столы.
Три другие девушки, с которыми она работала в обеденном зале, уже имели опыт работы в клубе — за плечами у них было по два сезона — и потому великолепно ориентировались в обстановке. В результате Джери-Ли обнаружила, что самая грязная работа странным образом досталась только ей.
Кроме того, обеды превращались в кошмар еще и потому, что метрдотель и шеф-повар, братья- итальянцы, создавали атмосферу нервозности и паники, истерически выкрикивая что-то друг другу по- итальянски и командуя всеми на ломаном английском.
Когда в школах закончились занятия и все отдыхающие уже перебрались сюда на лето, по воскресеньям начались танцы. Маленький оркестр приехал из Нью-Йорка. После завершения обеда Джери- Ли и другие девушки могли перейти в бар, где располагалась площадка для танцев, посидеть на террасе, послушать музыку и наблюдать, как танцуют члены клуба.
Берни и еще один юноша обслуживали небольшие столики для коктейлей, поставленные вокруг танцевальной площадки, и Джери-Ли обычно ждала, когда Берни освободится, потому что он отвозил ее домов. Чаще всего это бывало около часу ночи.
Отец Берни принял участие в оплате автомашины «Плимут Бельведер» 1949 года выпуска. Тем не менее, на нее ушли почти все заработанные юношей деньги. За это лето, ухаживая за машиной' работая на пляже в в баре, Берни заметно повзрослел, загорел, волосы его выгорели под солнцем, — он уже не был мальчиком.
Его взрослению способствовали и юные девицы, дочери членов клуба. В качестве спасателя он в очередь с другим юношей всегда был у бассейна, н девицы всячески испытывали действие своих юных чар именно на нем.
Джери-Ли отлично все это видела — обычно после полуденной работы она переодевалась в купальник и шла окунуться в бассейн, чтобы остыть после беготни, отдохнуть.
Девицы беспрерывно просили Берни то принести коку, то сигареты, то полотенце или показать, как плавать, как исправить движение рук или научить нырять.
Джери-Ли ловила себя на том, что где-то в глубине души у нее шевелится ревность от того, что Берни пользуется таким вниманием и явно наслаждается этим. Но она никогда не позволила себе даже намекнуть ему, что замечает все это. Чтобы совладать с собой, она обычно соскальзывала в бассейн и начинала плавать взад и вперед, делая энергичные, сильные гребки до тех пор, пока ее руки не уставали и не делались свинцовыми, словно налитые свинцом. Затем она выбиралась из бассейна в дальнем конце, в стороне от кресел спасателей, раскладывала полотенце на цементном полу, окружающем бассейн, и читала. Когда подходило время возвращаться ва работу, она сворачивала полотенце и покидала бассейн' не оглядываясь и не обращая внимания на спасателей.
Вскоре Берни обратил внимание на странное поведение Джери-Ли и спросил вечером по дороге домой:
— Слушай, а почему ты не разговариваешь со мной, когда приходишь искупаться днем?
— Следи за дорогой, — сказала она, не отвечая на-его вопрос.
— Ты на меня за что-то сердишься?
— Нет, — коротко ответила она. И добавила:
— Ты же знаешь правила.
Мистер Коркорэв не потерпит, чтобы служащие общались и болтали' когда вокруг члены клуба.
— Перестань, о чем ты! Никто не обратит внимания, и ты это прекрасно знаешь.
— И кроме того, ты слишком занят, — и в голосе ее появился легкий нью-йоркский говорок, — о, Берни, погляди, не слишком ли короткий я делаю гребок, когда плыву кролем? Берни-и, я умираю, как хочу коку... Бе-ер-ни, дай прикурить, пожалуйста!
— Слушай, похоже, ты ревнуешь?
— Я? Ни капельки!
— Но все это входит в мои обязанности.
— Конечно! — ответила она с отчетливо различимой ноткой сарказма в голосе.
Берни молчал всю дорогу до самого мыса. Там он поставил машину на место парковки — оттуда открывался великолепный вид на пролив — и заглушил мотор. Рядом стояли еще две или три машины с выключенными моторами и погашенным светом. Было еще очень рано. Позже, когда бар в клубе закроется, здесь будет полно машин... Из соседней машины донесся звук музыки, — там включили радиоприемник.
Берни придвинулся к Джери-Ли и сделал попытку ее обнять. Она оттолкнула его руки.
— Я устала, Берни. Я хочу домой.
— Просто ты ревнуешь.
— Просто мне не нравится, что они делают из тебя дурака — вот и все.
— Они вовсе не делают из меня дурака, — сказал он быстро. — Я обязан быть внимательным к членам клуба.
— Точно.
— И кроме того, никто из них не достоин даже нести твой шлейф. Они все жутко самодовольные, надутые, пустые и деланные.
— Ты действительно так считаешь?
— Он кивнул.
— Даже Мэриэн Дейли?
Семнадцатилетняя блондинка Мэриэн Дейли беззастенчиво пользовалась снисходительностью своих родителей, которые любили ее до идиотизма. Она носила самые крохотные бикини во всем клубе и, как говорили. по широте взглядов превосходила остальных нью-йоркских девочек.
— А она — самая пустышка из всех, — горячо заявил Берни. — Все парни знают, что она самая гнусная ломака из всех!
Сам того не подозревая, он сказал именно то, что нужно было для успокоения Джери-Ли. И она смягчилась.
— А я-то уж было подумала... Она ведь ни на минуту не оставляет тебя в покое.
— Она ни на минуту не оставляет в покое и других ребят тоже, — сказал он, давая понять, что больше не хочет о ней говорить, и опять потянулся к девушке.
Она прильнула к нему и подняла лицо, подставляя губы поцелую... Его губы были теплыми и мягкими.
Она задохнулась и положила голову ему на плечо.
— Здесь слишком тихо, — сказала она задумчиво.
— Угу... — отозвался он и снова принялся целовать ее.
На этот раз его губы были не такими мягкими, а поцелуи стали более требовательными.
Она почувствовала возбуждение. Что-то в ней отвечало его волнению.
Сердце начало колотиться. Она приоткрыла губы и почувствовала, как его язык скользнул внутрь. Сразу же по всему телу пробежала теплая волна и словно вымыла из нее все мысли... Она прижалась к нему сильнее.
Его руки соскользнули с ее плеч, опустились вниз и легли ей на груди.
Он почувствовал, как затвердели ее соски.
— О Господи... — задохнулся он и стал расстегивать пуговицы на ее блузке. Она остановила его руку.
— Нет, Берни, не надо... Не надо все портить.
— Ты сводишь меня с ума, Джери-Ли, — прошептал он осевшим голосом. — Я умираю, как хочу потрогать их... Просто потрогать, ничего больше...
— Ты же знаешь, что это нехорошо и к чему все это ведет...
— Черт побери! — воскликнул он вдруг, отталкивая ее. — Ты еще хуже ломака, чем Мэриэн Дейли. Она-то по крайней мере позволяет трогать грудь и соски.
— Значит, и ты этим с ней занимался?
— Я нет, — буркнул он, зажигая сигарету.
— Насколько я понимаю, тебе нельзя курить.
— Сейчас я не тренируюсь.
