советской же боевой технике обычно сообщается фигурально: «наши стальные птицы», «наши штурмовики», «наши ястребки». Не целесообразнее ли пропагандировать наше оружие, чтобы его знали, любили, чтобы в него верили?
Сталин спросил:
— Что вы предлагаете?
— Я предлагаю, чтобы газеты не скрывали от читателя нашу боевую технику, не обезличивали ее, а, наоборот, пропагандировали. Удивляюсь, как газетчики до сих пор не поняли необходимости этого! Я разговаривал по этому вопросу с некоторыми редакторами газет, они сочувственно вздыхали, соглашались со мной, но оправдывались соображениями секретности…
— Какая там секретность! — махнул рукой Сталин.
— И я говорю, каким же секретом может быть наш самолет или танк, если он с первого дня войны воюет на фронтах, тем более что их на фронте тысячи? Зачем скрывать от своих то, что уже известно противнику?
Сталин заметил, что это верно, и добавил, видимо по адресу редакторов:
— Не думают сами, ждут команды. Он спросил:
— Как будем называть наши самолеты?
Тут же было внесено предложение присвоить самолетам сокращенные имена конструкторов. Например, штурмовики Ильюшина — ИЛ, бомбардировщики Петлякова — ПЕ и т. д., в сочетании с цифрами, характеризующими порядковый номер конструкции. Например: ИЛ-2, ИЛ-4, ПЕ-2, ПЕ-8 и т. д.
Сталин одобрил это предложение, только заметил:
— Зачем же сокращать? Будем называть полными фамилиями конструкторов: «Ильюшин-2», «Петляков-8» и т. д. Пусть знают наших конструкторов!
После этого разговора все отечественные газеты стали называть наши боевые самолеты по имени их создателей — конструкторов.
Разгром немцев под Москвой произвел ошеломляющее впечатление во всем мире. Это была заря нашей победы.
Весна и лето сорок второго года запечатлелись в памяти как время гигантского напряжения сил нашего народа. Хотя битва под Москвой и не оставляла сомнений в том, что гитлеровской армии будет в конце концов нанесено полное поражение, мы хорошо знали, что враг еще силен и готовится к новому наступлению. Мы знали также, что он еще обладает количественным превосходством в некоторых видах боевой техники, в том числе и самолетах.
Правда, в апреле — мае 1942 года положение с истребителями стало у нас постепенно выправляться. Эвакуированные на восток заводы с каждым днем увеличивали выпуск машин. Кроме того, крупные наши заводы истребителей, расположенные на востоке страны и которым не пришлось эвакуироваться, значительно увеличили производство самолетов по сравнению с довоенным уровнем. Выпуск штурмовиков также непрерывно рос.
А с бомбардировщиками дело все еще обстояло неважно, так как выпускающие их заводы, перебазированные на восток, пока не восстановили доэвакуационного суточного выпуска самолетов.
При обсуждении у Сталина вопроса об увеличении выпуска бомбардировщиков ПЕ-2 произошел такой диалог.
Директор самолетного завода Окулов: «Увеличить можно бы, да не хватает моторов».
Директор моторного завода Лукин: «Мала пропускная способность испытательных стендов, и дефицит авиационного бензина».
Сталин: «Что же, нет разве снабженцев, которые обеспечили бы бензин?»
Лукин: «Был у нас хороший снабженец, да посадили».
Сталин: «За что посадили?»
Лукин: «Говорят, жулик».
Сталин: «Жулики разные бывают, в дом или из дома тащил?»
Лукин: «Не понимаю, товарищ Сталин».
Сталин: «Чем провинился?»
Лукин: «Обменял тонну спирта на сто тонн бензина».
Сталин: «Бензин-то для завода, не в свой же карман, значит, тащит в дом, а не из дома».
Не успел Лукин через день после этого совещания вернуться на завод, а снабженец уже работает.
В начале 1942 года при пожаре в полете на ПЕ-2 погиб конструктор этого самолета В. М. Петляков. Мы предложили назначить на его место другого конструктора. Его вызвали к Сталину, но он отказался от назначения, не желая выезжать из Москвы на восток. Сталин остался крайне недоволен.
— Ну что ж, не хочет, уговаривать не будем, — сказал он.
Но запомнил это. До самой смерти Сталина конструктор этот не пользовался его расположением.
Мы предложили кандидатуру В. М. Мясищева. Тогда Сталин спросил:
— А как примут его конструкторы, коллектив? Признают ли?
— Признают, товарищ Сталин, потому что Мясищев из того же туполевского коллектива, как и Петляков.
Тут же вызнали Мясищева, который сразу согласился, поблагодарив за доверие.
В апреле 1942 года в Ставку вызвали наркома, Ильюшина и меня. Кроме нас были командующий авиацией дальнего действия маршал Голованов и командующий противовоздушной обороной генерал Журавлев. Сталин обратился к нам с вопросом, можно ли оборудовать истребители бомбардировочным вооружением, подвешивая бомбы под крылья. Ставилась задача хоть на время восполнить недостаток бомбардировщиков в нашей авиации.
Почти все присутствовавшие, кроме меня, ответили на этот вопрос положительно. Я, по-видимому, не понял тогда всей серьезности обстановки и, с конструкторской точки зрения, возражал: замки для наружной подвески бомб и сами бомбы сильно ухудшат скорость и маневренность истребителей; если истребители будут использоваться для штурмовки наземных целей, очень возрастут потери истребительной авиации. Высказав свои соображения, я предложил принять все меры к увеличению выпуска штурмовиков и бомбардировщиков.
Разгорелся жаркий спор. Сталин внимательно слушал.
Маршал Голованов сказал, что Яковлев преувеличивает трудности, что на самом деле бомбардировочное вооружение дли наружной подвески на истребителях осуществить не очень сложно: это не намного увеличит вес истребителей и не ухудшит их качеств, а истребители получат возможность бомбить.
В пылу спора я погорячился и резко сказал Голованову:
— Что вы понимаете в этом деле? Ведь я не лезу в решение ваших оперативных вопросов!
Сталин прервал меня и призвал к порядку:
— Что вы раскричались? Кто вам дал право здесь кричать? Какое вы имеете право на него кричать?
Я и сам понял, что погорячился, допустил бестактность по отношению к уважаемому мной Александру Евгеньевичу Голованову, но, к сожалению, одумался поздно.
Вопрос об установке бомбардировочного вооружения на истребителях был решен. Очень скоро я убедился, что возражал зря: бомбовое вооружение истребителей оказалось очень полезным на фронте.
После московского поражения Гитлер вынужден был отказаться от своих планов как прямого лобового удара по Москве, так и охвата ее в клещи с направлением Калинин — Волоколамск — Тула. Немецкое командование в течение зимы 1941/42 года собирало свои силы, пополняло потрепанные дивизии, пехотные, танковые и авиационные части и весной 1942 года бросило всю мощь своей армии с Украины через излучину Дона на Волгу и Кубань, чтобы отрезать и захватить Северный Кавказ и Баку, лишить наши самолеты, танки, автомашины горючего.
Битва за Сталинград началась с середины июля 1942 года. Немецкие войска подошли вплотную к
