раньше, чем в пятнадцать месяцев, но ненамного. В девять месяцев, например, ребенок слишком мал, слишком незрелая личность, чтобы ревновать. В год, вероятно, тоже; может быть, как отдельные проявления. Но в пятнадцать, безусловно, да. Постепенно, так как дети растут, возникает ревность по поводу более сложных вещей. Но вначале довольно очевидно, что ревность касается нарушенных отношений или угрозы обладанию, которое заменяет отношение. Основой ревности является отношение к матери, а с течением времени присоединяется отношение к отцу. Мы обнаруживаем, что многие из ранних случаев ревности, очевидно, связаны с матерью и часто группируются вокруг кормления. Это потому, что для младенца кормление жизненно важно. Для матери кормление — только одно из того многого, что она делает для ребенка, но и для нее оно может быть очень важным. Вот фрагмент разговора между несколькими мамами.

МАМЫ:

— Между ними двадцать два месяца разницы, и когда он родился — я рожала второго дома — мой мальчик увидел его, когда тому было всего несколько минут... И несколько дней все шло нормально. Затем он увидел, как я кормлю, и с тех пор месяца два он стоял и орал каждый раз, когда я кормила младенца... И я ничего не могла поделать. Я пыталась по-всякому успокаивать его и давала ему все, что могла, но это очень трудно, когда кормишь ребенка... И он все стоял и кричал. Но примерно через два месяца это прошло и он, казалось, совсем преодолел свою ревность. А потом, когда младенец начал сидеть — в семь или восемь месяцев — опять начались те же представления, я имею в виду не крики, а ревность.

— А моя была немного младше. Я должна сказать, что меня удивило, что она не брала бутылочку — одно время — она забыла, как сосать. Я поразилась, потому что она пришла (я кормила маленького) и тоже захотела сосать. И я подумала: хорошо — но она не стала... Как только она устроилась у груди, то вроде бы почувствовала отвращение. Я думала: хорошо, сделай глоток, если хочешь, посмотрим, что из этого выйдет... И она подходила несколько раз — еще совсем недавно, как бы в шутку. Я ее не прогоняла, я сказала: давай, сделай глоток, но она не хотела. А теперь она захотела бутылочку (я кормлю теперь маленького из бутылочки) И я дала ей плохую, маленькую — бедный ребенок — ну просто символически, понимаете.

— Моя старшая дочь сидит у меня на коленях, когда я кормлю малыша... Я кормлю грудью, так что можете представить, какой это кавардак. (Смех) Она обожает его, понимаете, похлопывает по головке и гладит... Но ей все-таки пока только семнадцать месяцев, так что тут все по- другому.

— У нас была ревность между двумя старшими, с третьим — нет. Но первые два... Моя девочка, когда родился второй, хотела сидеть у моего мужа или требовала чего-то особенного — чтобы я читала, пока кормлю малыша и все такое... А потом эта фаза прошла, и теперь мальчику семнадцать месяцев. Между ними просто жуткие войны бывают. Что есть у одного, тут же хочет другой... Конечно, был период, когда она могла брать у него все, что хотела — она на три года старше его... Но теперь у него мертвая хватка, и он орет — не кричит, а просто яростно орет на нее. Но оба они очень нежны с третьим, делают жесты и все такое... И ни один из них вроде бы не проявляет ревности к младшему.

— Это, на самом деле, не ревность, когда они борются за обладание чем-нибудь, это...

— Это потому, что они хотят внимания.

— Да, я понимаю.

— Понимаете, маленькая кукла, которую я дала мальчику — девочка же совершенно выросла из таких вещей... Из-за того, что я дала ему, она немедленно захотела эту куклу. А если бы я не дала ее малышу, а просто положила бы на стол, и дочка могла бы взять, если бы захотела, то она и не обратила бы никакого внимания.

Дональд Вудс Винникотт:

Из этого диалога видно, как много связано с кормлением. Я хочу использовать последний фрагмент разговора, чтобы проиллюстрировать свою мысль. Я имею в виду девочку, которая открыто может проявлять ревность ко второму ребенку — мальчику — но потом это проходит. А потом она и мальчик, которому теперь семнадцать месяцев, начинают свои ужасные войны из-за игрушек. Но есть разница между тем, как ревнует она, и тем, как он просто вцепляется и орет. Одна из мам сказала: “Это не ревность, это просто борьба за собственность.” Я согласен, но именно здесь мы можем увидеть, как развивается ревность. Я говорил, что для ревности нужен определенный возраст. Теперь я хочу сказать, что после определенного возраста ребенок ревнует, а до этого он просто цепляется за собственность. Сначала обладание, а ревность приходит позже.

