дружинников руссов, соузника. — Ты говорил, что в этом городе нет батыров. Одного из них, я вижу. — Он не богатырь, великий хан, а всего-то, посол — затараторил дружинник.
— Врёшь пёс — гыкнул Бату. — Врёшь. Другие гордятся, что родились в славном городе, а твой князь перешёл на мою сторону. Все дрожат, когда слышат моё имя! Князь Дармир, ты власти захотел?
— У меня есть власть Бату — нахмурился князь Дармир, — и ты знаешь причину, по которой я встал на твоей стороне.
— Ладно, будет о том. — Батый снова повернулся к послу, говоря: — Завтра я посмотрю на твоих батыров Дармир и потешусь их искусством воев. — Посол к удивлению хана раскатисто захохотал. Князь зло поглядел на хана: — Говори Бату, да не заговаривайся. Я — князь, а этот посол.. — Дармир вырвал меч и замахнулся на обидчика. Ответчик не шевельнулся. Бату кивнул своему охраннику, высокому монголу. — Дай саблю русу. Я потешусь. Пусть сражается князь и посол. Ответчик спокойно принял саблю из рук татарина и поклонился, а князь Дармир вознегодовал: — Я князь, а не пёс, чтобы сражаться с простолюдином. — Он вложил в ножны меч и отступил назад. Батый ухмыльнулся и вопросительно посмотрел на посланца руссов. Тот, как ни в чём ни бывало, спокойно сказал Батыю. — Великий хан, я не хочу убивать сейчас князя. Хотел я попросить тебя вот о чём, сын степи. Я прошу тебя великий батыр сохранить жизнь моей дочурке.
— Ха-ха-ха — раздался раскатистый хохот Дармира. — Ты из-за этого и пришёл?
— Из-за этого. — Ответчик не обращая внимания и, не взирая на громкие раскаты хохота дружины и язвительный смешок князя, продолжил: — Ты со мной не скрестил меч, трус. Великий хан, я не за себя прошу. Очень много зависит от жизни моей дочери. Больше мне ничего не нужно. Пусть она станет наложницей или рабой, но сохрани ей жизнь. Я не боюсь умереть. Я прошу тебя великий хан, но только об этом. Других просьб у меня нет. — Ответчик руссов встал на колени и согнулся в поклоне.
— Трус, возьми саблю — вскричал развеселившийся Амуха. — Хан не нарушает право посла на жизнь. — Бату подтвердил: — Я не рублю послов, но чем ты хочешь удивить меня, батыр. Что есть в этом мире такого, чтобы я пощадил жизнь твоей дочери.
— Хорошо, великий хан, я покажу тебе искусство воя — ответил Алекса. — Ежели кто из твоих батыров сделает тое — моя голова в твоей власти. — К немалому удивлению Батыя вой руссов поднялся с колен и поднял саблю. Татарин, слуга хана, удивился дерзости руса, а хан, ожидая потехи уселся на своё место.
— Показывай, рус. — Монголы и дружинники насторожились и подняли луки. Ответчик сделал несколько движений кистью, а потом вытянул руку и на мизинец опёр острие сабли. Клинок качнулся и замер. Князь руссов расширил глаза.
На ногте мизинца вытянутой руки ответчика застыла сабля. Ветер покачивал клинок. Вои Дармира и татары не сдержали восхищения. — Ай да Рус. — Рус улыбнулся. Великий хан тоже улыбнулся: — Это может далеко не каждый, а я это проделаю, скача на лошади. Ты этим хотел меня удивить?
— Вовсе нет, великий хан — ответил Алекса, смотря в глаза Дармира. — А вот этого не сделает никто из твоих батыров. Смотрите. — Ответчик резко отдёрнул руку, а потом сделал молниеносное движение и рубанул кистью руки. Клинок лопнул и разделился на две части. На землю упали две части сабли. Всё произошло так быстро, что воины охраны не успели взмахнуть саблями. Амуха остался стоять с открытым ртом, а Дармир отступил на шаг. Главный охранник выпустил стрелу, но рус успел отклониться. Позади раздался стон. Дружинник князя схватился за грудь и захрипел, а потом медленно опустился на землю. Стоящий позади Дармир перестал смеяться, а хан поднял руку: — Я приказываю опустить луки!
Батый подошёл к ответчику и посмотрел в глаза. — Я сразу понял, что ты великий батыр, сын руссов. Ты пришёл как батыр без оружия и вернёшься к воеводе невредимым. Тебя не тронут. Ответ ты уже знаешь. Я стеру этот город и сожгу. Я, великий хан степи предлагаю тебе стать моим тысячным. Далеко не каждый слышит от меня такие слова, рус. Решай. — Ответчик Козельска поклонился: — Я не могу предать свой народ, батыр степи.
