– Затем, что ты тугодум! – вскричала я. – Все лето мы играли в кошки-мышки, а теперь, едва ли не накануне своего отъезда, ты вдруг спохватился и решил поцеловать меня!
– Нельзя не признать, что я выбрал не самое подходящее время... – виновато пробормотал Йен.
– В твоем распоряжении было три месяца! – продолжала негодовать я, стараясь не думать о том, что ведь и я строила из себя святую невинность. Но вот сегодня у меня были совершенно другие намерения. И как поступил со мной он? Нет, я имела полное право облегчить душу и высказать ему в лицо все, что у меня наболело.
Мы молча уставились друг на друга, шумно дыша. Йен положил свою ладонь мне на щеку. Я замерла и затаила дыхание. Он прикрыл глаза, наклонился и поцеловал меня в губы. В этот миг я ощутила неземное блаженство.
– Я долго сопротивлялся обуревавшему меня желанию, – прошептал Йен, прижавшись лбом к моему лбу. – Но теперь чувствую, что больше не могу. Возможно, то, что я скажу, покажется тебе нелепым... Но мне это уже безразлично. Я готов наплевать на общественное мнение ради того, чтобы провести с тобой оставшиеся пять дней...
Наши губы снова слились в долгом поцелуе, и я готова уже была забыть о том, что в субботу он улетит в Англию, и отправиться с ним в полет немедленно, прямо в сарае.
Беда была в том, что забыть я не сумела.
– Нет, Йен, я так не хочу... – вырвалось у меня.
– Что? – Он отпрянул и взглянул на меня совершенно безумными глазами. – Но тогда почему ты обозвала меня тугодумом? Или ты ждала от меня клятвы в вечной любви? С чего ты взяла, будто кто-то в этом порочном мире способен обещать тебе любовь до гроба? Сомневаюсь, что на такое решится даже твой Питер!
С каждым словом голос его звучал все громче и громче.
Небеса разверзлись, и на нас хлынул ливень.
Закусив губу, я затрясла головой. Моему отчаянию не было предела: ну как же мне втолковать ему, что я смертельно боюсь навсегда остаться «тефлоновой вагиной»? Разве он, баловень славы и сексуально раскрепощенных англичанок, может понять опасения неискушенной суеверной американки, выросшей без отца и без дедушки?
Йен шагнул ко мне и, перекрывая грохот разбушевавшейся стихии, прокричал:
– Поверь мне, Порция! Однажды мне была обещана вечная любовь. Но это ни к чему не привело! Я не могу поступить так же с тобой!
– Конечно, – откликнулась я. – Ты вообще ни на что не способен.
– Проклятие! – громовым голосом вскричал он. – Чего же ты от меня хочешь? Чтобы я отказался от собственной жизни? И потребовал, чтобы ты тоже отказалась от своей?
Йен перевел дух и провел тыльной стороной ладони по мокрому лицу. Словно в насмешку, дождь хлынул еще сильнее.
– Самое большее, что кто-то может пообещать тебе, это остаться с тобой на неопределенное время. Тот же, кто станет обещать что-то другое, либо лжец, либо идиот. Никаких гарантий вечной любви не существует, и не надо обманывать себя иллюзорными надеждами.
– Но это же цинично! – воскликнула я.
– Зато честно. Так уж устроен этот жестокий мир, – сказал Йен.
Я уставилась на него, потрясенная этими словами.
Раз он превыше всего ставит честность, то не пора ли и мне высказать ему все без утайки? В конце концов, именно с этой целью я к нему и пришла! Пора, решила я, сейчас или никогда.
– Йен! – пролепетала я. – Мне нужно сказать тебе нечто очень важное. Я приходила к тебе так часто вовсе не для того, чтобы помочь отремонтировать сарай. Мне хотелось видеть тебя, хотелось быть с тобой рядом. Потому что ты мне небезразличен. В общем, я хочу быть с тобой... На протяжении неопределенного времени... – Я вымученно улыбнулась.
Побледнев, Йен молча смотрел на меня. Дождь струился по его лицу. Я собрала остатки мужества и добавила:
– Мне безразлично, что ты подумаешь теперь обо мне; можешь считать меня сумасшедшей. Ты вправе не ответить на мои искренние чувства к тебе взаимностью... То есть это, разумеется, чушь, я бы хотела, чтобы и тебя ко мне тянуло. Но все же главное для меня другое... Я не хочу повторять тех же ошибок... – Я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги, и поняла, что пора заканчивать. – Короче говоря, я не хочу всю жизнь упрекать себя в том, что я не осмелилась сказать тебе правду.
Йен запрокинул голову, подставив лицо под струи дождя.
Но я чувствовала, что он все слышит и все понимает. Однако он был нем как рыба.
– Ладно, – сказала я, глотая слезы, – это ничего. Все равно ты скоро уедешь, и мы больше не увидимся...
– Порция... – только и произнес он.
Я с замиранием сердца ждала, что он скажет что-то еще. Но он молчал. Очевидно, ему просто нечего было мне сказать. А мне так хотелось услышать, что он не может жить без меня! Увы, этих слов я от него не дождалась!
– О'кей! – пытаясь улыбнуться, произнесла я. – Все хорошо, мы славно провели время. Просто отлично! Прекрасно потрудились в сарае. Я первая куплю твой новый роман...
Я повернулась и пошла к машине.
