Ник вернулся мыслями к кажущейся сном сцене, когда Джоан Салливан стояла перед ним, задрав платье. Насколько она разочарована жизнью, если так рискует? Но в то же время она всегда сможет защитить себя. Это не принцесса в заточении и не беспокойная душа, жаждущая свободы. Она не храбра, а безрассудна. Скука толкает на риск: она была бесчувственной и продажной, несмотря на все свои цитирования «Венецианского купца». Сидящий в тюрьме Крис Гейл не предал ее, хотя она обвинила любовника перед человеком, который, как она знала, осуществит ужасную месть. Ник стал теперь немного лучше понимать Криса – тому известно, что Джоан предала его, но он не стал говорить о девушке; он знал, что убийство, в котором его обвинили, совершили другие, но лишь заявил о своей невиновности и не стал ничего делать. В этом было нечто, достойное восхищения, своего рода упрямое соблюдение моральных принципов.
– Правда, что у Натана был конфликт с Терри Джеймсом по поводу наркотиков? – спросил Ник. – Так считает мать Натана.
– Это был еще один идиот, – ответил Чик, – который должен был плохо кончить. Надо отдать должное Джеймсу: зелье, которым он там торговал, было приличного качества. Этот же мальчишка начинает торговать там дерьмом, сыплются жалобы… дальше дело времени. Ему не повезло, что им понадобился труп, иначе он мог отделаться парой переломанных ног.
Эта мысль показалась Нику ужасной. Натана Клеменса, возможно, не убили бы, если бы его смерть не давала такой удачной возможности подставить Криса Гейла. Он не был уверен, что это действительно произошло именно так. Возможно, Терри Джеймс, охваченный безумием, просто не смог остановиться. Беспомощный взгляд лежащего на земле человека мог располагать к состраданию или спровоцировать на удар сапогом. Некоторые могут заколебаться, внезапно представив муку и боль другого и себя на его месте. Но однако существовали и другие – с холодным или жестоким сердцем, не обремененные жалостью. А может быть, Терри Джеймс действительно собирался его убить. Намерение – вещь любопытная: всаживаешь в кого-нибудь нож, а потом заявляешь, что не собирался его убивать. Правда, нельзя прострелить кому-нибудь голову и потом заявлять то же самое. Хотя, возможно, тут уж действуешь в угаре и не думаешь о последствиях.
– Если позволишь, я задам один вопрос, – осторожно сказал Ник. – Что за отношения у тебя с Терри Джеймсом? Почему Крис был уверен, что ты расскажешь правду?
– Не люблю я его. И не боюсь. И еще – мне не нравится то, чем он занимается.
– Ты против наркотиков? – Ник удивился. Надо же, кто бы мог подумать, что у иностранца такие взгляды.
Чик неприятно рассмеялся.
– Ты думаешь, это его главный бизнес? Это, парень, ему на карманные расходы. Девочки – вот чем он занимается, в том числе и несовершеннолетние. Он привозит их из Восточной Европы и Латинской Америки. Иногда – из Германии. У них отбирают паспорта… – Чик пожал плечами. – Превращают в рабынь. Ты можешь проходить мимо и подумать, что это просто красивый дом в Эссексе. Я кое-что повидал… они поставляют девочек для определенных мероприятий… ты бы не поверил… они такое делают… – Он покачал головой, умолк и зажег сигарету.
Ник пристально рассматривал его. Чик ненавидит Джеймса. Он видел беспомощные взгляды, и это возбудило в нем жалость и возмущение, главные составляющие любого морального кодекса, который не целиком основывается на эгоизме. Пока Ник пил кампари с апельсиновым соком в саду у себя на крыше, в пригородных домах насиловали и избивали женщин из Восточной Европы и Латинской Америки – ради удовольствия одних и прибыли других. И все это снимали на пленку, чтобы создать еще один продукт из этого живого товара. Как же ему теперь поступить? Ник мог постараться тайно заснять мужчин, которые снимают женщин, это ничего не изменило бы, но могло стать удачной программой на телевидении. Он подумал о Кейтлин, которая не хотела очередной тривиальной программы о бывших коммунистических странах. Он подумал об уборщике, утверждавшем, что, несмотря на сложности, истину можно найти. И подумал о своем помощнике Марке, признавшемся в собственном бессилии – «я не могу ходить с плакатом на шее». И ведь Марк прав, действительно прав. Ник был бы рад превратить этот проект в яркое обвинение юридической системы или способности одного человека превращать других людей в сырье. А затем он сидел бы в своем саду на крыше и пил кампари с апельсиновым соком и смотрел на закат, считая себя порядочным человеком.
