Н-И-К-О-М-У-Н-Е-Г-О-В-О-Р-И-О-Н-И-Д-Л-Я-Т-Е-Б-Я
— Что она сказала?
— Она сказала, чтобы ты никому не говорила. Тихо!
И-Х-С-П-Р-Я-Т-А-Л-М-И-Т-Ч-О-Н-И-Д-Л-Я-Т-Е-Б-Я
— Митч спрятал их?
— Тише, Дот! Диди, ведь ты не убивала себя, да? Дочка, я знаю. Я всегда это знала!
М-И-Т-Ч-У-Б-И-Л-М-Е-Н-Я
— Я всегда это знала! — зарыдала ее мать. — Разве я не говорила, что это сделал Митч?
Д-Е-Н-Ь-Г-И-Н-И-Ч-Ь-И-В-О-З-Ь-М-И-И-Х
— Мне наплевать на деньги! Диди, я люблю тебя!
Я-Т-О-Ж-Е-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М-В-О-3-Ь-М-И-Д-Е-Н-Ь-Г-И
— Где ты? Ты в раю? Ты с Божьими ангелами, моя детка?
— Не плачь, Сью!
В-О-З-Ь-М-И-Д-Е-Н-Ь-Г-И-Э-Т-О-М-О-Й-П-О-Д-А-Р-О-К-Т-Е-Б-Е
— Ты с ангелами, Диди?
— Подтолкни стрелку, Сью!
У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-Х-О-Р-О-Ш-О-В-О-З-Ь-М-И-Д-Е-Н-Ь-Г-И-И-Я-Л-Ю-Б-Л-Ю
— Стрелка замирает!
— Диди, не уходи!
Диди чувствовала, как слабеет. Страшным усилием воли она закончила:
Т-Е-Б-Я
А потом густеющие сумерки всосали ее в себя.
Когда Диди снова всплыла, это случилось не по тому, что она хотела, просто поток выбросил ее.
На ярко освещенную, возвышающуюся посреди зала эстраду, на которую были нацелены телекамеры. Безликая толпа, восседая на своих бархатных креслах, бесновалась и хлопала в ладоши. На сцену вышел мужчина и пожал руку другому исполнителю, который только что кончил петь под гитару. Когда певец уходил, Диди узнала его: это был Джерри Вуд, восходящая звезда стиля кантри.
Горящая неоновая надпись на бордовом бархатном занавесе за сценой помогла ей понять, куда она попала. Надпись гласила: «НАШВИЛЛСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ ПЕСЕН НЕ ПОД ФОНОГРАММУ».
Диди поняла, что попала на дебют Халли Кетчум перед телекамерами всей страны. Она немедленно устроила смотр своим атомам. Если бы она обрела свою прежнюю силу, то обязательно помогла бы Халли.
Но где же сама Халли? Без сомнения, где-нибудь возле сцены. Диди искала ее, но никак не могла найти.
Возможно, в гримерной…
Она нашла там Халли распростертой на туалетном столике. Лицо уткнулось в щеточки, тампоны и гримерные кисточки. В русых волосах висели электрические бигуди.
Халли была мертва. Со щемящей уверенностью Диди поняла, что душа певицы покинула ее тело лишь несколько мгновений назад.
Две полоски белого порошка и лезвие бритвы на стеклянной столешнице все объяснили. Будучи поставлена перед необходимостью выступить перед публикой не под запись и, видимо, поняв, что она не из того теста, из которого бывают звезды, Халли обратилась за помощью к наркотикам. Ожидая, что они прибавят ей храбрости.
Но вместо этого она умерла.
Именно сейчас Диди ощутила это — невидимую силу, которая тянула ее назад.
Раздался стук в дверь.
— Осталось три минуты, мисс Кетчум.
Сила возросла. Диди сопротивлялась ей, глядя на недвижное тело. Неужели никто ничем не мог помочь?
И вдруг Диди заметила свет.
Ничего подобного она прежде не видела. Влекущий к себе луч чистого белого света, излучающий тепло. Он проник через отверстие в потолке — прекрасный, излечивающий, обещающий вечную радость.
Путь на небо. Она удостоилась его.
Диди обернулась и взглянула на безжизненное тело Халли Кетчум. Внезапно она поняла, что ей предлагают выбор: небо или Нашвилл.
Диди заколебалась. Она снова посмотрела на луч света. Он притягивал ее к себе, как магнит железо.
— Одна минута, мисс Кетчум.
Внезапно Диди поняла, что уйти она не сможет. Единственное небо, которого она хотела, было здесь.
Небо «ханки-тонк» для ангела «ханки-тонк».
Диди ощутила покалывание и внезапно почувствовала, что ее атомы растворяются.
А потом вдруг она оказалась …в теле Халли Кетчум и, словно примеривая его, подняла голову, с интересом посмотрев в зеркало на чужое лицо, которое теперь было ее собственным лицом.
Совсем не плохо, решила она и пальцами, оказавшимися на удивление послушными, стала вынимать из волос бигуди.
Глава 47
Был субботний вечер. Халли Кетчум на сцене Нашвиллского фестиваля доводила публику до безумия своей потрясающей «Агонией».
А тем временем неподалеку от нее, на сельском кладбище, две пожилые женщины, одна из которых время от времени вытирала слезы со своих щек, опустились на колени возле могилы. Одетые в темные платья, с черными платками на головах, они садовыми совками сняли дерн и несколько дюймов земли с одного края могилы.
Наконец под совком обнаружился туго перевязанный лентой небольшой полиэтиленовый пакет для мусора. Женщины переглянулись и вытащили его наружу.
Одна из них надорвала пакет трясущимися руками и заглянула внутрь.
— Дот, все так, как сказала Диди! Здесь деньги!
— Тише, Сью, не так громко! И копай дальше!
Примерно час спустя, соорудив небольшую горку одинаковых пакетов, они аккуратно уложили дерн обратно на могилу.
— Дот, здесь, наверное, миллионы! — в дрожащем голосе Сью было изумление.
— Шшш, не говори никому!
— Мы оставим их себе?
— Диди сказала, что можно. Диди сказала, что это для нас…
Женщины посмотрели друг на друга и одновременно кивнули. Потом они перенесли свою добычу в старенький «плимут», оставленный на темной сельской дороге недалеко от кладбища.
А на другой дороге, в Нашвилле, Стив ехал в темноте к дому, в котором он жил когда-то со своей бывшей женой. Дела Стива, похоже, пошли на лад. Был, правда, возможен судебный иск со стороны парня, чей «шевроле» модели пятьдесят пятого года разбился на мелкие кусочки. Еще был водитель микроавтобуса, который окровавленным упал без сознания на асфальт стоянки похоронного бюро «Хармон бразерс» и который утверждал, что он пострадал случайно и не замешан ни в какие темные дела. Он требовал наказать того человека, кто набросился на него и сломал ему нос. Но главное, что дочь Стива крепко спала на заднем сиденье, свернувшись калачиком и прижав к груди своего нового щенка-пекинеса, который, к счастью, тоже спал. А рядом с ним, довольно откинув голову на спинку и отвернувшись к окну,
