кислотой. Что до самого Пашкова, то он очень долго ничего не понимал, он ведь не запомнил Богаевскую, сколько у него таких было! Точнее, про изнасилование он, конечно, не забыл, а вот лицо жертвы ему в память не запало. В отличие от нее — он ей, наверное, по ночам мерещился.
— Совпадение, простое совпадение, — грустно улыбнулась я.
— Вот именно, — подтвердил Капитонов, — не первое и не последнее в этой истории, которая, похоже, вся состоит из разного рода совпадений. И ваше появление в ней из той же области. Надо же было такому случиться, что вы знали Наташу Русакову, которая когда-то училась с Еленой Богаевской. И надо же вам было найти ту газетную вырезку пятнадцатилетней давности, которую даже я поначалу не принял всерьез.
— А сейчас? — Я посмотрела на него исподлобья.
Он еще раз крутанул пачку сигарет на гладкой поверхности журнального столика:
— А сейчас… Знаете, что я вам скажу… Пятнадцать лет — это очень долго, к тому же иных уж нет, а те далече… Поэтому многие события, вернее, связки между ними приходится восстанавливать методом моделирования. Лично я себе рисую все это следующим образом. Богаевскую, как вы помните, изнасиловали после областного фестиваля искусств, она там выступала вместе с хором…
— Постойте, — в моем оглушенном сознании что-то такое забрезжило, — да ведь Наташа…
— Конечно, — кивнул Капитонов, — она тоже там была, тоже пела в хоре, только не солировала, как Богаевская.
— Вы хотите сказать, что ее тоже… — Бог знает, почему я вдруг испугалась. Ведь пугаться того, что произошло пятнадцать лет назад, нелепо.
Капитонов отрицательно покачал головой:
— Думаю, что нет, хотя утверждать на все сто пока не берусь. На мой взгляд, все было немножко по- другому. Ваша подружка Наташа каким-то образом узнала об изнасиловании, кто именно это сделал, она не знала, но, предположим, видела, как Богаевская садилась в чью-то машину, и запомнила лицо Пашкова. А через два месяца, когда мать уже увезла Богаевскую в Питер, ваша подружка случайно встретила фотографию Пашкова в газете. Очевидно, у нее было обостренное чувство справедливости, если она решила самостоятельно обличать порок. Не совсем понятно, почему она отправилась к матери Пашкова. То ли ею руководило то же чувство отчаянного безрассудства, что и вами, то ли она рассчитывала застать там самого Пашкова…
— Наташа была у Пашковой? — Перед моими глазами поплыли радужные круги. Капитонов помрачнел:
— Да, в тот вечер она отправилась в Пригородный. Чем это кончилось, вы, наверное, уже догадались?
— Господи, — выдохнула я и закрыла лицо руками. — Но почему?
— Почему Пашкова ее убила? Ну, это не самая сложная головоломка. Единственный сын любящей матери, ради которого она своей личной жизнью пожертвовала. День и ночь пахала как проклятая, чтобы он в люди выбился. Не только из-за любви к родной кровиночке, но и чтобы утереть нос подлецу-мужу, ушедшему к другой. Впрочем, это все мелочи. Пятнадцать лет назад, как раз накануне известных событий, Пашкову вовсю засветила перспектива повышения по службе с переездом в Москву. Фигурально выражаясь, он уже вещички паковал и предвкушал, что скоро станет столичной штучкой. Может, оттого и пустился во все тяжкие, чувствовал, что в Москве уже так вольготно не погуляет… Так что мать пошла на преступление, чтобы спасти судьбу и карьеру сына, а тот, кстати говоря, ничего и не знал о такой ее самоотверженности. И жена его тоже не знала, при том, что была в курсе его делишек, в том числе и изнасилования. Конечно, восторга все это у нее не вызывало, но… Как говорится, где еще найдешь такого перспективного мужа? — Капитонов задумался. — И все вполне могло сойти им с рук, если бы не случайность. Кто же мог предположить, что известная оперная певица Богаевская и есть та самая испуганная девчонка, которую однажды затащили в машину и изнасиловали?
