спрашивая себя поминутно, как бы его вернуть. Целых двенадцать часов я могла обходиться без его аквамариновых глаз, понимающей улыбки и заразительного смеха! И даже проснувшись, я пребывала в некоторой прострации до тех пор, пока не выпила три чашки кофе одну за другой. Лучше бы я этого не делала, ибо как только голова моя немного прояснилась, мне стало еще хуже, чем накануне.
И все же я не сразу схватилась за телефон, а еще минут сорок мужественно боролась с искушением, прежде чем набрать заветный номер Тимурова офиса. С минуту трубка выдавала мне в ответ только длинные гудки, а потом равнодушно брякнула:
— Фирма «Дом под ключ». Я немного растерялась, потому что голос был мужской, хотя и не Тимура.
— А… мне… Можно поговорить с Тимуром Алексеевичем?
— Нельзя, — отрезал неизвестный мужик.
— Е-его нет? А когда он будет, не скажете?
— Никогда, — недовольно произнес тот же голос и уточнил:
— А кто его спрашивает?
— Знакомая, — скучно представилась я. А как иначе я могла отрекомендоваться: любовницей, дамой сердца или подругой детства? Наверное, можно было бы придумать что-нибудь и поинтереснее, но до того ли мне?
— Понятно, — вздохнула трубка и выдала нечто совершенно несусветное:
— С Тимуром Алексеевичем произошло несчастье, он попал в автомобильную аварию.
— Что?!! — заорала я и добавила, чуть отдышавшись:
— В какой он больнице?
На другом конце провода возникла ватная пауза, похоже, мой собеседник прикрыл мембрану рукой, чтобы переговорить с кем-то еще, а я все кричала и кричала в пустоту:
— В какой он больнице?!
То, что я в конце концов услышала… О господи, коленки дрожат при одном воспоминании… Сейчас, сейчас, вот только соберусь с мыслями,. Я услышала: «Он не в больнице, он погиб. Похороны через час на Новониколаевском кладбище». А потом: ту-ту-ту, то ли в трубке, то ли у меня в голове.
Так я выпала из реальности во второй раз — теперь уже без помощи транквилизаторов, а вернувшись в нее через какое-то время, стала лихорадочно собираться. Честно признаться, мне так и не удалось в полной мере осознать то, что я услышала по телефону, просто в виске у меня пульсировало: «Через час на Новониколаевском кладбище, через час на Новониколаевском кладбище…»
Таксист выжимал из потрепанной «Волги» все, что мог, но я так и не успела. Всему виной были раздолбанные городские дороги, пребывающие в перманентном ремонте и тем самым создающие вечные пробки. Да и Новониколаевское кладбище не маленькое, растянулось на несколько километров. Выскочила я из такси у гипсовой арки центрального входа, не соображу, куда бежать, стою, глотаю слезы и мычу, как Герасим, утопивший Муму. Хорошо, хоть старушка сердобольная попалась из местных побирушек, догадавшаяся, в чем дело.
— Там! — прошамкала она беззубым ртом. — Как раз хоронят того, что разбился, в закрытом гробу. Туда беги, туда! — И она махнула рукой в сторону еловой аллеи, синеющей за гипсовой аркой.
И я побежала, задыхаясь и размазывая по щекам слезы. Я все еще отказывалась верить в то, что мой любимый мужчина, мой супермен с аквамариновыми глазами в эти минуты лежал в закрытом гробу. Это ошибка, это трагическая ошибка или идиотская шутка. На месте нужно убивать тех, кто так шутит. Слух резанули надрывные безнадежные звуки похоронного марша, доносившиеся откуда-то слева. Остановившись, я слегка перевела дух и снова понеслась между могил на нестройный плач духового оркестра. Наконец скорбные ели расступились, и я увидела автобус и большую группу народа, собравшегося у могилы, в которую как раз опускали гроб. Силы покинули меня, голова закружилась…
Если бы чьи-то руки меня не поддержали, я бы почти наверняка разбила голову о ближайшее гранитное надгробие, так и не узнав, кого же в самом деле хоронили в закрытом гробу: Тимура или кого-то другого. Впрочем, может, так для меня было бы даже лучше.
— Осторожно, — послышался скрипучий голос.
