карманы пальто, не оглядываясь, настороженно смотря вперед и по сторонам. Со скамейки поднялись два офицера в форме СД и двинулись навстречу. И хотя в этом не было ничего необычного, Петров вдруг нутром почувствовал опасность.
Сзади послышался приглушенный вскрик. Петров резко отскочил в сторону и, прижавшись к стене, оглянулся. Женщина стояла у тумбы на том месте, где он ее оставил. Справа к Петрову, держа руку в кармане шинели, приближался еще один немецкий офицер. Петров узнал его — это был Вадлер, начальник Приморского СД. Сомнений не оставалось — провал. Офицеры подошли почти вплотную. Вадлер проговорил:
— Господин Петров, игра окончена, руки вверх!
Не вынимая руки из кармана, Петров выстрелил. Один из офицеров схватился за бедро, и, словно запнувшись о что-то невидимое, упал. Второй метнулся в сторону. Вадлер крикнув, выстрелил в Петрова. Промахнулся. Майор бросился в ту сторону, где набережная упиралась в поросший кустарником склон.
Из переулка навстречу ему бежали солдаты. Сзади тоже раздавался топот и крики. Одного из солдат Петров уложил на месте. Второй отскочил в сторону. Прильнув к стволу дерева, Петров продолжал стрелять в своих преследователей. Бежавший спереди офицер, качнулся вдруг, схватился за плечо.
До спасительного склона оставалось совсем немного. И тут Петров упал — пуля пробила ногу. Стиснув зубы, встал, пробежал несколько шагов и, раздвинув кусты, пополз по склону, цепляясь за гнущиеся ветки кустарника.
Враги были совсем близко. Петров продолжал ползти из последних сил. Тут правее должен быть еще один овражек. Но, пожалуй, овражек не выручит — фашисты настигнут. Не стреляют, хотят взять живым. Что ж, добраться бы до того крытого мхом камня. Он прикрыл бы сзади… Подпустить врагов. Есть еще три патрона. Два — врагу…
Сделав резкое движение, Петров почти упал на колючие разлапистые ветви тиса. И вдруг почувствовал, что куда-то проваливается. От резкой боли потерял сознание. Когда очнулся, услышал прямо над собой немецкую речь. Приподнял голову. Глубокая яма. Сверху прикрытая зелеными ветвями. Сквозь них едва сочится тоже зеленоватый свет.
— Наверное, пополз к реке, — донеслось сверху.
— Рассыпаться цепью, обыскать все, каждый кустик! — Петров узнал голос Вадлера, истеричный, злой, видимо, начальник СД был вне себя.
Затрещали ветки — кто-то шел возле самой ямы. Петров поднял пистолет. Шаги удалялись. Вскоре все стихло.
Петров осмотрелся. Попробовал приподняться и не смог. Раненую ногу пронзила резкая боль. Стиснув зубы, попытался еще раз встать. Уперся рукой в стену ямы. Рука тотчас же соскользнула с мокрой глины.
И тогда майор Петров подумал, что это неожиданное убежище станет его могилой. Не выбраться ему отсюда.
Глава пятая
КУРТ КОХ ЗАВОДИТ ЗНАКОМСТВА
Небрежной походкой, засунув руки в карманы щеголеватой шинели, ранним утром идет по городу обер-лейтенант интендантской службы Курт Кох. На приветствия встречных солдат лишь кивает головой, не вынимая рук из карманов. А офицеров в этот ранний час на улицах нет, спят еще господа офицеры. Неожиданно у подъезда штаба Курт Кох встретил Вадлера. Вытянулся, четко поприветствовал подполковника. Вадлер лениво ответил на приветствие. Неприязненно взглянул на свеженького обер- лейтенанта. Ишь интендантишко. Тянется. Вот у кого спокойная жизнь. Спал небось всю ночь с какой- нибудь девкой. Одеколоном так и разит. Сапоги начищены до зеркального блеска, шинелька как влитая сидит. Выбрал, видимо, на складе. Как же, он там полновластный хозяин.