Я не могу не вспомнить театральное агентство, где для рекламы используют такой лозунг: “Вы хотите самые лучшие места; у нас они есть.” Это неизменно заставляет меня безумно ревновать, так что, кажется, сорвался бы с места и побежал за этими местами, которые я хочу, а у них есть. Штука в том, что я должен заплатить за них. Пользуясь этой иллюстрацией, я могу сказать, что до некоторого возраста маленький мальчик или девочка все время провозглашает: “У меня есть лучшая мать” — хотя и не этими словами. Но приходит момент, когда ребенок способен заявить: “У меня есть лучшая мать — ты хочешь ее.” Это новое, мучительное достижение.

Чтобы ясно представить последовательность событий, мы, однако, должны вернуться еще назад. Было время и до того, как младенец, так сказать, провозглашал: “У меня лучшая мать.” В эти ранние времена факт обладания лучшей матерью разумелся сам собой. Не было места для рекламы. Мать, и все, что ее заменяло, принималась как данное. Затем идет: “У меня лучшая мать” — и это свидетельствует о проблесках понимания младенцем, что мать — не просто часть собственного Я, но что она приходит извне, а может не прийти, и что бывают другие матери. Теперь мать становится собственностью, за которую можно держаться, а можно выпустить. Все это приходит с развитием ребенка, с тем, что мы называем эмоциональным ростом. А потом возникает вторая часть лозунга: “И ты хочешь ее.” Но это еще не ревность, а вопрос защиты собственности. Ребенок цепко за нее держится. Если бы в театре так делали, мы бы не могли туда попасть. Затем, наконец, признается, что главное сокровище — мать может принадлежать и кому-то другому. Ребенок теперь — один из тех, которые хотят, но уже не тот, кто имеет. Владеет кто-то другой. И вот тогда-то ревность становится тем словом, которое следует использовать для описания изменений, происходящих с ребенком, при появлении нового младенца, как призрака прошлого Я, сосущего грудь или мирно спящего в колясочке.

Я повторю то, что сказал. Я упоминал раннее младенчество, когда то, что желательно, является частью собственного Я, или оно выглядит как возникающее из потребности младенца. Появления и исчезновения принимаются ребенком как должное. Потом вещь или любимое лицо становятся частью мира снаружи, становятся предметом обладания, который можно удержать или потерять. Любая угроза утраты собственности ведет к страданию и вызывает неистовые попытки удержать объект. С течением времени и дальнейшим развитием сам ребенок становится тем, кто угрожает, кто ненавидит все новое, которое оказывается способным заявить права на внимание матери, будь то новый младенец или книга, которую она читает. Можно сказать теперь, что ревность достигнута. Ребенок завидует новому малышу или книге и прикладывает все усилия, чтобы вернуть утраченные позиции, хотя бы только на время или в символической форме. Поэтому в начале ревности у детей часто можно видеть попытки возвращения в младенчество, хотя бы отчасти или ненадолго. Они могут даже захотеть вернуться к кормлению грудью. Но обычно они лишь мечтают, чтобы с ними обходились так же, как во времена, когда они были безраздельными собственниками, когда они были теми, кто имеет, и не знали никого, кто не имел, но хотел. Вы можете помнить по прошлой передаче ребенка, который снова стал мочиться, а сегодня вы слышали о девочке постарше, которой мама дала маленькую бутылочку; это символ, сказала она.

Если вы подумаете обо всем, что происходит с маленьким ребенком по мере того, как проходят дни и недели, то легко увидите, почему существует потребность в надежном окружении, а это именно то, что вы можете дать своему ребенку — лучше, чем кто-либо другой. Вы часто задумываетесь о чем-нибудь — хорошо это или плохо? Но гораздо интереснее смотреть на вещи в плане роста и развития ребенка.

* * *

Рассказанные нам истории убеждают, что ревность склонна проходить, и я хочу рассмотреть, как это происходит. Что происходит, зависит от развития, которое у ребенка никогда не останавливается. Я думаю, вам нравится узнавать, что именно с ребенком происходит, просто как нечто интересное. Когда что-то идет не так (как это и должно быть время от времени), вы оказываетесь в невыгодном положении, если действуете вслепую. Если же вы знаете, что происходит, то вас будет меньше беспокоить критика и случайные замечания посторонних.

Я хочу поговорить о трех путях, по которым продолжающееся развитие может сводить ревность на нет. Первый путь таков. Ревность — то, что мы наблюдаем, когда ребенок находится в состоянии острого конфликта. Это могло бы быть просто тревогой, если бы ребенок не знал, чем она вызвана. Ревнующий ребенок реально испытывает любовь и ненависть одновременно, и это ужасное чувство. Давайте поразмышляем о ребенке. Сначала, возможно, ему даже приятно наблюдать, как нянчат и кормят нового малыша. Но постепенно проясняется, что это не ты сам, а кто-то другой, и любовь матери вызывает крайний гнев — гнев на младенца, на мать, вообще на все. Некоторое время ребенок знает только гнев. Какая-то его часть получает выражение. Ребенок кричит; возможно, пинается, или дерется, или устраивает беспорядок. В воображении все

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×