дежурный компот из сухофруктов, а также на законные два метра на пляже и ультрафиолетовые лучи, которые солнце посылало всем без разбору и которыми каждый распоряжался по собственному усмотрению.
В общем, последняя неделя Марининого отдыха прошла на удивление спокойно, если не считать кратковременных визитов Мохова, время от времени возникавшего то в пансионате, то непосредственно на пляже. Он задавал Марине вопросы, смысл которых позволял догадываться, что следственная работа кипела вовсю. А однажды он пришел не один, а с каким-то товарищем из прокуратуры, очень вежливым, но весьма въедливым. Вот, собственно, и все. Или почти все.
Почти, потому что Марине еще предстояли некоторые открытия.
В Москву Марина вернулась тем же самым поездом, каким и собиралась с самого начала, до того, как поменяла билет. В этом ей пособило местное УВД в лице Мохова. Место Марине, правда, досталось плацкартное, но это ее не смутило и не расстроило. И сам Мохов пришел ее проводить, с чувством пожал руку, поблагодарил за «помощь следствию», пожелал счастливой дороги и не удержался — похвастал:
— А зажигалка-то нашлась!
— Где? — сделала большие глаза Марина.
— Это вообще анекдот! — усмехнулся Мохов. — Зажигалка преспокойненько лежала в кармане кофты, которую Машка в связи с острым и хроническим безденежьем оставила своей квартирной хозяйке, когда удирала.
Марина всплеснула руками:
— Значит, Машка не соврала! Она и правда отдала Клавдии кофту!
— Ну да, — кивнул Мохов, — а та…
Заинтригованная, Марина продолжила за него:
— А кофта была Валентинина — вот почему там оказалась зажигалка! Но… выходит, Машка об этом не знала!
Мохов пожал плечами:
— Машку пока еще не нашли. В свою Оренбургскую губернию она пока не прибыла. Наверное, еще по морям ошивается, зарабатывает на жизнь. Но скорее всего кофту эту она хотя и вытащила из чемодана Коромысловой, да так и не развернула, к тому же она, кофта эта, в пакете была. Видно, Машка собиралась ее кому-нибудь сбыть, как и то платье, ну, помните… А когда Клавдия взяла ее за жабры, Машка второпях кофту ей и сунула — лишь бы та отстала.
— Но почему же?.. — начала Марина.
— Почему Клавдия скрыла, что получила от Машки кофту? Утверждает, будто забыла, но я так думаю, что пожадничала. А потом испугалась и сама к нам прискакала каяться вместе с кофтой и зажигалкой.
— А убийца? Он наконец признался? — Странно было бы, если бы Марина об этом не спросила.
— Этот теперь не отвертится, — уверил ее Мохов. — Из Нижнереченска пришли фотографии тех, кого убили по дороге в аэропорт три года назад. Ими мы его и приперли к стенке, так что на нем теперь пять трупов.
— Ну вот, я так и знала, все сходится! — торжественно провозгласила Марина, гордая своей прозорливостью.
— Сходится, да не совсем, — лукаво подмигнул ей Мохов и махнул рукой. — Я, конечно, не все знаю, потому что теперь этим прокуратура занимается, но кое-что мне известно, только потому, что я фотографии эти видел. Судя по всему, наш герой до того, как сюда заявилась Коромыслова, мог ничего не опасаться, потому что сам числился среди погибших.
— То есть? — не поняла Марина.
— Да ведь зажигалочка-то его! — сообщил Мохов. — Он и есть тот самый «Юрик», которому она и была подарена. Вот в чем загвоздка!
— Не может быть! — прошептала Марина, до которой стало кое-что доходить. Получается, что среди тех обгоревших до неузнаваемости трупов, найденных в лесу по дороге в нижнеречен-ский аэропорт, Валентининого жениха не было! А значит, как раз он — их убийца? — Не может быть! — повторила она.
