— Он сказал, что у тебя есть способности и ты можешь писать. И что тебе следует очень серьезно продумать, в какой высший колледж ты поступишь после окончания нашего.
— Он мне уже говорил об этом.
— Ты действительно хочешь стать писателем? — спросил с любопытством Джон. — А что произойдет, если ты выйдешь замуж и у тебя будет большая семья?
— Ой, папа! — вспыхнула она румянцем. — Когда это еще будет! Я до сих пор еще не встретила мальчика, с которым я бы хотела, громко говоря, создавать семью. И, кроме того, писательский труд — единственное, что можно делать в любое время, по своему усмотрению, когда тебе захочется.
— Он сказал, что ты должна уже сейчас начать подавать прошения о приеме. В конце концов, до выпуска осталось не так уж много времени.
— Он обещал мне кое-что разузнать. И тогда я смогу выбирать и на чем-то остановиться.
— Он и об этом упомянул и пообещал держать нас в курсе.
— Держать в курсе? — удивилась Джери-Ли.
— Да, — подтвердил Джон. — Он собирается уехать на длительное время — Голливуд, Европа, потом опять Голливуд.
Джери-Ли некоторое время пила кофе молча. Потом спросила:
— Он ничего не говорил о пьесе на Бродвее?
— Нет, — ответил отец, — он не упоминал ничего похожего на бродвейскую постановку.
Она нажала кнопку звонка, и за дверью мелодично прозвучал сигнал.
Дверь открыла секретарша Торнтона.
— О, Джери-Ли! — воскликнула женщина. — Я не ожидала вас. Мы в разгаре сборов. Укладываем вещи. Я скажу ему, что вы пришли.
Женщина ушла в библиотеку, прикрыв за собой дверь. Подождав немного в прихожей, Джери-Ли прошла через гостиную на террасу. Бассейн был уже укрыт на зиму. Холодный ноябрьский ветер налетал со стороны пролива. Она поежилась и подняла воротник куртки.
— Джери-Ли! — он стоял в дверях. Она обернулась на звук голоса.
— Становится совсем холодно, — сказала она.
— Да, — согласился он. — Входите сюда, здесь гепло Она прошла за ним в гостиную.
— Я не ждал вас сегодня, — сказал он.
— Завтра у вас день рождения, — сказала она и протянула ему маленький, перевязанный ленточкой сверток. — Я хотела бы сделать вам подарок.
Он смущенно взял сверток.
— Откройте, — сказала она. — Мне бы очень хотелось, чтобы вам понравилось.
Он торопливо развязал ленточку, развернул сверток и извлек маленькую записную книжку в обложке из дорогой черной кожи. На корешке в специальном кармашке лежал тонкий золотой карандаш.
— Какая прелесть! Но почему вы выбрали именно записную книжку?
— Потому что вы вечно ищете, куда записали телефон.
Он кивнул.
— С днем рождения! — сказала она.
— Спасибо, — выдавил он улыбку. — Я становлюсь старым.
— Вы никогда не постареете, мистер Торнтон, — сказала она. — То, что вы пишете, делает вас вечно юным.
Он почувствовал, как что-то сдавило ему горло и перехватило дыхание.
— Спасибо... — с трудом произнес он и взял себя в руки. — Действительно, огромное спасибо. Это самое приятное из всего, что когда-либо мне говорили.
Она постояла молча, глядя на него, потом, наконец, сказала:
— Думаю, что мне надо бежать, мистер Торнтон. Меня ждут дома к обеду.
— Джери-Ли, — сказал он, не двигаясь с места.
— Да, мистер Торнтон?
— Завтра я уезжаю, — сказал он, глядя ей в глаза.
— Я знаю. Отец сказал мне.
— Меня не будет здесь долгое время.
— Отец и это сказал мне.
Он опять помолчал, потом буквально заставил себя сказать:
— Пьесу я забрал из театра. Я не считаю, что она закончена.
Она не ответила.
— Вы сами — писатель, — сказал он и криво улыбнулся, — вы скоро на собственном опыте узнаете, что иногда с нами происходят такие вещи.
Она кивнула.
— Где-то в середине повествования, — продолжал он, — вы сворачиваете на неверный путь и через некоторое время сами перестаете понимать, о чем идет речь.
— Или обнаруживаете, что слишком хорошо понимаете, о чем ведется речь, но не хотите себе признаваться в этом, — сказала она тихо.
Он опустил глаза.
— Простите меня, Джери-Ли, мне очень жаль.
— Мне тоже очень жаль, мистер Торнтон, — ответила она, и на последних словах голос ее дрогнул. Она повернулась и вышла из комнаты.
Он подошел к окну, откуда мог наблюдать за тем, как она садится в машину и медленно отъезжает.
В это время из библиотеки раздался голос секретарши:
— Уолтер, вы хотите взять с собой наброски чикагского рассказа?
Он не ответил — непролившиеся слезы жгли ему глаза. Машина Джери-Ли завернула за угол, выехала на дорогу и скрылась за поворотом.
— Уолтер, брать наброски...
— Я скоро вернусь! — крикнул он и выбежал из дома.
Глава 21
Все это происходило так давно — семнадцать лет тому назад — и в то же самое время, словно только вчера... Семнадцать лет — это что? Половина жизни? Да, половина...
Но сколько бы событий ни произошло с тех далеких осенних дней, стоило ей нажать нужную кнопку в сознании, как немедленно все возвращалось к ней, словно из таинственной бесконечной кладовой памяти. Все возвращалось...
Она отогнала воспоминания волевым усилием и посмотрела на часы, висящие на стене напротив ее больничной кровати. Было уже четыре часа дня.
Ее соседка давно покинула больничные стены, и из всех сегодняшних пациентов осталась лишь она одна.
Вошел врач и сел рядом с кроватью на ослепительно белый треногий табурет. Посмотрел внимательно сквозь сильные линзы очков на Джери-Ли, улыбнулся. Из-за этих линз глаза его казались огромными.
— Ну-с, как мы себя чувствуем?
— Подыхаю от скуки, — сказала она. — Когда мне можно убираться отсюда?
— Прямо сейчас. Я только подпишу историю болезни и заполню документы на выписку...
Он взял температурную карточку, закрепленную в ногах кровати, сделал какую-то отметку и нажал кнопку вызова сестры.
Сразу в дверях возникла крупная чернокожая добродушная сестра.
— Да, доктор? — сказала она.
— Мисс Рэндол может идти домой, — сообщил он ей. — Помогите ей, пожалуйста, собраться.
— Да, доктор, — сказала она и обратилась к Джери-Ли:
— Там, внизу, мэм, джентельмен в комнате ожидания сидит с двенадцати, ждет вас.
— Что же вы мне не сказали?
— Он сказал, что не торопится, может подождать, не хочет вас тревожить, — сестра прошла в крохотную комнатку для одежды, достала вещи Джери-Ли и принялась раскладывать их на постели. — А