А он, Вадлер, смертельно устал. Ну и орал же вчера Розенберг, когда узнал о провале операции по поимке Петрова. Все рухнуло. Не сегодня-завтра жди отставки. Собачья жизнь…
Вадлер поежился, медленно пошел дальше. Выпить бы сейчас и, как в яму, провалиться в сон.
Встреча с обер-лейтенантом почему-то оставила неясное чувство тревоги. В чем дело? Вадлер пытался поймать ускользавшую мысль, это далось ему с трудом. Ага, он знает всех офицеров гарнизона в лицо. Этого же интендантишку видит в первый раз. Значит, он или в командировке здесь, или вновь прибывший. Надо выяснить. Только позже, позже. Сейчас спать.
Офицеры интендантского управления имели все основания утверждать, что обер-лейтенант Курт Кох человек в высшей степени общительный и беззаботный. На третий или четвертый день своего приезда в Приморск он заявил, что приглашает всех офицеров отдела в ресторан. Дескать, надо же отметить приятное знакомство.
Заняли три столика. Курт Кох не скупился (офицеры пришли к единому мнению, что Курт Кох к тому же ловкач, и в Виннице, откуда он прибыл, видимо, погрел руки на казенном добре).
А к концу вечера получилось так, что за тремя столиками пили чуть ли не все находившиеся в ресторане. Курт Кох, сияя всем своим румяным лицом и веселыми голубыми глазами, подходил с бокалом к соседним столикам и, проливая вино, — опьянел он после первых же рюмок и довольно сильно — приглашал дорогих господ офицеров выпить за здоровье фюрера, великую Германию и за победу ее над этой варварской Россией. И еще за знакомство, за приезд его, Курта Коха, в край «полуденного солнца». Болтал он много, и речи не очень умные, но что возьмешь с пьяного. Тем более, что и другие офицеры армии великого фюрера были изрядно на взводе.
У этого пройдохи Курта незаурядный дар заводить знакомства. Причем самые нужные знакомства. К концу вечера он уже был на ты с двумя офицерами из штаба Розенберга, а с адъютантом Вадлера, Бергером, вышел из ресторана вместе. Перед этим они, отойдя в сторонку, о чем-то долго шептались. Бергер алчно сверкал глазами. А Кох, придерживая его за пуговицу мундира, слегка покачиваясь, что-то говорил, наверное, уговаривал.
Вообще-то немецкие офицеры относились к своим союзникам с презрением, которого не находили нужным даже скрывать. Но с присутствием Бергера вынуждены были мириться. Во-первых, он был племянником какого-то румынского магната, приближенного к королю Михаю, во-вторых, за счет его можно было иногда поживиться, так как богатый дядя не отказывал в средствах своему любимому племяннику. Кроме того, Бергер был весьма ловок по части всяких денежных махинаций, через него можно было сплавить награбленное золото, получить деньги под заклад и т. д. Это заставляло господ немецких офицеров закрывать глаза на многое. В частности, ходили слухи, что немецкую фамилию состоятельный румын приобрел за крупную взятку. Сам Бергер говорил, что фюрер разрешил ему носить фамилию матери. Этой версии мало кто верил, но вслух не опровергал никто.
О чем Курт говорил с Бергером, осталось для всех секретом, но во всяком случае ясно было, что не о займе шла речь. Потому что Бергер, хотя и выручал господ офицеров, но делал при этом довольно-таки кислую мину, а сейчас вон как глаза сверкают. Видно, поживой запахло.
В увеселениях офицеров местного гарнизона Курт Кох участвовал редко и только до тех пор, пока веселье не переходило в разгул, оргию, когда появлялись раскрашенные, разнузданные девицы и начиналось что-то дикое.
А когда его спрашивали, почему он пропускает «самое интересное», он, совершенно не скрывая брезгливости, отвечал, что подобные «массовые увеселения» его не устраивают. Он, конечно, не против девочек и очень даже не против, но как-то все это должно быть… — он мялся, подбирая, видимо, какие-то нужные слова, и не находил их.
Офицеры хохотали, а Бергер говорил безапелляционно, что Курту присущ один из главных недостатков арийской расы — сентиментальность. Глаза Коха сверкали под стеклами очков, и непонятно
