помочь мне.
— Придется? — прервал он меня. — Ну ладно. Давай выкладывай, что там у тебя стряслось.
— Я набил морду одному мерзавцу, и меня ловит полиция.
— Вляпался! Даже морду не можешь набить… Ты порченый, Дэнни. Был гнилым, таким и остался.
Он схватил меня за воротник своей мощной волосатой лапой.
— Выметайся отсюда, слабак, ничтожество!
Я похолодел при одной мысли, что он сейчас выставит меня силой. Нет, этот человек понимал только один язык. Я резко оторвал его руку.
— Ты бы поспокойнее, Сэм. Ты далеко не в лучшей спортивной форме.
— Я сейчас покажу тебе, в какой я форме, — прорычал он, замахиваясь.
Я легко отбил его удар.
— Слабо, Сэм. Где твои реакции? Вспомни, чему ты сам учил меня. Постарел, Сэм, потолстел… Что ты раскачиваешься, как твоя секретарша? Ударь по-настоящему, ну, ударь!
Несколько минут он пытался достать меня. Потом я несильно ткнул его, и он свалился в кресло, тяжело дыша.
— Это все твоя жена… Научила Мими готовить спагетти, а я их очень люблю. Для меня мучное — могила.
— Так ты выслушаешь меня?
— Уходи, — уже спокойно сказал Сэм. — Из тебя никогда не будет толку. Еще мальчишкой ты умудрялся подводить меня. Сначала с Сил, потом на чемпионате, когда пошел на сделку с Макси Филдсом. Сколько можно тебя выручать?
С памятью у него все было в порядке.
— Сэм, это тебе не будет стоить ни цента. Мне только нужно твое поручительство и какая-нибудь работа, чтобы я мог встать на ноги.
— У меня нет для тебя работы. Ты же ничего не умеешь.
— Ты видишь, что я еще могу боксировать.
— Можешь, как же, но только со мной. Ты уже стар для настоящего бокса. Как профи ты не заработаешь ни цента.
Тут он был прав. В двадцать три трудно подниматься на боксерский олимп, тем более после шестилетнего перерыва.
— Тогда дай мне какую-нибудь работу в твоей конторе.
— Нет.
— Ты откажешься, даже если я пообещаю ничего не говорить Мими о твоих шашнях? А она тебе устроит веселую жизнь, уж я-то ее знаю.
По обиженному выражению его лица я понял, что зацепил. Он насупился и задумчиво принялся жевать конец сигары. Просить его было бесполезно. Его можно было только прижать к стене. Наконец Сэм поднял на меня грустный взгляд.
— Ты все такой же заносчивый щенок, который думает, что весь мир что-то ему должен…
— Нет, Сэм. Я уже другой, — горько признался я. — Перед тобой совершенно другой Дэнни Фишер. Я слишком много пережил, чтобы оставаться прежним. Полтора года назад я ползал на брюхе ради пособия — лишь бы не умереть с голода. Сегодня я спустил с лестницы инспектора социального обеспечения, который допытывался, откуда я взял деньги, чтобы похоронить моего единственного ребенка… Потом он натравил на меня полицейских. Моя жена лежит больная дома, она не знает, что со мной. Нет, Сэм. Жизнь перелицевала меня.
— Что с тобой случилось, малыш? — взволнованно спросил Сэм.
— Ты же слышал, что я сказал. Меня прижали к стенке… Так ты мне поможешь, или мне рассказать Мими, что я сегодня здесь видел?
— Ладно, Дэнни, — наконец выдавил он.
— Привет, Дэнни! — улыбнулась мне секретарша. — Тебя искал шеф.
— Спасибо, крошка. А тебя он не искал?
Кэтти была смышленой девушкой, правда с несколько ограниченным чувством юмора. Она была не первой и не последней секретаршей-любовницей Сэма, но почему-то ее особенно раздражали мои подначки.
Я вспомнил, в каких пикантных обстоятельствах увидел ее в первый раз — три с половиной года назад. Многое произошло за это время. Война в Европе была в полном разгаре. Многие наши служащие ушли в армию, но меня, по иронии судьбы, забраковала призывная комиссия. Бокс все-таки не прошел для меня даром — военные медики нашли у меня какое-то повреждение барабанных перепонок.
Я перебрал лежащие на моем столе бумаги и нашел нужную. Телефон затрезвонил, когда я уже готов был идти к Сэму. Звонила Нелли, с работы. Она служила теперь на военном заводе. Война многим дала работу.
— Я забыла сказать тебе, Дэнни. Отнеси белье в прачечную.
Относить белье — моя постоянная обязанность, о ней я никогда не забывал. Нелли звонила потому, что соскучилась: ведь она ушла на службу в шесть утра, когда я еще спал.
— Хорошо, дорогая. Ну как там у вас дела?
— Пекло, Дэнни. Наверное, градусов под пятьдесят.
— Слушай, уходи ты из этого ада. По-моему, я зарабатываю достаточно.
Она отвечала терпеливо, но настойчиво, словно говорила с малым ребенком:
— Дэнни, сколько можно об этом? Я ведь сойду с ума в четырех стенах. А здесь я среди людей, чем-то занята…
Спорить с ней было бесполезно. После смерти Викки она сильно изменилась, стала замкнутой, печальной.
— Сегодня обедаем дома или в ресторане?
— Давай сходим куда-нибудь, Дэнни.
— Согласен. Заеду за тобой в шесть.
Я вошел в кабинет Сэма.
— А-а, наконец-то явился, — недовольно пробурчал босс.
За годы, проведенные в его команде, я привык не обращать внимания на его плохое настроение и вспыльчивость. Себе самому я цену знал. Мы занимались довольно рискованным бизнесом, но такая работа была как раз по мне. Не многим удавалось превращать нюансы законодательства и оправданный риск в настоящие деньги. К этим немногим относились мы с Сэмом. Сэм отдавал себе в этом отчет и испытывал ко мне нечто вроде уважения, если, конечно, он вообще был способен хоть на какое-то подобие этого чувства.
Сэм за последние годы еще больше раздобрел и еще больше стал похож на добропорядочного отца троих детей, каковым, в сущности, он и был.
— Мими наказала пригласить вас с Нелли сегодня на ужин.
— Хорошо. И из-за этого срочный вызов?
— Нет, не из-за этого. Я хочу, чтобы ты перебил эту сделку по торговым автоматам.
— С какой стати? Кажется, ты сам кричал, что нам надо спешить с этими автоматами?
— Я передумал, — проворчал он. — Из-за военных заказов к торговым автоматам невозможно найти запчастей, эксплуатировать их — самоубийство. Любая поломка — и их нужно отправлять на свалку.
— Это — единственная причина, или ты передумал потому, что в этих автоматах, по слухам, заинтересован Макси Филдс?
Он побагровел. Видимо, у него скакало давление.
— Мне плевать, в чем заинтересован Макси Филдс! — заорал он. — Просто это слишком рискованное дело. У нас есть концессия на ночной клуб! Отчеты, расчеты, сувениры, открытки с видами — живые люди, живые деньги. Людей можно понять, ими можно управлять. Это не автоматы!
— Но ведь мы бились над этим целый месяц, — настаивал я. — И всего пятнадцать тысяч — почти даром.
