заурчало. Женька смущенно спросил:
- Кать, а где люди? В смысле, гражданские? Неужели никого не осталось?
- Остались, - Катрин достала из-за голенища немецкий штык-нож, вспорола крышку банки. - Народ здесь научен горьким опытом. Чувствуют, что не сегодня, так завтра начнется пальба. Кто уходит, кто погреб готовит. А кто уже в Лесопарке, в овраге лежит. Ничего, после войны всё наладится-отстроится- забудется. Время пройдет, кое-кто начнет поговаривать, что при немцах лучше жилось. Вечный огонь в Лесопарке погасят. В целях экономии дорожающего газа. Ладно, ешь...
Женька ковырнул ложкой бурую массу. Вроде бы овощи тушеные.
- Известная немецкая провокация, - пояснила Катрин. - Сверху морковка с капустой, снизу мясо. Перемешивай...
Трофейные консервы были, в общем-то, ничего. Только хлеба к ним имелось маловато. Опергруппа не торопясь обедала, наблюдая за улицей. Кое-кто живой здесь все-таки был. Вышла из подъезда женщина, увидела военных и на всякий случай нырнула обратно. Проковылял дед с плетеной кошелкой. Прошла девочка-подросток, отчего-то очень испуганно глянула на Женьку.
- Надо бы кипятка набрать, - заметила Катрин. - Нам здесь еще гулять и гулять. Вот найдем искомый дом, прощупаем. А потом что? Где бы нам тебя с хозяйством, пристроить, а, товарищ младший лейтенант? Чтоб и мне спокойно было и тебе?
Женька пожал плечами. Город давил своей пустотой и безысходностью. Неужели это потому, что знаешь, как скоро немцы будут здесь? Ты знаешь, а остальные, выходит, просто чувствуют? Инстинктивно?
Мимо опять прошла девчонка. Некрасивая, в неуклюжем пальто. Бомжиха. Разве что коса пушистая из-под платка торчит. Снова глянула затравленно. Глаза черные. Как у грачей.
- Кать, а, Кать? - упавшим голосом промямлил Женька.
- Ну? - наставница вслед девчонке не смотрела, хотя бесспорно видела туземку.
- Кать, а она...
- Жрать она хочет, - довольно злобно сказала наставница. - Война здесь, Земляков. Со всеми вытекающими.
- А...
- Отдай, - сумрачно разрешила сержантша. - Выкрутимся как-нибудь. Один черт, аппетит соплячка перебила.
Женька подхватил полупустую банку, быстрыми шагами догнал девчонку. Та шарахнулась.
- У нас тут овощи остались. Жрать будешь? - грубо спросил Женька.
Девчонка хотела что-то сказать, но только кивнула. Вовсе она и не была похожа на галку. Глаза чересчур огромные, болезненные. Такие только в японских мультиках рисуют.
Девчонка, ссутулившись над банкой, шмыгнула во двор. Женька в полной растерянности вернулся к начальнице.
- Ну, ты джентльмен, Земляков, - насмешливо заметила Катрин. - 'Жрать будешь'? Очень галантно. Хоть бы ложку забрал. Уволокла ведь боевой прибор.
- Я, наверное, сильно оброс, - мрачно сказал Женька. - Шарахаются.
- Не особенно. Красавица, видно, не слишком опытна. Обрадовалась, что на халяву нарвалась, расплачиваться не придется.
- Что?
- То самое. Неравнодушен ты к рыжеватым. Смотри, не подцепи чего-нибудь.
- Кать, да что ты такое гонишь!?
- Ладно, понравилась или просто сострадание проявил - один хрен. Ты бы хоть спросил, где здесь Чернышевский проживал?
- А он здесь проживал?
- Евгений, тебе нужно горячего и сладкого чаю попить, - сочувственно сказала наставница. - Сахар весьма способствует возобновлению умственной деятельности.
14 часов 20 минут
Перекресток улицы Чернышевского и переулка Маяковского
Нашли быстро. Номера на домах сохранились, да и вообще квартал оказался не слишком поврежден бомбежками. Катрин разглядывала дома, в основном, дореволюционные, двух и трехэтажные:
- Да, похоже, сюда знаменитые братья Веснины не успели руку приложить. Ну и ладненько, осталось угадать, в каком доме наш немецкий мемуарист ночь коротал?
Из пяти домов обитаемыми оказались лишь два. Из-за забитого досками окна за опергруппой кто-то следил. Катрин велела не останавливаться, не привлекать внимания. Свернули в безлюдный переулок, потом во двор узкого четырехэтажного дома, выходящего фасадом на перекресток. Стало понятно, почему он необитаем, - все перекрытия до первого этажа были пробиты бомбой, часть стены рухнула, зияли лестничные марши, ветерок шевелил поблекшие лохмотья обоев на стенах.
- Давай-ка, Земляков, полюбопытствуем внутренним интерьером, - начальница дружески хлопнула по плечу и Женька, придерживая винтовку, полез к ближайшему окну.
Кухня. Слои рухнувшей штукатурки, обломки кирпича, смятая кастрюля. Металлическая раковина в углу обвисла на ржавой трубе.
- Кать, здесь нагажено.
- Ясное дело, с этим и безо всякой войны не замедлили бы. Ничего, не гимназистка. Обойдешь стороной.
Выбрались к лестнице. Перила опасно покачивались, Женька старался шагать ближе к стене.
- Евгений, дай сюда винтовку, - сердитым шепотом приказала командирша. - Тебе она вроде оглобли, - только горб отягощает, а это, между прочим, заряженное оружие. Здесь война идет, если ты еще не понял. И винтовки люди не из мазохистских побуждений таскают.
- Какая здесь война, - пробормотал Женька. - Здесь разруха и помойка жуткая.
Наставница лишь презрительно поджала губы, винтовку держала наготове. Крыс боится, что ли?
Из окна четвертого этажа перекресток казался узеньким. Дальше, по параллельной улице на скорости пронеслась батарея 76-миллиметровых орудий. Немногочисленные прохожие смотрели вслед артиллеристам.
- Нашим чекистам поддержка, - пробормотала Катрин. - А вид отсюда неплохой. Смотри, и Госпром как на открытке.
Женька смотрел на огромный серый комплекс, высящийся вдали. Кубические здания-башни, соединенные в гигантскую дугу. Замок гипертрофированный, подстать Китайской стене. Но уважение сооружение внушало. Ничего себе при Советской власти архитекторы размах брали.
- Надо же, - Катрин тоже смотрела с изумлением, - на фото как-то скромнее выглядит.
- Ты же здесь вроде бывала?
- Не отрицаю. Но на этот Днепрогэс сухопутный полюбоваться не довелось. Так уж исторически сложилось. Ладно, вернемся к нашим баранам.
Начальница пристально разглядывала перекресток. Женька тоже пытался представить улицу с немецкой бронетехникой и разгуливающими эсесовцами. Хотя чего им разгуливать, - будет ночь, они в тепло забьются пить дивный желудевый эрзац-напиток.
- Неясностей много, - сказала начальница. - Минимум два дома подходят под описание ночлега камрада штурмбаннфюрера. Этот твой тип в воспоминаниях писал, что там были мирные граждане, так?
- Чего это он 'мой'? Он фашистский. Но вспоминал, что русские в доме были. Фрицы, якобы им сахар давали в благодарность за приют. Но он мемуары кропал лет через двадцать после событий.
- То, что мемуары чаще всего по жанру фантастики числить нужно, я знаю, - проворчала Катрин. - Но тут уж приходится надеяться, что автор брехал с идеологическо-патриотическим уклоном, а в
