которую довелось пережить, осталась позади, время от времени он отправлялся по приглашению в Лондон, чтобы высказать свое мнение в подвале министерства обороны, неофициально именуемом «Театром лекций мастеров прошлого». Но такие приглашения приходили все реже, и Керр превратился в безвестного гражданского служащего на пенсии, обладателя наград за выращивание призовых овощей, подрабатывающего преподаванием на полставки в Эксетерском университете, на отделении романо- британской истории. Было бы неосторожностью, а в действительности это просто запрещено, если бы он вел занятия на любом из семи европейских языков, которыми свободно владел.
В понедельник утром, когда он переводил «Илиаду» с греческого на польский — это героическое произведение, которое должно было выйти большим тиражом под псевдонимом Питер Квикс, — в дверь позвонили. Прежде чем он пошел открывать, аккуратно разложенные бумаги и словари исчезли в яшике стола, а вместо них был извлечен частично разгаданный кроссворд из «Дейли телеграф»: скрывать то, что он делал на самом деле, стало частью его натуры.
— Сэлли! Если бы я знал, что это вы, я бы не беспокоился.
— О чем?
— О том, чтобы замести следы. Входите и рассказывайте! В чем проблема?
— А почему это должна быть непременно проблема?
— Не будьте такой непонятливой, это на вас не похоже. — Керр отвечал, ведя ее в гостиную. — Сейчас утро понедельника. Вы обычно отправляетесь в универмаг, а автоматическая стиральная машина в это время делает свое дело, и сегодня достаточно хороший день, чтобы развесить белье на улице. Но из моего окна виден ваш сад, а веревка пуста. Как и всякий, кто был на дипломатической службе, вы — существо организованное. Но сегодня случилось что-то настолько срочное, что заставило вас нарушить заведенный порядок. Так что вы заглянули ко мне не для пустой болтовни…
Она засмеялась:
— О, Алекс, какого артиста потерял мир в вашем лице!
— Если вы собираетесь цитировать, делайте это правильно, — сказал он назидательно. — «Этот артист не мертв, он спит — и оба его глаза открыты».
— Тогда вы можете сказать мне, что они видят?
В ответ на ее тон тонкие губы Керра недовольно и задумчиво сжались.
— В вашем голосе звучит… серьезность. Припоминаю, так же было, когда вы первая сказали мне о ваших подозрениях по поводу Бриджена в пражском отделе виз. Каким же отвратительным делом это обернулось! Оно стоило жизни двум женщинам.
— Я стараюсь забыть об этом, — тихо сказала Сэлли Бейкер. — Одну из них я знала.
— Тогда-то я и выяснил, с какой твердостью вы бросили якорь в наших водах. — Керр успокаивающе улыбнулся. — О, дорогая! Неужели это все еще так живо? Простите, что напомнил. Так или иначе, что бы ни было сейчас, это уже не может быть, думаю, столь болезненным для вас.
Он подвел ее к креслу с прямой спинкой, одиноко стоящему посреди комнаты, сел напротив нее, сложив руки. Позади в окно лился солнечный свет. При утреннем свете его жесткие серые глаза прятались в паутине морщинок — след годами плетенных хитростей, интриг и нервного напряжения. Они покрывали его лицо, как маска боли. Вот и теперь безобидный пенсионер-садовод автоматически вошел в роль ведущего допрос.
— Рассказывайте, — предложил он. — С самого начала.
— Это не комната четыреста девять для допросов, — напомнила она ему. — Не возвращайтесь, Алекс, к старым привычкам. Вы не должны этого делать.
— Простите, — извинился он. — Но вы одна из тех немногих людей, с кем я могу быть самим собой.
— Господи, и какой же вы на самом деле? — Она улыбнулась, прежде чем продолжить. — Я могу начать с сегодняшнего утра, потому что именно теперь все вышло на поверхность. У Стефана Харта гостит друг. Его зовут Огастас Мальтрейверс.