— Я знал батыр, что ты так ответишь. Жаль, а теперь уходи. — Хан степи снял с шеи платок и прищурился. — Возьми рус. Пусть твоя дочь повяжет его на шею. Это спасёт ей жизнь, если к тому времени она будет жива.
— Спасибо тебе великий хан — ответчик снова поклонился хану и принял дар. — Я благодарю тебя хан. Убей меня лучше сейчас и сохрани жизнь дочурке. Я срублю много голов твоих батыров, убью князя — предателя, а вон того — посол показал на Амуху, — он увидит свое тело с земли, если захочет прикоснуться к моей жене.
— Я не убиваю послов, а сейчас хотел бы — сузив и без того узкие щелки глаз, ответил великий хан степи. — Этот закон священен для всех монголов. Иди к своим, батыр и не испытывай моё терпение. Я дал слово.
Ответчик неловко вставил ногу в стремя и кратко ругнулся. — Что у тебя с ногой батыр? — спросил хан. — Колено я зашиб — ответил посол, осаживая лошадь. Кобылица оскалила зубы и заржала в сторону Дармира.
— Каково твоё имя батыр? — спросил вдогонку великий хан. Всадник обернулся. — Здесь кличут — Алексой, а на Дельфе — старейшиной мира. Прощай великий хан.
— Прощай батыр. Утром я начну. — Батый проследил за всадником до ворот города и покачал головой. Потом, наклонился и поднял обломок сабли. Внезапно он изменился в лице; схватил обломок клинка, переломал его об колено и отбросил.
Амуха поклонился хану: — Мой великий хан, нужно было убить руса. Он много порубит нас. Зачем ты его отпустил? — Батый засмеялся и указал Амухе в сторону киевского князя — Дармира. — Ты видишь мой воин, как повезло князю. Если бы он не закрылся дружинниками, то был мёртв и, мне открылись бы врата града. Батыр Алекса понял, что не успеет убить князя и потому, сломал саблю. — Дармир заметно побледнел, степенно, как полагается князю, подошёл к хану степи и язвительно заметил: — Бату, ты хочешь отдать меня горожанам — отдай! Тогда тебе отворят врата. — Батый ухмыльнулся и положил руки на бёдра. — Я, не предаю союзников, Дармир. Я — монгол, сын великого монгола! Скажи, почему тебя ненавидит воевода Козельска? — киевский князь приосанился и надул губы. В глазах сверкнули искорки злости и тотчас погасли. Он гордо ответил. — Воевода этого града не оказал мне почести полгода месяца назад, когда я проездом был здесь. Не оказал почести полагающиеся потомкам кагана Владимира. — Дармир зло ругнулся и продолжил. — Я отплатил Добрыне тем же. Его дочь кричала долго… Дура, я ей оказал честь.
— А потом утопилась, зело, правда? — съязвил Батый. — И я теперь стою под этим никудышным козьим градом с земляными валами и высокими деревянными стенами. Не возьми ты эту Любаву, дочь воеводину, и ответ мог быть иным. — Дружинники Дармира насторожились. Их руки потянулись к мечам, а татары за луками. Дармир махнул рукой и, расхохотавшись, заметил: — Великий хан, не заговаривайся. Я потомок Владимира и никто не вправе обсуждать мои деяния — никто.
— Ха — Батый, тоже взмахнул рукой успокоив, своих воинов. — А я — сын Темучина, кагана всех каганов. Кхе-хе-хе-хе. Завтра утром я посмотрю на твою дружину. А сейчас лучше не ругаться. Пойдём к костру и обсудим наши действия на завтра. Стены града из лиственницы, а она крепка как сталь и плохо горит. Ночью защитники будут заливать их водою.
— Пойдём Бату. Я согласен с тобою. Нужно усилить дозоры у реки. Под градом, верно, есть подземный проход к реке, но где? — Монгольский хан удовлетворёно зацокал языком и похвалил Дармира за сообразительность, а потом русский князь и Бату хан улыбнулись друг другу. Перепалка закончилась вничью. Дружинники и татары вздохнули с облегчением… Амуха, злой и недовольный, что отпустили руса, заскрипел зубами и ударил кулаком соседа-татарина…
Ворота со скрипом заперлись, впустив посла. Русы задвинули засовы, а всадник тем временем направился к вечевой площади. Там его уже ожидали, обсуждая всевозможные варианты… Воевода пристально посмотрел, ожидая новостей, но торопить не стал. Алекса спрыгнул с лошади и громко объявил народу: — Добрыня, я передал ответ наш. Хан орды, как мы и ожидали, сказал, что сотрёт город с лица земли. Рядом с ним был князь Дармир и его дружина.
— Дармир — прошипел Добрыня, воевода Козельска и плюнул под ноги. — Тем лучше… Когда их ждать?
