Оборотень в погонах

– Интересная у вас модель, – не удержался я. – Первый раз вижу такой маленький. “Нокия”?

– “Эриксон”, – гордо отозвался управляющий. – “М58”.

– Эм – в смысле “морион”? – уточнил я, подаваясь вперед, чтоб получше разглядеть демонстрируемый Турухановым хрусталик.

Действительно, стеклянисто блестящий шар был непроглядно-черен. С тех пор, как Белл впервые показал, что звук может передаваться отдельно от изображения, для связи стали использовать кварц всех оттенков, а кое-где – и простое стекло; чуть ли не бутылочное. Но для сложных, плотноупакованных чар лучше подходят полудрагоценные сорта. По поверхности шара бежала гравировка – стилизованные соты.

– Последняя модель, – заметил Туруханов, пряча мобильник. – Так, Всеволод Арсентьевич, контракт мы сейчас подпишем?

– Пожалуй, – согласился я.

– Тогда пройдемте в старый офис, и Танечка оформит…

Он бережно поволок меня за локоть к дверям.

– Мне еще придется сюда не раз заходить, – предупредил я. – Снять размеры аквариумов…

– Нет проблем, – успокоил меня Туруханов. – Мы вам выправим временный пропуск, как строителям. Сможете забегать в любое время… охрана внизу вообще круглосуточно, а двери открыты с восьми и до десяти вечера. Единственное условие, – Он повернулся ко мне, – все должно быть сделано в течение двух недель. За строителей я ручаюсь, но сроки действительно очень жесткие… – Решимость опять покинула его, и он сбился.

– Надо – значит, сделаем, – успокоил я его, а про себя добавил: “За отдельную плату”.

На самом деле мне вовсе не хотелось тратить время на господина Кленова и его прихвостней. Исчезновение и возможная гибель Грома, дышащий мне в затылок дурак-следователь – вот что грозило отнимать у меня большую часть следующих нескольких дней. Но… склеить четыре аквариума из эльфийского стекла я могу поручить Шару, у него лучше выйдет… а все остальное можно за три дня устроить, включая цихлид. Так что за неделю можно управится… если через неделю я буду еще жив.

Валентин Зорин, четверг, 17 июня

– Валь, ты меня пустишь или нет?

– Что? – Я оторвал пустой, как улыбка эфирноведущего, взгляд от крайне увлекательного чтива – протокола осмотра места происшествия, то есть убийства некоего Коглы Ахмадовича Гурмаза, одним из первых павшего от пули Невидимки. Правда, тогда мы еще не знали, что это Невидимка, отчего гибель средней руки коммерсанта, возжелавшего подмять под себя трижды деленый-переделеный Святоместинский рынок, прошла незамеченной газетами. Честно говоря, последние десять минут я тупо пялился в третью страницу, силясь сообразить, как должна была называть покойника в детстве мама.

Надо мной сторожевой башней возвышался Дося Малинкин. В таком ракурсе он сильно напоминал тех стражей, что Господь поставил у врат Эдемских, только вместо меча пламенного сжимал в руках небрежно свернутую трубочкой стопку бумаг толщиной в три пальца. Впрочем, и по Библии херувимов много, а меч им даден один, на всех не хватает…

– Дося, – проникновенно прохрипел я, протирая глаза – те горели, запорошенные сухой сажей, с помощью которой снимают копии. – Мне выделили этот стол два часа назад. До этого я ютился на столе у вахтера. Не за столом, а на столе! Вот и ответь – с какого рожна горячего я тебя должен пускать?

– Твое время, – сурово ответствовал Малинкин, – утреннее. А после обеда, извини, мое. Вон, Никитич график составил. Ему и жалуйся.

– Не буду жаловаться, – вздохнул я, поднимаясь на ноги. – Пойду лучше домой.

– И правильно, – отрубил Малинкин. – Тебе все равно делать нечего.

У меня на этот счет уже сложилось несколько иное мнение. Но в словах Малинкина была своя логика – продолжить следствие по делу Парамонова я не смогу, покуда не восстановят документацию. Заняться делами менее срочными и примечательными – тем более, потому что до них у машбюро руки еще не скоро дойдут. А Досифей окажется завален по уши своей текучкой не позднее завтрашнего утра. Или ограбят кого-нибудь, или нахулиганят спьяну – народ-то по старой, раешной привычке тащится в благочиние с каждой жалобой.