— Писатель? — осведомился Керр.
Сэлли Бейкер удивилась:
— Разве? Я не знала!
— Я не верю, что существуют два человека с таким именем. Его второй роман вышел около года назад, он написал также несколько пьес. Ничего такого, что могло бы обеспокоить Айрис Мердок или Тома Стоппарда, но он лучше, чем многие другие.
— Тогда, должно быть, это он. Он не говорил, чем занимается, — мы были слишком заняты разговором о других вещах. Во всяком случае, сейчас я начну сначала.
Керр слушал ее двадцать минут. Сэлли Бейкер знала, хотя могла и не видеть этого, что время от времени его глаза вспыхивали, когда он в уме выделял ключевые моменты ее повествования, которое его мозг одновременно и воспринимал и записывал. Когда она закончила, он мог бы слово в слово повторить все, что только что услышал, включая и ее предположения, которые в их общем прошлом так часто имели решающее значение.
— Больше нет ничего значительного или непосредственно относящегося к делу. — Сделав такое заключение, она улыбнулась. — Теперь я опять в комнате четыреста девять.
— И точны, как всегда, — заметил он. — Рекомендуется ли предпринять какие-то действия?
— Разумеется, хотя и не вам. Но я хотела бы услышать ваши соображения. Прежде всего скажите — вы проявили какой-то интерес к смерти Патрика Гэбриеля?
— Естественно, я сообщил о ней, — ответил он. — В моем положении нельзя не обращать внимания на нераскрытые убийства, которые происходят близко от моего бивака. Из Лондона сюда прислали человека, чтобы поговорить с полицией, но ничего не было обнаружено. Смерть Гэбриеля была тайной не более чем местных масштабов. Я получил очень разумный рапорт, — думаю, кто-то хотел успокоить старика: никаких особо подозреваемых, достаточное их число отсеялось после операции по снятию отпечатков, которую удалось провести.
— А вы позволили снять свои?
— Конечно. Я законопослушный гражданин, и мне не хотелось привлекать к себе внимание деревенских полисменов. Тем более что через два часа их изъяли из досье уголовного розыска Эксетера.
— Итак, это убийство привлекло ваше внимание. Есть ли у вас какие-нибудь идеи на этот счет?
Керр пожал плечами.
— Постольку поскольку я думаю об этом, я почувствовал, что полиция чересчур занята мотивами убийства, а не мотивами кражи. Люди убивают по самым разным причинам, убийца мог быть просто пьян, хотя полагаю, что на это не похоже. Вот похищение блокнотов со стихами Гэбриеля — это гораздо более таинственно.
— Но оба преступления должны быть связаны, — возразила Сэлли Бейкер.
— Конечно, — согласился Керр. — Однако они поставили телегу впереди лошади: объясни убийство — и будет понятна кража. Я бы подошел к этому с другой стороны.
— Вы довели это до их сведения?
— Не прямо, но когда Лондон дал отбой, я предложил представить это как их инициативу. Я бы не хотел, чтобы такого рода идея исходила от меня: слишком высок уровень моей конспирации. Не знаю, побеспокоился ли об этом Лондон.
— А как насчет того, что происходит сейчас? На церковном дворе?
— Это все догадки и версии. — Керр с облегчением заговорил на своем профессиональном языке: — Это всего лишь умозрительная информация, требующая подтверждения из других источников. Следует отметить совпадения с историей Ральфа-Сказочника, но есть слишком много альтернативных возможностей, чтобы делать окончательные выводы. На этой стадии не может быть уверенной увязки с основным событием. Никаких действий, пока…
— Ну, я уже предприняла кое-что, — прервала его Сэлли Бейкер. — Или, по крайней мере, я предложила, чтобы это сделал Гас Мальтрейверс.
— Тогда ждите. Даже совершенно неопытные сотрудники могут отыскать исходные факты. Это не безусловно, но случается.
