– Понятно... – Руки у меня почему-то вдруг задрожали, а в груди похолодело, словно бы это стало для меня новостью.
Где же этот проклятый штопор? Я задвинула ящик, вытянула другой и стала шарить в нем. Однако штопора и там не оказалось. У меня вырвался нервный смешок.
– Только не говори, что мне придется вытаскивать пробку зубами! – вскричала я чуть не плача.
Йен нахмурился и открыл ящик слева от меня. Разумеется, в нем на самом видном месте лежал штопор. Йен взял его, закрыл ящик коленом и протянул штопор мне. От его пронзительного взгляда меня бросило в жар. И неожиданно я расплакалась.
Йен обнял меня и привлек к себе. Я склонила голову ему на грудь. Он приподнял мне пальцем подбородок и спросил:
– Что случилось? Вот уж не думал, что ты плакса! Мои всхлипывания перешли в рыдания.
– Мне звонил отец, – с трудом переведя дух, сказала я. – Мы с ним еще не разговаривали, мне только передали номер его телефона...
– Значит, поговорите, – поглаживая меня по спине ладонью, старался успокоить меня Йен. – И все разъяснится. Не плачь, глупенькая. Вот увидишь, все будет хорошо.
– Ты так считаешь? – с надеждой спросила я.
– Я в этом не сомневаюсь!
Но слезы снова покатились по моим щекам.
– Ты что-то скрываешь от меня? – наклонился ко мне Йен.
– Да, – всхлипнув, ответила я. – Моя бабушка меня возненавидела.
– Этого не может быть, – не поверил он.
– Нет, это правда! Она не захотела ответить-на мой вопрос, почему они с дедушкой поссорились, накричала на меня и вот уже неделю со мной не разговаривает.
Йен сжал мне щеки ладонями и, глядя в глаза, сказал:
– Глупенькая! Бабушка любит тебя. Вот увидишь, скоро она остынет и перестанет сердиться.
Но после таких его слов слезы хлынули у меня из глаз ручьями.
– Теперь ты будешь думать, что я первая плакса в Америке, – прохныкала я и улыбнулась.
Йен провел подушечками пальцев по моим заплаканным щекам и заправил мне за ухо прядь волос. Мне показалось, что в этот момент наши сердца застучали в унисон. О Боже!
– И еще я не знаю, как мне быть с Питером, – пролепетала я, трепеща от страха перед реакцией Йена.
Он уронил руки, отступил от меня и протянул руку к штопору. Я едва дышала, предчувствуя крах нашей дружбы.
– А какие у тебя с ним возникли проблемы? – холодно поинтересовался Йен, сжав штопор в руке.
– Мы с ним... ужинали, – запинаясь, промямлила я, проклиная себя за болтливость. – В итальянском ресторанчике. Было очень мило, мы заказали...
– Это можешь опустить, – перебил меня Йен. – Надеюсь, расстройства желудка не последовало?
Я нервно хихикнула, глубоко вздохнула и покачала головой.
– Слава Богу, – кивнул Йен. – Однако на будущее рекомендую быть осмотрительнее при выборе блюд. Но если в ресторане все прошло нормально, тогда что же тебя огорчило?
– А то, что в разговоре с Питером выяснилось, что я сама виновата в нашей размолвке, – выпалила я.
«Шпок!» Йен с шумом вытянул из бутылки пробку.
– И в чем же именно заключается твоя вина? – спросил он, положив штопор с пробкой на стол.
– Я исподволь подорвала в нем веру в себя, заставила его, сама того не желая, почувствовать себя полным ничтожеством.
Йен стал разливать вино по бокалам.
– Правда, мне он в этом тогда не признался, но я сама должна была догадаться, что веду себя с ним как-то не так. Теперь, осмыслив то время, я просто удивляюсь, почему не поняла всего этого раньше.
Йен протянул мне бокал с вином, поднял свой и сказал:
– Очевидно, этот Питер еще тот гусь.
Я отпила из бокала, выждала, пока вино смягчит мое сердце, и спросила:
– А что это означает?
– Как, тебе непонятно? – Йен удивленно вскинул брови. – Не кажется ли тебе ненормальным, что мужчина, с которым ты прожила достаточно продолжительное время, норовит снять с себя ответственность за разрыв ваших отношений и вдобавок обставляет дело так, что ты охотно принимаешь всю вину на себя?
– Ну, допустим, напрямую он меня ни в чем не обвинял, – не совсем уверенно возразила я, цепляясь за рассыпающиеся звенья своих прежних логических построений. – Но разве я не должна быть ему благодарна хотя бы за то, что он пролил свет на загадку «тефлоновой вагины»?
