- Що?
- О, венско-слобожанский акцент прорезался. Совсем тебя фронт испортит, Евгений. Просыпайся, говорю, жрать подано.
Жрать Женьке абсолютно не хотелось. По-крайней мере, до того мгновения, пока не уловил запах гречки с тушенкой.
Звякали ложками. Потолок подвала сотрясался от взрывов, приходилось прикрывать котелок от песка. Начальница морщилась:
- Озлобились фрицы. Как с утра зависли, так и утюжат. Отвратительная выдумка эта авиация. Раньше благолепнее было.
- Это на дирижаблях и прочих монгольфьерах? - поинтересовался Женька, облизывая ложку.
- Шарики с роликами в голове должны быть, а не поверх неё в воздухе болтаться, - сварливо заметила командирша. - Пей чай и приводи себя в порядок. А то физиономия откровенно дезертирская, а не честное лицо поддельного командира советской армии.
- Бриться? - ужаснулся Женька.
- Побриться можешь вечером. Не слишком еще зарос. А вот умыться уж будь любезен. За сараем сугроб, если хорошенько поскрести, внизу снег вполне приличный. Когда поутихнет, выйдешь.
- Понял, - Женька сообразил, что не очень прилично чухается, и отдернул руку.
- Да ладно, - Катрин вздохнула. - Неизбежные сожители, куда деваться. Но вот зубы можно и должно почистить, товарищ младший лейтенант.
- Чем? - Женька блаженно отхлебнул сладчайшего чая.
- В трофеях почему зубную щетку не нашарил? 'Эсэсы' там зажиточные валялись.
- Кать, я чужой зубной щеткой не могу.
- Ну, я от чужой щетины тоже не в восторге. Но зубной порошок прихватила. Он, конечно, для зубной эмали не очень гут, но тут всё подряд для здоровья вредное. Собственным пальцем справишься? Как рука?
- Нормально, - Женька покосился на серую повязку на пальцах. - А у нас на сегодня задачи какие?
- Зубы почистить, - сердито сказала начальница. - Отдохнуть, привести себя в порядок. К завтрашнему дню пребывать в стопроцентной готовности. Участие в боевых действиях не принимаем. Без нас как-нибудь справятся. Вопросы?
- Никак нет. Стихает, вроде?
Умываться серым, зернистым снегом было еще то удовольствие. Женька кряхтел, потом вытирался подолом обветшавшей гимнастерки. В городе яростно грохотало, но здесь наступило затишье, - видимо, пикировщики улетели на припозднившийся завтрак. Катрин взобралась на разбитую крышу, устроилась с биноклем между расщепленных стропил.
- Эй, Земляков, хочешь взглянуть?
Кладбище облысело, - кусты и деревья снесло подчистую. Собственно, и кладбищем оно стало другим, - уже не городским. Тела немцев полузасыпаны землей среди разбитых крестов, вывернутых надгробных плит, иссеченных корней и патронных цинков. Густая россыпь воронок, тряпье, выброшенные снарядом обломки гроба рядом с 81-миллиметровым минометом. Снова трупы... Перевернутая противотанковая пушка. У дороги сгрудилось десяток машин и бронетранспортеров - после полуночи остатки штурмовой группы пытались прорваться на Шевченки. Еще дымился T-IV с развороченной кормой. Левее снесенной снарядами сторожки темнел выгоревший Т-34.
- Нэма больше группы Майера, - констатировала Катерина.
- Это мы повлияли? - неуверенно предположил Женька.
- Мы? Мы-то здесь при чем? Капитан посодействовал, ребята с 'глушилкой', - Катрин задрала голову к прохладно голубеющему небу - там снова слышалось гудение самолетов. - Брысь в логово, Земляков.
Чистили оружие. Был у начальницы такой пунктик, - чуть что, свою автоматическую подругу холить. Женька давно смирился, протирал горловину магазина собственного автомата. Вообще-то начальница была не в духе. Наверное, не выспалась. Женька и сам-то спал часа три, а она еще раньше подскочила.