Я медленно прозревала:
— Теперь я понимаю, почему Наташина фотография не произвела на Пашкова никакого впечатления… Да и мой звонок в прямой эфир, конечно, не мог возыметь на него никакого воздействия. А его мать… Как она это сделала? Ножом?
— По крайней мере, так она говорит, а потом, ночью, зарыла в огороде. Завтра начнем откапывать… На том месте дерево выросло, корчевать придется… А что меня больше всего потрясло, так это ее рассказ о том, что в тот момент, когда она ее убивала, в комнату вошел сын Пашкова. Ему тогда было только три года, и он гостил у бабушки. Она говорит, что с этого времени он не произнес больше ни слова… Болезнь у него такая редкая — он аутист. Впрочем, вы ведь его видели.
— Да, он тоже был там…
— Ну вот, теперь вы знаете то, что хотели, — Капитонов поднялся со стула и сунул в карман свои сигареты, — правда, должен вас предупредить, на покой в ближайшее время не рассчитывайте. Свидетель — очень хлопотная обязанность, и вас еще помучают. Впрочем, вы больше чем свидетель, вы непосредственный участник. Можно даже сказать, помощник. Правда, очень непоследовательный и противоречивый, но, должен признать, сослуживший нам добрую службу. Вы как бы стали невольным катализатором многих событий, чем облегчили нашу работу.
— Скажите лучше, лабораторным кроликом, который к тому же сам ставит на себе опыты. — Я прикусила губу, чтобы не заплакать, потому что вдруг неожиданно ярко увидела Ледовского живым. А потом призналась:
— А я, если честно, подозревала, что вы подыгрываете Пашкову.
— Ну уж вы скажете, — отмахнулся Капитонов. — Я, пожалуй, пойду, пока вы со своим богатым воображением не выдали еще чего-нибудь почище.
Но я не позволила ему уйти, остановив вопросом:
— А кто же покушался на Пашкова? Капитонов почесал затылок:
— Может, на сегодня хватит?
— Ну нет, — решительно возразила я, — раз уж вы меня использовали, то извольте хотя бы поделиться результатами.
— Так уж прямо и использовали! — притворно оскорбился Капитонов. — Не лучше ли считать, что мы просто сотрудничали?
— Тем более, какие секреты могут быть от сотрудников? — отпарировала я.
— Ну хорошо, — сдался Капитонов, — но предупреждаю, от своих сотрудников я требую конфиденциальности.
— Заметано, — усмехнулась я.
— Тогда так, — Капитонов снова опустился на стул, — на Пашкова никто не покушался.
— Как это? — Я тряхнула головой.
— Если только считать покушением выходку Майи. Что касается того выстрела, то его целью был вовсе не Пашков, а Литвинец. А Пашков был заказчиком. Ну что, теперь вы удовлетворены?
— Пашков организовал убийство Веньки? — воскликнула я. — Но зачем?
— Когда твои помощники не только много о тебе знают, но и пытаются торговать этой информацией, у некоторых не выдерживают нервы, — загадочно обронил Капитонов, а потом выразился попроще:
— Литвинец вел двойную игру и консультировал еще одного кандидата. Все это тщательно скрывалось, но у Пашкова была хорошая разведка.
— Ну конечно, — я брезгливо поморщилась, — это очень похоже на Веньку. И теперь я припоминаю, что однажды видела, как Викинг за ним следил.
— Викинг? — Капитонов посмотрел на меня недоуменно.
— Так я называю белокурого красавца в башмаках на толстой подошве, который избил Майю.
— А что? Пожалуй, в этом что-то есть, — оценил Капитонов. Помолчал и добавил:
— Уточнять, с кем из противников Пашкова заигрывал Литвинец, я не стану. Какая вам, в принципе, разница?
Я подумала ровно одну минуту, одновременно радуясь и удивляясь тому, что мои мозги еще способны генерировать кое-какие идеи, и сказала:
— Не уточняйте, я и так знаю. Это Рябоконь, наш замечательный директор мелкооптового рынка.
