть в армию. А вот попал. И еще куда — прямо на Северный Кавказ!
Бровкин не был дохлым, не был трусливым, (одно то, что он несколько раз в одиночку дрался с местными на улицах Темир-Хан-Шуры, говорит само за себя), он не был тупым. Он просто терпеть не мог военную службу, и заявлял всем об этом прямо.
Мне он очень нравился как человек, но как военный, (пусть и не кадровый), я его не понимал. Совершенно не понимал. Капитаны и майоры сначала пытались его перевоспитать, но он был как смола: сколько они его не мяли, он все равно принимал прежнюю форму. В конце — концов, все начальники на него плюнули, а потом и привыкли, и раздражать он всех перестал.
— Ну, давай! Держись там! — напутствовал меня Бровкин, и неторопливо, переваливаясь с ноги на ногу, потопал куда-то за боксы.
Мне же через пару минут стало совсем не до него — в парк прибыл наш командир дивизиона.
Глава 6
— ………..!
Цензурных слов в речи комдива не было, нецензурные я воспроизвести не решаюсь.