Сидели у приоткрытой двери, земля подрагивала, доносилось отдаленное завывание 'лаптежников', - похоже, немцы вознамерились стереть с земли несчастный поселок Халтурина. Женька взял масленку, - части автомата лежали на немецкой газете.
' Мы крепки верой наших отцов. Для немца свойственна любовь к прогулкам на природе и восторг перед красотой земли, данной нам Господом. Вершины гор дают ему свободу. Он чувствует вечность в морском просторе. Извилистые реки олицетворяют для него вечное изменение. Он охраняет леса, деревья и кустарники как своих друзей'
- Не отвлекайся, - не поднимая головы, буркнула начальница. - Не в читальне.
Женька вздохнул:
- Кать, ты чего? Не так что-то?
- Почему не так? Всё очень так. Сожрали чужой паёк, сидим, бездельничаем. Вечером перейдем ближе к заводу, - здесь уже передний край будет. Или не будет. Мы, Земляков, уже не сверхчеловеки, уже знать ничего не знаем. Исчерпан дар предвиденья. Вектор сменился, и мы с тобой никем стали. Пехота блатная, привилегированная.
- Почему пехота? - с некоторой обидой возразил Женька. - У нас задание. Ты же сама говорила. И смысл от нас есть. Вон на кладбище валяется.... Да и сами мы ночью...
- Ночь та прошла, - пробурчала Катрин. - А что далече? Нет, Евгений, ты в принципе ничего парень. Для новобранца вполне. Но не обольщайся. Мы не прогрессорством занимаемся. И не коррекцией исторической справедливости. Это у нашего начальства сохраняются романтические иллюзии. Оттуда так видится. Что ты на меня уставился? Я вовсе не к тому, что начальство тупое. Просто оно там впадает в естественное заблуждение.
- Это наш-то Варварин впадает?
- Тьфу, не вульгаризируй. Он сейчас в деле по уши. Живет. И мы, в общем-то, здесь живем. Только Варварин второй раз в 'кальке'. И надолго остаться надеется. Он же серьезный мужчина. А я попрыгунья- стрекоза. Туда-сюда-обратно, без напряга уже не вспомнишь в который раз. И одно я точно усвоила - нет никаких вариантов.
- То есть как нет? Мы же его сделали. Ты сама видела.
- Лично мы с тобой застрелили пару фрицев и сожгли железяку, чуть себе пупок не надорвав. Здесь все это делают, если ты заметил, - прямо от Мурманска до Черного моря. В какой-то момент мы чуть больше знали. Но это же действительно момент - вздохнуть едва успеешь. А дальше вектор выпрямляется. И мы просто военнослужащие с неприятно расщепленным сознанием.
- Не улавливаю, - честно признал Женька.
- Фигли тут улавливать? Нет никакой 'кальки'. Есть жизнь и война. И войну мы в любом случае выиграем. Просчитывали любые варианты - выиграем. Поэтому бессмысленно делиться на 'Них' и 'Нас'. Никакие они не наши двоюродные деды. Просто мальчишки и мужики, что за стеной глотки надрывают, танки ремонтируют, под бомбами умирают и эсесовцев на улицах сдерживают.
- Ты мне зачем об этом говоришь? - осторожно спросил Женька. - Мы бессмысленным делом заняты, да?
- Нет. Смысл есть, - Катрин принялась угрюмо собирать винтовку. - Но он, смысл, таится в абсолютно другой плоскости. С одной стороны, нельзя не вмешаться, если можешь. Я эту философию Отдела 'К' вполне понимаю и разделяю. С другой стороны, реалии 41-45-го, да и любого другого года, сбивают с толку. Тут с чисто военной точки зрения смотреть некорректно. И говорю я это, потому что ты, как и я, не вполне военный человек. Вдруг поймешь?
- Какой же ты невоенный человек? - растерянно пробормотал Женька. - Военнее тебя и придумать трудно.
- Я - боец, - сумрачно пояснила начальница. - Это несколько иное. Армию, саму по себе, я немногим больше тебя люблю. Несовершенный институт, что уж тут говорить. Но немножко и дом родной. Вообще-то,
