срочников. У представителей национальностей некоренных это вызвало большое удовлетворение. Теперь они могли наслаждаться миром и покоем, в какой-то степени. Обратно в место постоянного расположения не рвался никто. Хотя я мог это сказать только о нашем блоке. Что там было у других, не знаю.
Вот только меня от безделья уже начинало мутить.
Похоже, что мутило не только меня, но и нашего вождя — капитана Лебедева. А это было уже серьезно…
Пробило капитана в его самом слабом месте — по хозяйственной части.
Бульварной походкой, с выражением легкой усталости на лице, Лебедев пришел на нашу позицию, и слегка покрутившись, приник к буссоли. Я был один, в смысле без Васи, и настороженно наблюдал за действиями шефа. Всякое проявление инициативы начальства вызывало у меня большую озабоченность.
Босс осматривал панораму гор минут пятнадцать, сдабривая наблюдение междометиями типа «Хм-м» и «Гм-м». Его хмыканье сопровождалось плеском воды и скрежетом ложек — Папен драил котелки после завтрака.
Наконец капитан отпустил буссоль и задумчиво посмотрел на меня.
— Видишь коров? — спросил он внезапно.
— Да, — небольшое стадо я мог разглядеть и без посредства оптики.
— У нас тут под боком бродят тучные стада, а мы сидим без молока! Лебедев смотрел на меня так, как будто я лично был в этом виноват.
— Так это местных аборигенов стада! Что я, мы, могу сделать!
— Каких там местных!? Тут чехи всех коров у местных отобрали — нам местные жаловались, я у Дагестанова на совещании слышал. Так что даешь экспроприацию экспроприаторов!
«Черт с тобой!», — подумал я, — «прикажешь — за милую душу сделаем. Под твою ответственность — ради Бога!».
По всей видимости, после кратковременного руководства пятой ротой у нашего вождя крепко засела обида на всех местных жителей, как чехов, так и дагов. И к их имуществу он не мог относиться иначе как к возможности кое в чем отыграться. По крайней мере, мне так казалось по его глазам. Строго говоря, мне вообще было по барабану. А своих личных обид было тоже более чем достаточно.
— Снаряжаем экспедицию! — Лебедев повеселел, сладко потянулся и энергичными шагами ускакал в свою хибару.
Я же нашел место почище, с зеленой травой, разложил бушлат, разделся, и принялся загорать. Все же одним ухом прислушиваясь, а одним глазом присматриваясь в направлении возможных неприятностей.
Спустя где-то полчаса у штабной землянки стал собираться народ. В брониках на голое тело, обвешанные оружием, небритые и лохматые, бойцы производили дикое впечатление. Мне даже трудно было провести какую-нибудь историческую аналогию. Может быть, Запорожская Сечь? Но там хоть башку брили…
Короче, в голову ничего не приходило.
Появился Косач в черной повязке на голове, и меня осенило. Ну конечно же! Сразу можно было догадаться! Махновцы! Во истину махновцы! Последним появился Лебедев, с трудом построил свою «банду», которая уже и вспомнить не могла, как это делается, и повел ее по направлению ко мне. Я быстро вскочил и привел себя в соответствующий вид.
— Здесь самый удобный спуск, — сказал замполит Лебедеву, и заглянул в глубину спуска.
Как-то незаметно подошли и Вася, и Логвиненко, и Инин и, само собой, Поленый. Они молча, но довольно заинтересованно следили за действиями начальника.
Капитан оставил у наших минометов радиста, приказав ему быть строго на связи. Затем он обратился к Васе с приказом, чтобы кто-нибудь постоянно был в готовности к стрельбе. Вася посмотрел на меня, я пожал плечами — почему бы и нет?
Лебедев еще раз осмотрелся по сторонам. Светило солнце, ветер дул ощутимо, но не резко, небо голубело, трава зеленела. Все было прекрасно. Капитан решительно начал спуск, за ним, чертыхаясь, полез вниз связист со своим тяжеленным ящиком за плечами, потом по одному скрылись за обрывом рядовые участники похода, и замкнул цепочку Косач, распевавший «цыпленка жареного».
