– Я-то торчу перед экраном по пять-шесть часов в день, – несколько пристыженно признался Гектор. – Но всегда радуюсь, когда выпадает возможность почитать хорошую книжку.
– Да ну? И что же вы читаете?
– Выискиваю романистов, чьи сочинения продиктованы интеллектом, а не неврозом.
– Ну, удачи вам. В наши дни таких днем с огнем не сыщешь.
Изнывающий от нетерпения официант в третий раз подрулил к их столику.
– Здесь недурно готовят мясо, – сообщил Гектор. – У вас какое любимое блюдо?
– Ягненок а-ля Роман Поланский,[17] – скорбно проговорил Свиттерс в пространство.
– Боюсь, такого в меню нет.
– Да ладно, что там. Это благоприобретенное.
Гектор Сумах с аппетитом расправлялся с мясным ассорти из жареного бычьего сердца и почек – за последние три года обучения в Майами он по этому блюду изрядно соскучился. Свиттерс же, несмотря на заявленное пристрастие к пирожкам с молодой баранинкой, питался главным образом рыбой с овощами, так что в отношении здешней кухни он, так сказать, поплыл против течения и заказал севиш,[18] опасливо в блюдо потыкав, поскольку, как и следовало ожидать, данный севиш был отнюдь не самым свежим.
Только за десертом – каждый взял себе по пудингу из кукурузной муки с фруктами – наконец перешли к делу. Сделав поспешный вывод о том, что Гектор отрекся от договоренности с Лэнгли в силу запоздалых сомнений по поводу незаконного вмешательства ЦРУ в латиноамериканские события (в частности, из-за отвратительного поведения агентов в Гватемале и Сальвадоре, не говоря уж о Кубе, Чили и Никарагуа), Свиттерс явился вооруженный подобающим ответом – аргументом, что никоим образом не оправдал бы и не осудил кровавые козни Лэнгли, зато убедил бы завербованного новичка в великой значимости и насущной необходимости его услуг. Увы, когда Гектор объяснил, почему передумал, оказалось, что причина кроется совершенно вином.
– Наши федеральные власти насквозь коррумпированы…
«И ваши, и любые другие», – подумал про себя Свиттерс, но отрицать очевидное не стал.
– …И хотя в настоящий момент я работаю в министерстве связи, я не могу их поддерживать. С другой стороны, «Sendero Luminoso» жестоки и своекорыстны, так что поддерживать революцию я тоже не могу. Ваша… как бы выразиться поделикатнее?
– Контора.
– Да, именно. Ваша контора заверила меня, что мне никогда не придется предавать мой народ и мою родину…
«Хе!» – подумал про себя Свиттерс, в чьей черепной коробке эхом отозвалось Маэстрино восклицание недоверия.
– …Так что особых политических возражений против подпольной работы на вашу контору у меня нет. Но, агент Свиттерс, я хочу быть абсолютно честен и с вами, и с вашим начальством: дело в том, что я лично в вашу контору ну никак не вписываюсь. Я – человек совершенно иного склада.
– Какого же?
– Ну-у… – Гектор стыдливо зарумянился и понизил голос до шепота. – Постыдная правда в том, что для меня смысл жизни – это секс, наркотики и рок-н-ролл.
В силу разнообразных недоразумений, свар на поле для регби, дорожных аварий и ситуаций профессионального риска у Свиттерса осталось лишь одиннадцать зубов – здоровых и целых. Полость его рта настолько напоминала зубной Стоунхендж, что он старался не улыбаться чересчур широко, опасаясь, как говаривал сам Свиттерс, привлечь друидов. Однако сейчас покаянное признание Гектора вызвало к жизни широченную, открытую усмешку, отредактировать которую не сумела бы никакая застенчивость – хотя многое из того, что могло бы из тайного стать явным, заслонял пудинг.
– Превосходно! – воскликнул Свиттерс. – Просто превосходно, Гектор!
