подталкивающих верхи в этом направлении.
В среде американской монополистической буржуазии консерваторы делят власть и влияние с либералами по принципу маятника. Но и здесь разграничение не является простым делом. Политологи, стремясь расщепить волос, улавливают непроверяемые тонкости в определениях, видят — порою придумывают — самые удивительные гибриды: левых и правых либералов, соответственно левых и правых консерваторов. Как они умудряются провести грань между правыми либералами и левыми консерваторами, сказать трудно. Нащупать различие между либералами всех мастей и консерваторами во всем их спектре, опираясь на дихотомию двух буржуазных партий — демократической и республиканской, практически невозможно, если не поддеваться уговорам банальных писаний американских авторов. Перебежки от одной такой неформальной, умственной конструкции к другой для американских политологов вполне обыденное и нехлопотное дело.
Ознакомим читателя с примером подобного «теоретизирования». Известный американский политолог Д. Белл совершил глубокую эволюцию вправо и еще правее. Выступая на симпозиуме «Кто левый, что является правым?», он попытался дать следующее определение правым: «Либеральный консерватор (скажем, Милтон Фридман) верит в свободный рынок и в право индивидов делать с собой все, что им угодно… Консервативный консерватор (например, Лео Страусс) полагает, что массы должны воспитываться философской элитой и что необходима цензура, которая не позволяла бы людям читать порнографические книги. Консервативный либерал (вроде Пола Самуэльсона) убежден в достоинствах смешанной экономики, не зная, впрочем, какова пропорция „смеси“. Либеральный либерал (подобный Джорджу Макговерну) верит в необходимость больших государственных расходов и в систему социального обеспечения».[163]
И самое важное: такого рода разграничения еще имеют какой-то смысл, когда говорят о внутренней политике, особенно об отношении к роли государства. Но совсем иначе, зачастую полностью меняя сложившиеся конфигурации, располагаются демаркационные линии, едва дело заходит о проблемах внешней политики, об «имперском» мышлении с ее сугубым антикоммунистическим, антисоветским контекстом. Правые едины в главном, они отличаются накалом милитаристских и агрессивных притязаний, крайней воинственностью конкретных рекомендаций.
Более или менее очевидную разницу между правыми можно заметить лишь тогда, когда они оказываются в неодинаковом положении относительно власти. Одно дело теория и совсем другое — практика. Одно дело — осуществление внешнеполитического курса как бы извне, издали, опосредованно. Другое дело — повседневное воздействие на механизм принятия решений. И уже совсем иное положение, когда правые внедряются в высшие звенья этого механизма, оказываются на вершине власти в Белом доме, в основных министерствах и ведомствах.
Процесс продвижения правых к власти развивался в послевоенное время неравномерно: были удачи, были и спады. Возьмем краткий отрезок времени, связанный с политикой разрядки, которая рождалась в муках, поскольку правящая элита США стояла перед трудным для себя выбором. Политика, направленная на ослабление напряженности, просуществовала недолго — в начале 70-х годов при администрации Р. Никсона. Ей сразу же стали оказывать сопротивление различные группировки в правящих кругах США. Как уже отмечалось, немаловажную негативную роль сыграл здесь Картер, особенно в два последних года своего президентства. На этой почве произошел поворот к острой конфронтации и военно-силовым принципам внешней политики при администрации Р. Рейгана. И на всех этих этапах внедрение правых в механизм внешней политики имеет прямую связь с действиями США на международной арене.
Американские правые сегодня с сожалением вспоминают о временах Карибского кризиса 1962 года. Именно в нем они видят последний всплеск политики, опиравшейся на ракетно-ядерное превосходство США. Затем наступил перелом, обозначивший к концу 60-х годов равновесие стратегических сил. Поражение в Юго-Восточной Азии привело к «вьетнамскому синдрому». Потерпели провал и провокации против некоторых социалистических стран в Восточной Европе. Это все и вынудило Р. Никсона пойти на разрядку напряженности в мире. Здесь исходная точка современного мышления и действий правых в контексте «Pax Americana».
