тебя искали, а не ты их.
Капитан не склонен был сейчас, во время рейса, расспрашивать радиста о его похождениях: Чукрину следовало находиться в радиорубке, заниматься своим делом.
— Иди работай, потом разберемся.
После ухода радиста старпом и первый помощник высказали ряд предположений относительно случившегося. Чукрин, похоже, многое не договаривал или вообще скрывал, стараясь убедить их в том, что у организаторов провокации, если таковая действительно была, ничего не вышло.
Вернувшись в радиорубку, Валера не мог успокоиться. Он перебирал в памяти все детали допроса. Пребывание в полиции ему представлялось как кошмарный сон. Мучил страх — а вдруг все станет известно! Тогда ему несдобровать...
Если первый допрашивавший добивался, не привез ли он фальшивые доллары из Новочерноморска, и грозил ему тюрьмой, то сменившие его ночью двое других повели допрос в другом направлении, а последствиями, связанными с фальшивыми долларами, только стращали. Эти двое были сержант из капитанерии и его американский коллега, вербовавшие Марчелло Рамони. Главным образом их интересовали работа радиста, содержание телеграмм, система кодированной связи, доступ к таблицам, порядок приема и передачи телеграмм. Спрашивали, выходил ли он в эфир во время стоянки танкера в иностранных портах, что передавал в порт приписки. Чукрин пытался уходить от ответов, но кое-что пришлось рассказать о капитане, первом помощнике и других членах экипажа, дать им характеристики.
Видимо, ответы не совсем устраивали допрашивающих, поэтому они прибегли к помощи Фишмана, который для протокола официально опознал Чукрина и рассказал о его посещении «Наташи», о покупках, которые радист сделал, привозе икры и обо всем другом, что знал.
Потом был устроен перерыв. Валере разрешили побыть с Яшей наедине.
— Ну и удружил ты мне, — сразу набросился на него Чукрин. — Как это в Одессе называется?
— Успокойся. Откуда я знал, что они тебе подсунут макулатуру вместо долларов? Куда сам смотрел?
Они некоторое время препирались, но прочные позиции Фишмана не шли ни в какие сравнения с шатким положением, в котором оказался радист. Спор, упреки, перебранка ни к чему хорошему привести не могли, и Чукрин начал слезно просить Яшу что-нибудь придумать, вызволить его из полиции. Он божился, клялся, что ни в чем не виноват, обещал золотые горы.
Разработанный с помощью Фишмана сценарий провокации предписывал Яше «заступиться» за Чукрина при условии, что он ответит на некоторые вопросы и подпишет протокол, убедить русского, что все это делается в его интересах.
— Как говорят в Одессе, рука руку моет, — прямо намекнул ему Яша на то, что надо заслужить, как-то оплатить освобождение из полиции. — Я готов поручиться за тебя, но что для них поручительство мелкого торговца ширпотребом... Им надо что-то другое. Закон бизнеса!.. Без выгоды для себя они тебя не отпустят. Подписывай протокол — вот твое спасение.
Подписать протокол — значит, согласиться со всем, что в нем написано. А что в нем написано, знали только те, кто его допрашивал. Переводчик зачитал его так, как ему было велено. Это уж без всякого сомнения...
Ни «да», ни «нет» не сказал Чукрин Фишману на его предложение. А после встречи с Яшей, когда допрос возобновился, радист отказался категорически, чем вызвал гнев у рассвирепевшего сержанта. Неожиданный удар кулаком по лицу и в живот свалил Чукрина на пол. Ему тут же сделали какой-то укол. Что было дальше, о чем он говорил, что подписывал — не помнил. Очнулся сидящим на стуле. Увидел те же лица. Ему объявили, что протокол им подписан, но если он будет продолжать кипятиться, то обо всем станет известно капитану танкера и КГБ.
Чукриным овладело полное безразличие. Он словно отрешился от реального мира. Голова была тяжелая и пустая, а мышцы настолько расслаблены, что руки и ноги стали невесомыми, будто их не было вовсе. Его инструктировали, как надо себя вести, давали какие-то поручения, говорили, что с ним встретятся в любом порту, а если спишут с судна, то найдут и дома.
Чукрин в ответ только кивал.
Комиссар полиции уже не раз звонил, напоминал американцу, что русский консул откуда-то узнал о пребывании Чукрина в полиции и радиста необходимо освободить во избежание нежелательных осложнений.
Валеру увели в камеру и уговорили выпить какой-то очень крепкий напиток с тем, чтобы он мог объяснить советскому консулу, что подобрали его в ресторане пьяным. Чукрина такой вариант устраивал, он выпил целый стакан и вскоре уснул.
17
— Едут, Алексей Иванович! — войдя в кабинет Гаевого, с заметной ноткой удовлетворения объявил Шахтанин.
Генерал, выслушав краткий доклад, спросил:
— Зачем?
Николай Васильевич предвидел этот любимый вопрос Алексея Ивановича, всегда задававшийся ему в таких случаях. На этот раз начальник отдела докладывал свои соображения уверенно, без существенных оговорок, с некоторыми комментариями возможных действий «гостей».
— Ясное дело, Алексей Иванович... Вы обратили внимание на то, что американцы снова запросились к нам, хотя совсем недавно были. Очевидно, партнеры получили сногсшибательную информацию и теперь срочно хотят убедиться в наличии ракет на полигоне. Я полагаю, что они будут пытаться их сфотографировать. Но сначала ракеты нужно увидеть с шоссе. А для этого — до предела снизить скорость автомашины. Все это мы и зафиксируем.
Помощники военного и военно-морского американского атташе на своей машине спешили на юг, нигде не задерживаясь в пути. Но подъезжая к полигону, как и ожидалось, скорость сбавили.. Один из дипломатов рассматривал полигон в бинокль, а потом в руках у него появился фотоаппарат; возможно, вел фотографирование.
Шахтанин, докладывая об этом генералу, высказал предположение, что приехавшие «гости» на этом не успокоятся, попытаются специально съездить к полигону, чтобы визуально собрать информацию. Не исключено, что сделают это на обратном пути.
А пока «любознательные» иностранцы сняли номер в гостинице и, не задерживаясь в номере, отправились в ресторан. Сидели там долго, пили водку, курили, лениво переговаривались. Одним словом, убивали время.
После ресторана вышли на приморский бульвар. В течение часа медленно прогуливались под палящим солнцем. У одного из дипломатов на плече висел фотоаппарат. Сфотографировали друг друга на фоне спокойного моря и видневшегося вдали маяка. Потом вернулись в город, зашли в магазин «Военная книга», в котором бывали не раз, бегло осмотрели лежавшую на прилавках литературу. Купив тоненькую брошюрку — путеводитель, по которому можно было сориентироваться в окрестностях города, вышли, постояли у витрины магазина и направились по узкой крутой улице вверх по направлению к церкви.
В помещении «богоугодного заведения», кроме бородатого священника и пожилой женщины, уборщицы, никого не было. Американцы запрокинули головы, рассматривая церковную роспись, поинтересовались изображением какого-то святого и попросили священника назвать его. Служитель храма охотно удовлетворил их просьбу.
После посещения церкви помощники атташе еще некоторое время бродили по улицам города. Зашли на рынок, но ничего не купили. Возвращаясь в гостиницу, вышли на малолюдную зеленую Приморскую улицу, застроенную в основном одноэтажными частными домовладениями. Ближе к концу этой улицы виднелся новый девятиэтажный дом, возвышающийся, как небоскреб, над старой застройкой и соседними