– Мне пора идти, – заявил Чик. – Если что, у этого вождя племени есть мой номер.
Ник проводил его взглядом и посмотрел на Джорджа.
– Интересно, откуда у него эти сведения о занятиях Терри Джеймса? О девочках и прочем?
– Чик видел жуткие вещи. И еще он рассказывал, что по Глазго разгуливает какой-то псих и нападает с ножом на проституток. Какую-то его школьную подругу порезали или что-то в этом роде. Во всяком случае, Чик страшно переживал. Думаю, после этого он очень враждебно настроен против сутенеров и всех, кто занимается этим дерьмом, – насильников, избежавших наказания.
– Об этом не часто можно услышать, верно? – Ник слегка вздрогнул от мимоходом сказанного слова «порезали». Очень легко было произнести его с бездумным легкомыслием, не связывая с ужасной реальностью, которая за ним крылась. Ник вспомнил обед, на котором его пьяный сосед обещал порезать кого-то стеклом. «Ты когда-нибудь видел человека, лицо которого было порезано стеклом?» – спокойно спросила его тогда Кейтлин.
– Это всего лишь проститутка из Глазго, – с иронией сказал Джордж. – Кого это беспокоит?
«Некоторых беспокоит», – подумал Ник. Люди несовершенны, но это не значит, что все такие, как Терри Джеймс. Джорджа Ламиди беспокоит то, что Крис Гейл сидит в тюрьме за убийство, которого не совершал, – он считает, что это несправедливо. Чик горевал из-за девочки, с которой учился в школе, с которой у него было что-то общее, благодаря чему она для него была не просто фотографией в криминальной хронике. Он испытывал какие-то чувства к девушке, чью жизнь оборвал один из тех, кем движут темные силы; такие люди не испытывают жалость или сострадание. Они внешне могут казаться обманчиво симпатичными, даже обаятельными, но совершенно не способны ослабить хватку вокруг горла, увидев ужас жертвы, и отвернуться, чтобы посмотреть на свои руки, выжимавшие из нее жизнь.
– Такая вот история, – сказал Джордж, ставя кружку на стол перед собой.
– Особых неожиданностей для меня нет, – Ник сделал глоток. – Я примерно так и предполагал. Просто не было уверенности, что все правильно состыковывается.
– Ну, теперь она у тебя есть, – подытожил Джордж.
Пиноккио
Уилл отказался пойти с Ником в клуб «Саблайм» в конце недели.
– Нет, старик, я устал от этой дрянной музыки и разодетой публики. Кроме того, ты в последний раз меня там бросил. Я уже два раза был там с тобой. Ты уже большой мальчик, справишься сам.
Ник понял, что переубеждать друга бесполезно. Он не мог придумать, с кем бы ему еще пойти – о Кейтлин и думать было нечего. Что касается Карла, то можно было с таким же успехом попытаться уговорить того полететь на самодельной ракете на Марс. «Какая у меня может быть необходимость пойти туда?» – спросил бы Карл с искренним любопытством. Карл обычно не ходил в такие места, почтовый код которых не свидетельствовал о том, что они находятся в центре города. Желательно также, чтобы в коде была литера W, указывающая на западную часть города. Ник подумал, не настоять ли ему на том, чтобы Марк сопровождал босса, как в деловой командировке. Вероятно, Марку там понравилось бы, особенно женщины, но потом Ник испугался, что Марк нарвется на резкость из-за чепухи, которую будет нести, и что ему самому придется весь вечер слушать про футбол. На работе ему пришлось резко оборвать беспрерывную болтовню Марка о том, с кем «Челси» подпишет или не подпишет контракт в ближайшие месяцы. Когда тот стал описывать все достоинства и недостатки чуть ли не всех возможных игроков со всех концов света, терпение Ника лопнуло, и он заявил, что если слово «Челси» будет произнесено еще хоть раз, то он постарается, чтобы Марк никогда больше не работал на телевидении. Марк дулся на него до самого конца рабочего дня.
В итоге Ник решил, что на этот раз он пойдет в клуб один. Близился вечер. Жара стала липкой и влажной, на улице во всех домах были открыты окна, медленно передвигались люди, одетые в шорты. Он надевал на себя то, что, по его мнению, приличествовало походу в «Саблайм», а Кейтлин сидела на диване и поглощала биографию Йитса, после того как расправилась с Юрием Гагариным и собаками-