— Еще как может, — многозначительно заметил Мохов, — похоже, он и есть тот самый возлюбленный, по которому она убивалась. И его до сих пор считали бы погибшим, если бы Коромысловой случайно не попалась на глаза эта зажигалка, которую Машка, по всей вероятности, просто свистнула. Коромысловой сразу бы в милицию заявить, но эта дамочка имела серьезную склонность к шантажу и решила получить со своего бывшего женишка изрядную компенсацию. За обещание молчать, разумеется. А тот то ли не захотел делиться, то ли просто не очень ей верил… Ну, что было дальше, вы знаете… Только в сумке вашей он искал не фотографии, а зажигалку. Потом решил, что она попала к Полине, и утопил ее так же, как Валентину. А вот фотографии тут совершенно ни при чем.
— Как ни при чем? — не поверила Марина. — А кто же тогда избил фотографа?
Мохов поморщился:
— Да это все их внутренние разборки. У них там что-то вроде конвенции, территория поделена, а он возьми и сунься на чужую. А что вы хотите, когда каждый «профессиональный» нищий милостыню собирает только на специально закрепленном за ним углу? Как говорится, простые и незамысловатые нравы.
— А Ящерка? — Марина вспомнила, что за последние семь дней не видела ее в пансионате.
— А, эта… Да она, как оказалось, была сожительницей этого Юрика.
— Выходит, это она рылась в моих вещах, — пробормотала Марина.
И они немного помолчали. Бог знает, какими мыслями заполнял паузу Мохов, а Марина думала, что вся эта жутковатая история, в которую ее угораздило «сунуть свой длинный нос», сплошная цепь случайностей. А потом спросила, удалось ли найти Полину.
Мохов покачал головой:
— Водолазы работают, но надежды мало. Наверное, ее унесло течением…
Тут объявили отправление поезда, и Марина вошла в вагон, а Мохов улыбнулся и, немного смутившись, пригласил:
— А вы к нам и на следующий год приезжайте. У нас местечко отличное, тихое, спокойное… Да что я вам рассказываю, вы сами знаете.
С черным юмором у него было все в порядке.
Но Марина пообещала непременно приехать, если когда-нибудь в будущем ей снова выпадет счастье в виде горящей льготной путевки. При этом она прекрасно знала, что ничего подобного ей не светит.
Спустя сорок восемь часов Марина была уже на Курском вокзале. Надо сказать, Москва, как и предсказывала Гала, встретила Марину хмурой и безрадостной погодой с монотонным дождичком и промозглым пронизывающим ветерком. Зато на перроне стоял Петька, нахохлившийся, как мокрый цыпленок, и вытягивал свою тонкую шею, высматривая Марину в толпе. Марина первой его увидела и бросилась ему навстречу, обняла и принялась целовать.
— Ты че, ма, — засмущался Петька, — каких-то двадцать четыре дня не виделись…
Как-никак он переживал сложный переходный возраст, и телячьи нежности, особенно прилюдные, его коробили.
— Ну ладно, ладно. — Марина незаметно стерла следы губной помады с Петькиной щеки, потом смахнула слезинки со своих глаз и улыбнулась. — Как вы тут без меня?
— Не знаю, как только и выжили, — «, хмыкнул Петька, подхватил Маринину сумку и быстро пошел по перрону. Марина, держащая в вытянутой руке зонтик, едва за ним поспевала. Перед тем как нырнуть в подземный переход, она ненадолго остановилась, чтобы сложить зонтик. Сунув его под мышку, она снова разогналась вслед за Петькой, но вдруг дернулась и замерла…
Под козырьком подземного перехода, ведущего в здание вокзала, стоял каперанг. Он смотрел на Марину и улыбался, а в руках у него был букет. Что он тут делает, механически подумала Марина, неужели же он… Потом она вспомнила, что по-прежнему ничего о нем не знает. Например, ей до сих пор непонятна загадочная история с коттеджем. Но одно она, по крайней мере, знала: может, он никакой и не каперанг, но зато и не убийца.
