крыльями за спиной, атланты, своими могучими плечами поддерживающие тяжелые балконы, казались девочке реальными существами, которых превратил в камень насмешливый волшебник.
Но придет час, и они оживут. И воображение Саманты рисовало атлантов, прогуливающихся по Невскому проспекту со львами, как с простыми собаками, рисовало грифонов, парящих рядом с чайками над Невой, и сфинксов, торгующих мороженым.
А туфли Большой Наташи на высоких каблуках обладали чудесной силой: стоит надеть — и сразу станешь взрослой.
Саманта издалека узнавала стук каблучков Наташи. Дверь отворилась. У Наташи приветливо светились глаза:
— Сегодня нас приглашают в театр. На балет «Бахчисарайский фонтан».
— Занимательно, — сказал папа.
— А детей пускают на вечерние спектакли? — поинтересовалась мама.
— Это сказка? — спросила Саманта.
— Это легенда. Не совсем детская. Но очень красивая. И гостью президента пустят, хотя ей всего одиннадцать лет.
— Двенадцатый год, — вставила словечко Саманта.
Огромный зрительный зал оперного театра напомнил Саманте вокзал, заполненный людьми, охваченный тревожным ожиданием. Все нетерпеливо ждут прихода поезда, вернее, начала спектакля.
Саманта сидела на стуле, а ее нетерпеливый взгляд с любопытством осматривал зрительный зал. Ей нравился алый бархат кресел, огромная люстра, застывшая над залом, как купол хрустального парашюта, нравились фарфоровые свечи канделябров с хрустальными льдинками висюлек. А огромный, расшитый золотом занавес напоминал девочке парус прекрасного сказочного корабля.
И тут появился дирижер. Он поднял руку с палочкой и взмахнул ею. И сразу зал заполнился множеством звуков, словно сюда, проломив стену, ворвался гудящий, гремящий, праздничный локомотив. Поезд прибыл! Поезд прибыл. Спектакль начался. Тяжелый парус занавеса разделился на две половинки, и они медленно поплыли в разные стороны.
Но хотя действие балета происходило в Крыму — неподалеку от Артека, — для Саманты это было продолжением ленинградской сказки. А все ее внимание было приковано к главной героине — Марии. Ее пируэты, прыжки, вращения слились в сознании девочки в сплошной полет. А какие у балерины были туфельки! Белые атласные пуанты. Девочке показалось, что вся легкость движения балерины, все ее полеты происходят от этих туфелек, как от туфель Большой Наташи можно мгновенно стать взрослой.
У Саманты родилась дерзкая мысль: во что бы то ни стало раздобыть волшебные туфли балерины.
И когда оркестр умолк и две половины паруса снова стали одним большим парусом, Саманта повернулась к Большой Наташе.
— Наташа, я хочу посмотреть… балерину… Я хочу посмотреть ее вблизи.
— Но это невозможно! — засомневалась Наташа.
Но у Саманты не было невозможного.
Она потерлась подбородком о Наташино плечо, и в глазах ее появилась мольба, перед которой никто не мог устоять:
— На одну минуту!
— На одну минутку? — Большая Наташа осмотрелась, потом наклонилась к девочке и решилась: — Ладно. На одну минуточку! Мы сейчас придем, — сказала она Арту и Джейн.
И они отправились за кулисы.
Тут произошло что-то непредвиденное и прекрасное. Продолжение ленинградской сказки!
Когда американская девочка со своей спутницей очутилась за кулисами, артисты узнали ее и встретили… аплодисментами. Сначала девочке показалось, что ее с кем-то спутали, приняли за знаменитость. Но артисты не только хлопали, они произносили ее имя:
— Саманта! Саманта!
И среди тех, кто приветствовал маленькую американскую гостью, была героиня балета.
Она подошла к Сами. Обняла ее. А потом сказала:
— Я хочу сделать тебе, девочка, небольшой подарок. Возьми на память. — И тут балерина протянула девочке белые атласные туфельки с твердыми носочками, на которых можно стоять.
Саманта покраснела от радости, прижала к груди туфельки и прошептала:
— Спасибо. Я всю жизнь мечтала о таких… туфельках для балета… Я попробую их надеть, может быть, у меня тоже получится.
Балерина улыбнулась:
— Сразу вряд ли получится.
Но Саманта тут же села на пол, скинула свои туфли и начала было примерять подарок. Раздался звонок. Все заторопились. Большая Наташа подняла с полу Саманту и велела ей надеть нормальные туфли.
— Скорей, Сэми. Мы померим потом.
— Я померю потом, — пообещала девочка балерине.
И та проводила Саманту до кулис. И они расстались.
Следующее действие Саманта смотрела неспокойно. Она поминутно шептала родителям:
— Это моя знакомая, смотрите! Она подарила мне балетные туфли!
— Тише, Сэми.
Но Сэми вдруг вздумалось надеть пуанты. И она завертелась, заерзала. Надела на одну ногу пуанту… Но ее отвлек танец Марии, и девочка замерла, прижав к груди атласную туфельку.
Теперь Саманта неотрывно следила за своей новой знакомой. Временами фантазия переносила ее на сцену, и Саманте казалось, что это она сама танцует в лучах юпитеров. И это волшебные туфли сделали ее такой мастерицей танца.
— Я, наверное, стану балериной, — призналась она Большой Наташе, когда вся семья после спектакля покидала театр. — Как ты думаешь, папа, я смогу стать балериной? Ведь у меня уже есть пуанты.
— А как же Боудон-колледж?! — воскликнул папа. — Тебя ждет «белый медведь». Кто-то должен лечить зверей?
— Я буду лечить зверей, — согласилась девочка. — А вечером буду танцевать.
Они шли по светлому Ленинграду. Лучи незаходящего солнца золотили купол Исаакиевского собора. А от Невы тянуло холодком.
Саманта прижимала к груди подарок. Город становился сказочным. Гранитные львы поворачивали к Саманте головы. Атланты улыбались из-под тяжелых балконов, и ангел с крестом на вершине гранитной колонны был готов взмахнуть крыльями и взлететь над Дворцовой площадью со стаей городских голубей.
Так они дошли до дома с надписью: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». И сказка кончилась.
Прощание с Попрыгунчиком
Накануне отъезда Саманта вошла в лифт и лицом к лицу столкнулась с Попрыгунчиком Полом.
— Хелло, мистер Пол!
Она выдохнула привычное приветствие и тут только заметила, что с Полом произошли перемены. Он осунулся, похудел, а его веселые глаза потухли и смотрели как-то печально.
— Вы очень изменились, мистер Пол! — сказала Саманта. — Заболели?
— Я плохо сплю, не могу привыкнуть к белым ночам.
— Глаза впали, лицо бледное.
— Побледнеешь тут! — в сердцах сказал репортер. — Меня отзывают в Штаты.
