сиделку.
Анна взглянула на него. Губы ее от напряжения побелели.
— Это не мой отец, а ты сошел с ума от жадности к деньгам и стремления к власти. Что нужно всем этим женщинам, которые увиваются вокруг тебя? Ведь не так уж ты красив. Что ты хочешь всем доказать?
Марсель повернулся к своему адвокату.
— Я же говорил тебе, что это кончится ничем. Оформлю развод в Кортегуа, как и собирался.
— Он будет недействительным, — быстро отозвался один из юристов.
— Я так не думаю, — откликнулся Шактер. — Видите ли, мой клиент является кортегуанским подданным, и, согласно тамошним законам, таковыми же являются его жена и дети. А в таких случаях наше законодательство однозначно: развод, вступивший в силу в стране, гражданами которой являются обе стороны, признается законным и у нас.
— Мистер Кэмпион — подданный США.
— По законам Кортегуа — нет. — Шактер был абсолютно спокоен. — Так что я готов обсудить этот вопрос с вами в суде после того, как мой клиент получит развод.
Абиджан окинул взглядом своих адвокатов. Такого поворота он не ожидал. Благодаря своему судовому бизнесу, он был достаточно знаком с законодательством зарубежных стран, чтобы понимать, что всякое возможно.
— Я хотел бы переговорить с ними наедине.
— Оставайтесь здесь, — поднимаясь, проговорил Шактер. — Мы с моим клиентом перейдем в другой кабинет.
Когда дверь закрылась, Марсель повернулся к адвокату:
— Ну, что ты думаешь? Шактер склонил голову набок.
— Они у нас в руках. Надеюсь только, что информация о кортегуанских законах, которую ты мне предоставил, соответствует действительности.
Марсель улыбнулся.
— Даже если и нет, то я уверен, что смогу внести в их законодательство необходимые поправки. Это обойдется мне дешевле, чем требования Амоса.
22
— За свадебным платьем я поеду в Париж, — сказала Ампаро, — а оттуда мы с Даксом отправимся в поездку по Европе.
— Ты никуда не поедешь, — терпеливо ответил президент. — Ты останешься здесь. Платье сошьют местные мастерицы, так же, как и твоей матери.
Ампаро подошла к столу и уставилась на отца.
— Какое еще платье моей матери? — в голосе ее звучал нескрываемый сарказм. — Ты ведь никогда не был женат.
— Это не имеет значения. Твоя мать за платьями в Париж не ездила.
— А разве у нее была такая возможность? Ты не выпускал ее даже из дома, все боялся, что она уйдет от тебя.
Президент поднялся из-за стола.
— Ты останешься здесь. Вызовешь сюда портного. Тебе предстоит много работы.
— Я и так уже сделала немало! А теперь мне хочется посмотреть на мир. Надоело торчать здесь в грязи вместе с этими крестьянами.
— Не забывай, что своим положением ты обязана этим самым крестьянам, — прорычал он. — Кто назвал тебя «принцессой»? Они. Кто сделал тебя образцом для кортегуанских женщин? Крестьяне.
— Значит, всю свою жизнь я должна буду прожить здесь, задыхаясь от вечной благодарности к ним?
— Точно так. Ты не принадлежишь себе, ты принадлежишь нации.
— С таким же успехом ты мог бы заточить меня в тюрьму. — Внезапно в голову Ампаро пришла новая мысль. — Ты хочешь сказать, что я буду сидеть здесь в то самое время, как мой муж ищет развлечений по всему миру?
Президент кивнул.
— У него своя работа, у тебя — своя. Ампаро захохотала.
— Ты, наверное, рехнулся. Ты же знаешь, что он за человек — женщины не оставят его в покое. На приеме в Нью-Йорке присутствовало одиннадцать баб, и с десятью из них он переспал.
Ее отца вдруг разобрало любопытство.
— Он сам тебе об этом сказал?
— Нет, конечно, но я же не дурочка. По тому, как женщина ведет себя, я всегда могу сказать, была ли она в постели с тем или иным мужчиной.
На мгновение президент задумался.
— А та, одиннадцатая?..
— Стара, слишком стара, — Ампаро с усмешкой посмотрела на отца.
— Ты — дура, — сказал он дочери. — Замужество пойдет тебе на пользу. Ты же знаешь, как люди относятся к Даксу. Они боготворят его. А теперь начнут боготворить и тебя.
— Ни к чему хорошему это не приведет. Для него, равно как и для меня. Мы слишком похожи. Слишком многое для нас значит плоть.
— Не смей так разговаривать со мной, — закричал президент в гневе. — Не забывай, что ты леди.
— Это с твоей-то кровью в жилах? Посмотри на себя. Большинство мужчин в твои годы были бы рады сидеть по вечерам с хорошей сигарой за бутылочкой бренди. Но ты не таков — тебе каждую неделю подавай новую бабу.
— Мужчины бывают разные.
— Ты так думаешь? — Ампаро зло усмехнулась. — Откуда тебе известно, что я не повторяю свою мать? Ты ведь помнишь, какой она была?
Некоторое время президент молчал.
— Если бы она была сейчас жива, я женился бы на ней.
— Я не верю тебе. Если бы она была сейчас жива, ей было бы ничуть не легче, чем всем остальным. Ты быстро устал бы от нее и вышвырнул вон. Президент вновь помолчал.
— Я передумал. Свадьбу сыграем в течение недели, ни в какой Париж Дакс не поедет. Вместо этого я пошлю его в Корею с теми батальонами, что обещал ООН.
Ампаро подпрыгнула от злости.
— Его убьют там. Он ведь не солдат.
— Он будет в полной безопасности. Полковников никогда не убивают, они сидят в штабах далеко от поля боя. Уж тогда-то тебе не придется беспокоиться о нем: там нет красоток.
— Он найдет, — мрачно отозвалась Ампаро на слова отца. Вдруг она заметила выражение его лица. — А ты был бы рад, если бы его убили, не так ли? Он становится слишком популярным.
Отец выдержал ее взгляд.
— Как ты можешь так говорить? Дакс мне все равно что родной.
— Тоже мне папочка, — ехидно ответила Ампаро. — Тебе мало того, что ты женишь его на мне. А ведь это лишь добавит ему популярности. Поэтому лучше всего отослать его куда-нибудь подальше, где его убьют.
На все ее обвинения он не обратил ни малейшего внимания, как будто просто не слышал их. Подняв руку, посмотрел на часы.
— Пошли, пора одеваться. Церемония должна начаться в три.
— Ну да, теперь мы — великая держава. Люди должны видеть, как мы необходимы Организации Объединенных Наций.
— Мы действительно необходимы. Не всегда Генеральный секретарь приезжает с визитом во вновь принятую страну.
— Но ведь приезжает не Генеральный секретарь, а его помощник.
— Какая разница? — возмутился президент. — Крестьянам этого все равно не понять. Ампаро поднялась.
