— Прекрасно. — Монсеньор хотел еще что-то сказать, но передумал. — Беременность должна быть радостным событием в жизни женщины.
Наконец несколько прихожан начали убирать со стола, тогда как остальные поднимались по лестнице, чтобы раствориться в ночи. Последние из них только начали восхождение, когда отец Джимми подошел к Ханне. Он выглядел непривычно замкнутым, не таким, как обычно.
— Вижу, вы уже успели поговорить с монсеньором.
— Да.
— О чем-то конкретном?
— О всяких мелочах.
Он засунул руку в карман и вытащил из него стопку снимков.
— Боюсь, что ничем не смогу вас порадовать, Ханна. Мне не удалось найти ни малейшей ниточки к этому.
— Совсем ничего?..
— К сожалению, да.
— А что насчет сообщения на автоответчике? От сына Джолин?
— Если это так важно для вас, вам лучше спросить у них самих. Не забывайте, Ханна, не вам судить будущих родителей этого ребенка.
Он вел себя странно и избегал смотреть ей в глаза.
— Наверное, вы думаете, что я все это выдумала?
— Нет, дело не в этом. Я убежден, что… вы зря себя накручиваете.
Настроение у нее быстро падало. Она ведь рассчитывала, что он будет ее союзником.
— В таком случае простите, что побеспокоила вас, отче.
— Вы меня не побеспокоили. Это же моя работа — помогать людям.
Ханна беспомощно пожала плечами и взяла у него из рук снимки.
— Думаю, все так и есть, как вы говорите. Мне лишь удалось узнать, что фотографию Джолин с мальчиком сделали в Испании. В каком-то городе Овьедо.
Поведение отца Джимми изменилось в один миг. В его глазах, которые смотрели прямо ей в лицо, вновь зажегся интерес. Она поняла, что не может выдержать этот неожиданно сильный взгляд.
— Как вы сказали?
— Овьедо, — пролепетала Ханна. — А что?
Глава 30
Лунный серп уже высоко поднялся на ночном небе, когда Ханна и отец Джимми пересекли сад и направились к приходскому дому.
— Овьедо известен своим собором. Там хранится сударум, — сказал он.
— Что такое сударум?
— Сейчас узнаете. Кажется, я начинаю что-то понимать в происходящем.
Кабинет находился на первом этаже, рядом с кухней, и во времена, когда в доме еще жили четыре священника, служил столовой. На полках, где в свое время хранились всевозможные соления, теперь стояли справочники и труды философов. В углу примостился устаревший глобус, на котором почти все страны Африки находились под властью колониальных держав. Перед окном стоял длинный сосновый стол, который использовался как письменный, но больше походил бы на кухонный, если бы вместо компьютера «Макинтош» на него поставили миску с фруктами.
Отец Джимми занял компьютерный стул с прямой спинкой, включил компьютер и ввел в поисковик слово «сударум». На экране высветился список сайтов. Он прокрутил его вниз, затем кликнул на одном под названием «История сударума».
— Вы, наверное, слышали о Туринской плащанице? — спросил он Ханну.
— Наверное.
— Это древний кусок льняного полотна с отпечатавшимся на нем изображением человека. Многие верят, что плащаница — похоронный саван Иисуса и что на ней его изображение. Плащаница хранится в Туринском соборе в Италии и является одной из самых почитаемых реликвий католической церкви.
— Теперь припоминаю, — сказала Ханна, подтаскивая стул к столу. — А в чем связь?
— Ну, иногда сударум называют «второй плащаницей». Считается, что этим платком было накрыто лицо Иисуса после его смерти на кресте. Название происходит от латинского слова «судор», что означает пот. Дословно его можно перевести как «платок для вытирания пота».
— Почему им понадобилось накрывать ему лицо платком?
— Обычай древних иудеев. В те времена, когда кто-то умирал в муках и лицо умершего было изуродовано болью, ему на голову обычно набрасывали платок, дабы скрыть его от людских глаз. Это вполне могло иметь место и в случае с Иисусом. Если все так, то сударум мог быть этим платком. В любом случае речь идет о мнении многих верующих.
— Как это объясняет снимки?
Отец Джимми достал одну из фотографий мужчины с закрытым тканью лицом.
— Это сложно объяснить. Взгляните на распятие вон там. — Он указал на стену за ее спиной. — Видите?
— И что?
— Схожесть. Между мужчиной на этом снимке и Иисусом на распятии.
— Вы хотите сказать, что на этих снимках кого-то распяли?
— Нет, но кто-то, возможно, пытался воссоздать сам процесс.
Ханна пожала плечами, выражая свое недоумение.
— Мне кажется, — продолжал Джеймс, — что на снимках запечатлен своего рода эксперимент, ну, скажем, чтобы показать, как выглядел бы Иисус с сударумом на лице. Видимо, они приложили немало усилий, чтобы точно повторить положение головы. Думаю, именно для этого и пригодился манекен. В действительности же никого не пытали.
— Слава Богу. Значит, это что-то вроде… исследования?
— По моему мнению, да.
Теперь на экране высветилась история сударума. — По сравнению с историей Туринской плащаницы путь «второй плащаницы» был лучше задокументирован и менее извилист. В нем не было темных пятен, связанных с местонахождением и владельцем, чего нельзя было сказать об итальянской соседке. История сударума, если верить тому, что они читали на мониторе, легко прослеживалась с библейских времен. После казни Спасителя сударум находился в Персии до 614 года, когда на Иерусалим напали персы и захватили его. Чтобы сохранить многовековую святыню, сударум переправляют в египетскую Александрию, а когда она тоже пала под натиском персидских завоевателей, увозят в ларце с другими реликвиями в Испанию.
До 718 года он находился в испанском городе Толедо, но, чтобы опять спасти реликвию от неминуемой гибели — в этот раз от рук мавров, покоривших Пиренейский полуостров, — ларец везут на север и прячут в пещере, расположенной в десяти километрах от Овьедо. Со временем в этом городе для реликвии была построена капелла.
Король Альфонсо VI и испанский дворянин, известный как Эль Сид, присутствовали при открытии ларца 14 марта 1075, когда его содержимое подверглось официальной описи. Сударум был главной реликвией среди остальных и затмевал по своей важности фрагменты костей и кусочки обуви, которые долгое время сопровождали его. С тех пор он остается в Овьедо и выносится на обозрение верующим только в определенные церковные праздники. Кстати, в средние века собор был весьма популярным местом у паломников, тогда как в двадцатом веке их маршруты стали охватывать другие места.
Оба они так увлеклись чтением, что не услышали, как входная дверь скрипнула и усталый монсеньор Галахер тяжелой поступью вошел в дом.
— Ты еще не спишь, Джеймс? — крикнул он из прихожей.
Услышав его голос, Ханна вскочила со стула. Отец Джимми приложил палец к губам, давая ей знак,