Я прильнул к буссоли, наблюдая за аргонавтами. Они спускались все ниже и ниже, возглавляемые бодрым начблоком, и смотреть за ними мне надоело. Я отодвинулся от окуляра, и невооруженным взглядом рассмотреть их уже толком не смог.
Ладно. Я сходил за книгой, непонятно каким чудом оказавшейся у нас на блоке, и похищенной мною из палатки Сэма. Единственной мерзостью было то, что книжка называлась «Фауст». Еще со школы я не переваривал этого названия. Но что поделаешь? Зато она была толстая. Я читал ее и плакал оттого, что мне приходится это читать.
Пока эта сволочь Фауст развлекался с Еленой Прекрасной, облако тумана накрыло наши позиции.
Я спросил у радиста, не слышно ли чего.
— В туман попали, — радостно сообщил мне он. — Стоят, не знают куда идти.
— Зачем стоят? Пусть сидят, отдыхают. Эти облака скоро пройдут.
— Да они и сидят, не рыпаются.
Как я и думал, спустя минут двадцать туман ушел, панорама очистилась, и я снова воспользовался буссолью.
— Просят сообщить, где коровы, — крикнул мне радист.
— А где они сами?
— У кошары номер один.
Я навел объектив на ориентир. Действительно, вроде кто-то есть. Ладно. Начал искать стадо. В течении пяти минут внимательно, от себя вдаль, справа — налево, осматривал всю лежащую передо мной долину. Ничего похожего на коров не было.
— Нету стада, ушло, — крикнул я солдату, а он передал мои слова Лебедеву.
— Говорят, не может быть, — радист повернулся ко мне, саркастически хмыкнув.
— Хорошо, я посмотрю еще раз.
Но и повторный обзор мне ничего не дал. Не было просто никаких коров и все. Обломался капитан Лебедев. Пусть теперь отчет пишет о прочесывании местности. Стоп. Мама мия! Он же ведь за коровами пошел наверняка втихаря. Ну не Дагестанову же Лебедев будет докладывать! Это смешно. И если эту банду с третьего блока разглядят, то жахнут так, что мало никому не покажется.
— Э, радиомаэстро, ты передай капитану, что их с третьего блока могут разглядеть, и жахнуть.
Мои слова, видимо, дошли, потому что как-то резко они поднялись, и задвигались в обратном направлении.
Им здорово повезло, потому что появилось новое облако, и скрыло всех «охотников за бизонами» в себе. Двигались они, наверное, резво, но идти вниз и идти вверх — это две большие разницы. Поэтому появились они не скоро. Этого я ожидал. Но они пришли все-таки не одни. Они привели корову!
— Где вы ее взяли? — спросил я у Косача.
Он вполне удовлетворился моим ошарашенным видом. Хотел соврать, но не соврал.
— Наткнулись случайно в тумане. Хижев уцепил ее за рога, а мы веревки накинули. Вот и все.
— Спасибо за правду, Леня, — я потряс ему руку.
— Только не кому не говори, что я тебе правду сказал, — заговорщицки прошептал Косач, — для замполита это позор. Не простят. С должности снимут, звания лишат.
— Ладно — ладно, — успокоил я его. — Никому не скажу. Ну а что с коровой? Когда на шашлык приходить?
— Не будет шашлыка, — мрачно ответил Косач.
Что ж, этого можно было ожидать. Корова, типа, маленькая, самим не хватит… «За что боролись»? Пойдите, и сами себе застрелите. И так далее…
Но, как ни странно, дело было вовсе и не в этом. Оказывается, Лебедев, как человек исключительно «хозяйственный», решил, что мертвая корова приносит намного меньше пользы, чем живая. И мертвая, в виде мяса, она разойдется по широкому кругу участников пиршества, иначе нельзя. Иначе мясо просто