Я подняла взгляд и уткнулась им в физиономию незнакомого типа, на редкость антипатичную, надо признать. Странно, особенно если учесть состояние, в котором я находилась, но первое, о чем я подумала, когда звон в ушах немного утих, о том, что подхвативший меня за плечи субъект поразительно похож на Урфина Джюса с иллюстрации к сказке «Волшебник Изумрудного города». Нависшие, как у неандертальца, надбровные дуги, мясистый нос, громадный, будто второй, подбородок, кадык, короче, этому бедняге оставалось только посочувствовать. Сколько комплексов должно быть у такого человека. При всем том он держался совершенно спокойно и естественно, стоял в тени серебристой кладбищенской ели, курил и индифферентно наблюдал за траурной церемонией.
— Не знаете, кого хоронят? — спросила я тихо, облизывая пересохшие губы.
— Понятия не имею, — беззаботно отозвался Урфин Джюс, бросил под ноги окурок, затоптал его пыльным рыжим ботинком, повернулся ко мне спиной и, не прощаясь, скрылся в кладбищенских кущах.
Я даже не успела поблагодарить его за помощь.
Еще минут пять я не решалась приблизиться к могиле, которую уже засыпали землей два крепких парня в темных спецовках, слаженно размахивая лопатами, не торопясь, как роботы. Еще бы, для них это была всего лишь работа и только, насыплют холмик, отойдут в сторонку и выпьют за помин души усопшего. А то, что под тем холмом чья-то любовь, их не касается.
Пришедшие на похороны люди тоже стали постепенно расходиться, одни, тихо переговариваясь, занимали места в автобусе, другие медленно разбредались по аллее, ведущей к выходу с кладбища. У свежей могилы остались всего несколько человек, видимо, родственники: высокая блондинка в темном, закрытом до подбородка платье и темной газовой косынке, красиво обтекающей скорбно склоненную голову, коренастый крепыш в коричневом костюме, поддерживающий женщину под локоть, и еще трое мужчин весьма официального вида чуть поодаль. Один из них, тот, что стоял ближе ко мне, отвернувшись и прикрывая ладонью рот, односложно переговаривался по мобильному телефону, то и дело повторяя гнусавым тоном: «Короче, я сказал…»
Я смотрела на удалявшихся с кладбища людей, пытаясь выбрать кого-то спросить, спросить… Наконец я выбрала женщину среднего возраста с бесцветным лицом профессиональной плакальщицы, чтобы задать бесконечно мучивший меня вопрос:
— Извините… Не по-подскажете, к-ко-го это похоронили?
Женщина вскинула на меня подслеповатые глаза, в которых не заметно было особенной печали, зато угадывалось любопытство.
— Тимура Алексеевича Проскурина, — ответила она с готовностью, не сводя с моего лица пытливого взора.
Глава 2.
Я И КЛАДБИЩЕНСКАЯ МАФИЯ
Если вы спросите меня, что происходило после того, как имя Тимура было наконец произнесено, я вряд ли смогу вам это объяснить сколько-нибудь толково. Нет, я не грохнулась в обморок в очередной раз и не впала в буйное помешательство, я как бы перестала существовать. Кто я без своего супермена? Никто! Меня нет, как нет отражения в зеркале в пустой комнате. Даже удивительно, что высокая блондинка в трауре посмотрела на меня, чуть-чуть приподняв черные очки, когда я заплетающимся шагом подошла к могиле (разве я не невидимка?). А сам Тимур приветливо улыбался мне с большого, утопающего в цветах и венках портрета, словно приободряя. Портрет был цветной, а потому его роскошные глаза имели совершенно живое выражение, как на голографическом снимке, и чуть ли не подмигивали мне. Мол, не унывай, Дюймовочка, это все не правда, на самом деле я жив-здоров и этот сырой могильный глинозем не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения.
Горло мое сжал спазм, я попыталась откашляться, но издала гортанный звук, похожий на птичий клекот, испугалась и зажала рот ладонью. Высокая блондинка, подпираемая коренастым крепышом в коричневом костюме, вздрогнула и посмотрела на меня, а я на нее. Неужто это и есть жена Тимура, вернее, теперь уже его вдова, обремененная сонмом хронических болезней, благодаря которым он ее и не бросал. Что-то она подозрительно розовая и цветущая, несмотря на глубокий траур! Я вспомнила, что Тимур от нее все-таки