Карибский кризис был связан с возрождением правых сил в начале 60-х годов, когда усилилась пропаганда тотального антикоммунизма. Их почерк разительно похож на тот, которым правые изображали свои требования к внешней и военной политике в конце 70— начале 80-х годов. В недавно вышедшей в США книге «Достаточно будет лопат: Рейган, Буш и ядерная война» видный американский журналист Р. Шеер, встречавшийся со многими своими «героями» — деятелями правых сил, пишет, что идея «окна уязвимости» США, вытащенная на свет божий правыми в борьбе с ОСВ-2 и в желании подтолкнуть затею с «довооружением», напоминает версию о «разрыве в ядерных вооружениях», которая была разыграна во время избирательной кампании Дж. Кеннеди в 1960 году. Кеннеди тогда предложил простой лозунг, который избиратели могли «купить». Кандидат в президенты от демократов усиленно использовал тезис, что республиканцы допустили якобы «разрыв в ядерных вооружениях» между США и СССР. «Когда он был избран, — отмечает Р. Шеер, — и ознакомился с данными разведки, то обнаружил, что Советы имели лишь немного ракет с сравнении с тысячами наших. Но это не имело значения. Ко времени, когда это было им обнаружено, он стал президентом».[164]
Правые, стремясь ориентировать администрацию демократов на жесткую конфронтацию с СССР, не теряли времени даром ни в ходе избирательной кампании, ни в первые годы пребывания Дж. Кеннеди у власти. Они усиливали нажим на Вашингтон. И в ряде случаев администрация им уступала. Более того, опиралась на их поддержку, искала ее. Именно в марте 1962 года журнал «Лук» в статье «Возрождение правых» отмечал, что возрождение правых «началось 18 месяцев назад и теперь, подобно пожару в прериях, бушует на Юге и Западе».[165] Журнал отмечал, в частности, активную деятельность правых в Далласе.
Эта география влияния правых в начале 60-х годов весьма поучительна. На Юге, в Далласе, был впоследствии убит Дж. Кеннеди. На Западе, в Калифорнии, деятельность правых была связана с Р. Рейганом. Интересен и отсчет времени: «18 месяцев назад» — это ноябрь 1960 года — выборы, на которых победил Дж. Кеннеди. На правых и была рассчитана версия о «разрыве в вооружениях». Тогда-то и начался подъем в движении ультраправых.
Один из далласских правых, Дан Смут, вел тогда программу в передачах 32 телевизионных и 52 радиовещательных станций. Его соратник Д. Льюис — глава лос-анджелесской фирмы «Льюис фуд корпорейшн», выпускающей консервированные корма для собак, был в числе финансистов этой программы, «Коммунистический заговор в Вашингтоне, — говорил Д. Льюис, — представляет даже большую опасность, чем во времена Алджера Хисса и Гарри Декстера Уайта (их преследовали маккартисты. — А. Я.). Государственный департамент выполняет работу коммунистов лучше, чем они сами».
Сам Дан Смут — бывший служащий ФБР. После девяти лет службы в этой организации он вышел в отставку и стал руководителем передач по радио и телевидению, финансируемых X. Хантом — техасским мультимиллионером. Разумеется, это были крайне реакционные по содержанию передачи. Потом он создал свою организацию, найдя других финансовых «доноров». Он метал громы и молнии по поводу не только Москвы, но и Вашингтона. Крайне правые взгляды Д. Смута относились и к внутренней политике (он неистово нападал на идею усиления федерального правительства, политический курс Г. Трумэна, «Новые рубежи» Дж. Кеннеди, республиканизм 60-х годов, именуя их не иначе как «философией коммунизма, фашизма и нацизма»), и к внешней политике (он требовал, чтобы США вышли из ООН, «силой опрокинули» Фиделя Кастро, бойкотировали бы Россию, если она «не уйдет» из Восточной Европы). Убеждения Д. Льюиса также не оставляли сомнений: бывший президент Д. Эйзенхауэр был «сознательным агентом тайного коммунистического заговора». В области внешней политики выражался еще категоричнее. Например, о Кубе он сказал: «Я бы смел коммунистов с лица земли в 24 часа».
Журнал «Лук» доказывал, ссылаясь на того же Д. Льюиса, что идеи Смута благоприятствуют бизнесу, поскольку «люди так восторгаются постановками Дана, что они скормили бы собачьи консервы людям, если бы им это позволили. Тысячи пишут нам, а сотни тысяч покупают товар, поскольку им нравится наша программа». Это и есть «средний класс» США в его идеологическо-предпринимательском консервативном традиционализме. И сегодня он такой же, каким был в начале 60-х годов, хотя многое изменилось в мире с тех пор.
Ф. Небел в статье о возрождении правых в США в начале 60-х годов не ограничивается этими двумя