– Садись тогда. – Я махнул рукой в сторону освобожденного сиденья, одновременно пытаясь упихать раскиданные по столу бумаги в ящик. Поразмыслил – не прихватить ли с собой хотя бы сводку педанта Никодимова по всем “эпизодам” с участием Невидимки – но решил, что подобная нагрузка для моих мозгов окажется непосильной. – Твоя половина какая – правая или левая?

– Пусть будет правая, – буркнул мой коллега, словно делал мне особенное одолжение.

Притулившийся рядом на изрядной стопе одинаковых сизых папок с надписью “Дело номер…” Смазлик потянулся было утащить стул для собственных нужд, но Малинкин с неожиданным для своих габаритов проворством припечатал сей предмет меблировки к полу.

– Зеленым, – мстительно процедил он, – стула не давали.

На Смазлика он дулся со дня последней тринадцатой зарплаты, которой лишился в ходе безобразного расплева с начальством – инициированного, как подозревал крепкий орденец Досифей, пронырливым нехристем.

– Нужен мне твой… понос, – буркнул гоблин, всем видом изображая лису на винограднике.

Я ретировался прежде, чем разгорится перепалка. По счастью, всех уцелевших сотрудников нашего райотдела сев-восточники вселили компактно, на половине подчердачного этажа, и свара не могла оскорбить ничьего слуха – свои-то давно привыкли. Морщилась только Китана, но ее сегодня как раз не было – она с бригадой на выезде перетрясала в Царицыне старый склад, где очередная когорта народных умельцев настропалилась безо всякой магии делать молдавский коньяк из технического спирта, чифира и леденцов “Чупа-чупс”. И что характерно – торговали им три месяца, прежде чем самый ушлый потребитель сообразил, что на этикетке написано “Белый цапель”.

От недосыпу и усталости я начинал временами отплывать в какую-то нирвану. Проходя мимо вахтерки, я поймал себя на том, что мучительно вслушиваюсь в доносящийся из ветхорежимного эфироузла бубнеж.

– …После недавних беспорядков в секторе Мордор и на западном берегу Андуин. А теперь – о новостях магии. Несмотря на то, что американский сенат принял недавно закон, запрещающий эктоплазматическое клонирование, теологи других стран категорически не согласны с такой постановкой вопроса…

Я встряхнул головой, отгоняя наваждение. Еще только забот о международном положении мне не хватает для полного счастья. Вот добреду до дома (это городскими порталами до Ковроткаческой, и оттуда областными восемь ворот… добрести бы, не свалившись), и спать… спать… спать…

Всеволод Серов, четверг, 17 июня

Шар выслушал мое сообщение предельно внимательно. Таким – заострившимся, сжавшимся, словно изготовившийся к прыжку снежный барс, – я не видел своего друга уже давно. Пожалуй, что с самого Афгана. После ранения Шар отгородился от окружающего мира стеной циничной иронии – а сейчас егерская закалка с хрустом прорвалась сквозь эту оболочку.

– И что теперь ты намерен предпринять?

– Хороший вопрос. – Я пожал плечами. – Попытаюсь задействовать резервные каналы связи.

– А ты уверен, что они не замыкались на того же Грома? – спросил эльф. – Сколь мне мнилось, они предназначались, в основном, для того, что обеспечить безличную связь, в случае, если прямой контакт станет… рискованным.

– Не уверен, – вздохнул я. – Но в любом случае что-то делать надо.

– А вот в этом не уверен я! – резко отозвался эльф.

– Почему?!

– Потому! Это одна из самых типичнейших ваших человеческих черт – чуть что, бегать и суетиться, точно безголовые куры, даже тогда, когда необходимо просто спокойно обдумать обстановку, дабы, – Эльф повысил тон, – принять наиболее взвешенное решение.

– А мне не нужно обдумывать! – огрызнулся я. – У меня на этот счет есть прямая инструкция – в случае утраты связи с куратором действовать так-то и сяк-то, сэмэ пункт шестой следующего раздела.