Перуанец опешил.
– Простите, что вы имеете в виду?
– Только то, что у вас очень много общего с вашими новыми коллегами. Секс, наркотики и рок-н-ролл в ЦРУ чертовски популярны.
– Да вы шутить изволите!
– Разумеется, не в кругу администрации и не у
– Да, но контора – ЦРУ, раз уж мы отказались от околичностей, – не то чтобы смотрит сквозь пальцы…
– Официально – нет. Но поделать ничего не может. Опытные вербовщики отлично понимают, из кого получаются самые лучшие шпионы и тайные агенты – из парней смышленых, образованных, молодых, уверенных в себе, здоровых, ничем не обремененных и сравнительно бесстрашных. Ну а смышленый, образованный, молодой, уверенный в себе, здоровый, ничем не обремененный и бесстрашный парень скорее всего души не чает в сексе, наркотиках и рок-н-ролле. Специфика поля деятельности, видите ли. Так что это терпят. Да, разумеется, время от времени в сеть попадаются и ковбои…
– Ковбои?
– Ну, знаете, те, которые машут флагами да потрясают Библией. Патриоты, чуть что – хватаются за оружие. Они-то и создают международные инциденты, вечно ставят в неловкое положение ЦРУ и Соединенные Штаты, а уж сколько невинных людей из-за них гибнет! И, конечно же, таких неизменно повышают по службе, потому что в большинстве своем они принадлежат к тому же типу угрюмых тугодумов, что управляют работой конторы как ставленники от политики, – всех этих мачо хреновых, стриженных под бобрик жополизов, что так и норовят пнуть лежачего; но любой, кто действительно разбирается в науке и искусстве разведки и контрразведки, скажет вам, что ковбои только под ногами путаются. Боги вбросили их в наши ряды, дабы умножать наши беды и тормозить работу. Вы ведь в курсе, что боги обожают фарсы, не так ли, Гектор?
Гектор в свою очередь заулыбался.
– У вас забавная манера изъясняться, агент Свиттерс. Если только вы не редчайшее исключение и если вы не вешаете мне лапшу на уши, думается, сотрудничать с этим вашим ЦРУ мне очень даже понравится.
– Вот хороший мальчик.
– Ну что ж, с ужином покончено, у нас вся ночь впереди. Скажите, агент Свиттерс, вы любите танцевать?
– Еще как. Собственно, всего пару дней назад я проплясал несколько часов без перерыва. – То, что танцевал он в одиночестве, Свиттерс уточнять не стал.
Из всех наркотиков Гектор Сумах отдал предпочтение – по крайней мере в тот октябрьский вечер – чистой, бежевой, относительно мягкой разновидности андского кокаина. Свиттерс от него категорически отказался.
– Спасибо, приятель, я стараюсь избегать веществ, под воздействием которых чувствую себя умнее, сильнее или красивее, нежели на самом деле.
По мнению Свиттерса, наркотики делились на две разновидности – те, что умаляют эго, и те, что его раздувают, иначе говоря – наркотики разоблачительные и наркотики иллюзорные; и на психическом уровне он ценил благоговение превыше бахвальства. Ежели ему вдруг захочется по доброй воле отдаться самообману – так старый добрый алкоголь отлично подойдет, спасибочки: и недорого, и никаких тебе сомнительных бонусов в виде сводящей челюсти нервной дрожи.
Тем не менее, сидя рядом с Гектором, Свиттерс терпеливо ждал, пока тот втянет носом пару-тройку «дорожек». Собственно, сидели они в Гекторовой «хонде» 1997 года выпуска. Автомобиль пока еще был в безупречном состоянии, но если Лима не поторопится выделить несколько миллиардов nuevos soles[19] на ремонт улиц – ох уж эта тирания технического обслуживания! – очень скоро гордый экипаж превратится в разбитую и раздолбанную колымагу, этакое перекати-поле
