— Послушайте, Зембровецкая, а не лучше ли рассказать правду? О наших разведчиках, о Петрове.
Они все знают, все! И Зембровецкая, захлебываясь, стала рассказывать о смерти Петрова. Она была уверена, что он погиб. О разведчиках, посланных на связь к Петрову. Одного из них убили в перестрелке. Другой — Руднев — сейчас в госпитале. Розенберг приказал «привести его в порядок», он хочет сам допросить его.
…Пошатываясь, спускалась Зембровецкая с крыльца. Курт Кох, предупредительно поддерживая ее, довел до легковой машины. Петр сел к рулю.
Ее родная земля, земля, которую она предала, теперь настороженная, враждебная. Небо — высокое, холодное, звезды — далекие-далекие.
Мчится машина темными улицами города, вырывается на шоссе, потом сворачивает в сторону, в поле. Остановилась.
— Пощадите… Я все сделаю, я всю свою жизнь… — она упала на колени, цепляясь за Румянцева.
Тот брезгливо отстранился.
— Именем тех, кого ты предала…
— Нет, нет! — она ползала по земле, растерзанная, жалкая. — Пощадите!
— …За измену Родине…
Глава восьмая
ГИБЕЛЬ ПЕТРА
После того как Зембровецкая по заданию командования была уничтожена, Румянцев приказал Петру немедленно уйти из города. Петр очень просил лейтенанта позволить ему выручить Руднева. Но Румянцев категорически запретил. В отряд через Лизу Веселову и партизанского связного уже сообщено о Рудневе. Если что-нибудь можно сделать, партизаны этим займутся. Немцы не могли не знать о встречах Петра с Зембровецкой. Ее будут разыскивать, обязательно начнут допрашивать и его. Рисковать ни в коем случае нельзя. Он должен немедленно исчезнуть. Его дело сделано.
Сам Румянцев выехал из Приморска на два-три дня по своим интендантским делам. И этот отъезд сыграл роковую для Петра Костомарова роль. Дело в том, что все время пребывания в Приморске Петр страшно тяготился своей бездеятельностью. Он считал, что способен на большее, чем слежка за секретаршей Вадлера. И никак не мог примириться с тем, что ему надо исчезнуть из города после того, как Зембровецкая была уничтожена.
С одной стороны, он должен был выполнить приказ Румянцева, с другой — ему хотелось «оставить память», как он выражался, о своем пребывании в Приморске. В нем происходила внутренняя борьба. И в конце концов он решился действовать на свой страх и риск. В успехе задуманного Петр был уверен. Похищение из немецкого госпиталя Руднева и переправка его затем к партизанам продуманы во всех деталях. Костомаров не собирался действовать в одиночку. У него были союзники.
Как-то, когда Петр возился около своей машины во дворе ресторана, к нему подошел столяр Романец. Этого высокого, широкоплечего человека с серыми, умными, проницательными глазами Петр давно приметил. Он вместе с подручными ремонтировал подсобные помещения во дворе. Романец чем-то был очень симпатичен Петру. Может быть, напоминал старого мастера, первого учителя, который всегда был для Костомарова образцом коммуниста, настоящего человека.
У Романца были такие же неторопливые, уверенные движения, пытливый взгляд. И улыбка, спрятанная в усах, тоже была, как у старого мастера. И еще одно располагало: с немцами Романец держался спокойно, страха и подобострастия не выказывал.
Как-то подошел Романец к Петру.
— Работаешь, парень? — спросил он спокойно.
— Как видите.
— На немцев, — уточнил Романец.
— А вы — на Советскую власть, что ли, папаша? — угрюмо отпарировал Петр.
— Я другая стать, мне до могилы, может, полвершка осталось, а ты — вон какой богатырь… Небось в армии был.
— Ну, был.
— И в плен попал?
— Нет, сам, по своей воле пошел служить этим, — он кивнул в сторону ресторана.
— Так, так, ну, а если наши придут, что делать думаешь?
— Авось хозяева новые не бросят.
— Думаешь, с собой возьмут?
— Думаю.
— Ну и дурак же ты, парень! А с виду… — и, не договорив, отошел.
А на другой день Петр сам подошел к Романцу. Выждав, когда поблизости не было никого, ехидно спросил:
— Работаешь, папаша?
— Двигай отсюда, парень.
— Хм… А если двину я прямо в гестапо да о разговоре нашем расскажу?
— И то дело. Тебе как раз по плечу. Только чего ты этим добьешься?
— Вот что, папаша, разговор у меня к тебе есть серьезный.
— Вроде бы обо всем вчера поговорили. Все ясно.
— Наоборот, многое неясно.
— Мне с тобой словами играть некогда. Шел бы ты знаешь куда?
— Так где же нам поговорить?..
…Вечером они встретились у одного из подручных Романца — плотника Алексеева.
Петр сразу выложил свои карты.
О Румянцеве ни слова… Говорил только о себе: послан в город партизанами для связи Явка оказалась провалена. Решил выждать. Но сидеть сложа руки не собирается. Если Романец согласен, они будут действовать совместно. План таков: создать небольшую группу из верных людей, добыть оружие, совершать диверсии. Профессия Романца для маскировки очень подходящая. Он может отправляться в ближние районы как будто на заработки. Петру тоже приходится бывать в районах, ездить за продуктами. Хозяин ресторана ему доверяет и иногда посылает одного.
В общем, все у Костомарова было легко и просто. Романец поверил ему. Может, потому, что давно присматривался к этому парню.
Старый столяр действовал. И действовал не в одиночку. При столярной мастерской к тому времени сложилась патриотическая группа, в которую, кроме Романца, входили слесари Портнов и Бойченко, Алексеев и кухонный рабочий ресторана Беляев. Последний вошел в группу недавно и сразу же заявил, что у него припрятана одна винтовка. Пришлось это как нельзя кстати, так как оружия было мало.
Связавшись с рабочими типографии, патриотическая группа Романца занималась распространением листовок, сводок Совинформбюро среди населения. В дальнейшем планировался уход в лес к партизанам.
Узнав о том, что Руднев переправлен СД в госпиталь, Петр предложил товарищам свой план освобождения разведчика. Романец вначале колебался, ему казалось, что эта операция таит в себе огромный риск и почти никаких шансов на успех. Но Петр убедил его, что, хотя риск и большой, они добьются своего. Причем доказал он это довольно аргументированно. Романец согласился с ним после некоторого раздумья.
— Только где же мы одежду немецкую возьмем? И опять-таки приказ-то нужен письменный. Где ты его раздобудешь?
— Форму я могу достать, — вмешался Беляев, — на троих. У нас на квартире полицаи стоят. Мать моя
