Итак, адвокат встретил меня в аэропорту с известием о Нижнем Тагиле. Мне было ясно, что пора собираться в дальнюю дорогу. Швы после операции были не сняты, так как положенная неделя ещё не истекла.
Я поехала к родителям. Собрала вещи, попрощалась с ребенком и сказала, что скоро вернусь. «Зачем же ты набираешь столько вещей? — спросили они. — К тому же сейчас январь, а ты упаковываешь летнюю одежду». Сказала, что на всякий случай…
Наши отношения с Димой моим родителям были непонятны. Они не догадывались, что эти отношения давно вышли за рамки стандартной ситуации адвоката и подзащитного. Поэтому многие вещи, мягко говоря, ставили их в тупик. Например, поездка в Грецию с Мариной или мои полеты в Израиль по поводу псориаза или пластической операции на груди. Когда я появилась у родных со своей голливудской улыбкой, они были просто потрясены. Понимая, что все это великолепие стоит немалых денег, они добивались от меня ответа, почему Дима все это оплачивает. Я успокаивала родителей, как могла, говоря им, что это благодарность за мои адвокатские услуги. И папа с мамой, наивные провинциальные люди, верили. Или заставляли себя поверить моим сказкам.
Когда выяснилось, что Диме придется отбывать наказание в Нижнем Тагиле, я не раздумывала ни секунды: ехать или не ехать с ним. Для себя я решила, что расстанусь с ним не раньше чем он выйдет на свободу. Пока я могу ему помогать, пока он нуждается во мне, я буду рядом. Для меня такое решение было совершенно естественным, хотя продиктовано оно было скорее чувством долга, чем иными эмоциями. Я считала, что Дима мне нравится, не больше, видно, срабатывала та «защита» от любви, которую я поставила себе ещё до знакомства с ним.
Неблагоприятный прогноз
Вернусь немного назад. Был в моей жизни момент, о котором я никому не рассказывала. В Петербурге у меня была знакомая, психотерапевт, которой я очень верила. Незаурядный человек, интересная женщина, она своей биоэнергетикой лечит людей. Она поставила на ноги мою младшую сестру, которой не смогли помочь другие врачи. Я очень в неё верю. Поразительно, что, когда я пришла к ней впервые, она уловила мои сомнения, ведь сейчас так много развелось всевозможных «целителей», и предложила рассказать мне о моей прошлой жизни.
Может быть, кто-нибудь бы отказался, но я была заинтригована в высшей степени. Велико же было мое изумление, когда от человека, которого я видела в первый раз в жизни, услышала такие подробности о себе, которых, кроме меня, никто не знал… Она назвала практически точную дату (ошибка составила один день), когда меня лишили невинности. Мне ничего не оставалось делать, как поверить.
Естественно, меня очень интересовало мое будущее. И тут я услышала, что меня ждет второй брак и новый муж будет занимать очень высокое положение в обществе и положит к моим ногам все блага мира! Я подумала: «Боже мой, какая я счастливая!» А пик моей профессиональной деятельности придется на возраст 34 года. Все, казалось бы, сложится самым лучшим образом, но… В конце меня ждало предупреждение: «Ни в коем случае не влюбляйся. Либо любовь, либо карьера». В тот момент меня эти слова не слишком взволновали, я не стояла перед выбором и не должна была ничего решать.
Уже потом, когда я год или полтора общалась с Димой и у нас начали возникать близкие отношения, я спросила у этой женщины, стоит ли мне связывать свою жизнь с ним.
— Выбирай, — сказала она. — Или ты влюбляешься и тогда ставишь крест на своей профессиональной карьере, или ты отказываешься от него и добиваешься всего, чего ты хочешь: известности, славы. Я бы тебе не советовала связывать свою судьбу с Якубовским, потому что он тебя погубит.
Но я не могу сказать, что выкинула все эти предостережения из головы и забыла о них раз и навсегда. Слова засели не только в голове, но и в сердце. Я словно перегородку в себе поставила и не пускала в эту «запретную зону» любовь.
Я никогда не говорила об этом Диме. И потому, что он слишком трепетно ко всему относится, и ещё по каким-то неясным мне самой мотивам. Услышать такие слова от человека, с которым постоянно советуешься, которому доверяешь безоговорочно, как никому больше, очень тяжело. В общем, это был единственный случай, когда я не послушалась, а сделала по-своему. Что из этого получится, я не знаю…
Свидание в зоне
…Через неделю я была в Нижнем Тагиле. Дорога оказалась долгой. Три часа самолетом до Екатеринбурга и примерно столько же на машине до Нижнего Тагила. Самолеты туда не летают. При подъезде к городу меня поразил вид ярко расцвеченного неба. Я никогда ничего подобного не видела. Казалось, будто гигантская радуга расплылась по всему небосводу. Но все оказалось куда прозаичнее. Это дымили заводские трубы. Яркий, кислотных цветов дым, в котором причудливым образом соединялись кирпичный, зеленый, синий, заволакивал небо — такого я никогда раньше не видела. Потом эта «радуга» выпадала на снег. Белый снег можно было найти только за городом, а в Нижнем Тагиле дети лепили разноцветных снеговиков. Можно себе представить, с каким букетом заболеваний появляются на свет эти дети… Местный воздух я почувствовала в полной мере, примерно месяц у меня во рту был неприятный металлический привкус. А потом я привыкла.
На календаре было 23 февраля, воскресенье. Дима в это время находился в карантине, но меня пустили. В колонии каждого вновь прибывшего 2 недели выдерживают в карантине, чтобы не допустить эпидемию в случае инфекционного заболевания.
Швы у меня были не сняты, я ещё носила специальный лифчик и вот в таком виде пришла на свидание с Димой. Он был так рад. Его одежда сильно отличалась от той, в которой он уезжал из «Крестов». На зоне все одеты в черную форму, но Диминого размера не нашлось. Он был в каких-то коротких брюках, которые заправлял в сапоги. Потом ему пошили в зоне робу по размеру. Правда, насчет головного убора мне пришлось специально звонить папе. Он купил две черные, с кожаным верхом, шапки. Из них скроили одну.
«Люблю, жду, целую»
Мы смотрели друг на друга, не отрываясь. Весь отряд, а там было около 50 человек, вывели на улицу, чтобы дать нам возможность немного побыть наедине. Дима обо всем меня расспросил, а потом отдал мне дневник, который вел весь этап от Петербурга до Нижнего Тагила. Это были письма ко мне. Первое свидание продолжалось всего полчаса. Я вернулась «домой», то есть на снятую квартиру, и начала читать Димин дневник.
…Эти листочки из ежедневника, исписанные с двух сторон, без полей, для меня очень дороги. Письма прекрасные и печальные одновременно. Прекрасные потому, что они пронизаны любовью, а печальные — потому что писались в один из самых тяжелых отрезков жизни. Этот Димин дневник, его разговор с самим собой, предназначался только для меня. И все-таки я решилась опубликовать выдержки из этих откровенных страниц. Иначе мой рассказ о Дмитрии Якубовском будет неполным.
6 февраля 98 года 1-й день этапа. Выдернули предательски неожиданно. Даже не сказали, что на этап. Сказали, что в другую камеру. Сволочи, конечно. В 22. 00 выехали из «Крестов». Я смотрел на Питер и был благодарен этому городу, что он, при всех проблемах, подарил мне любимую Ирку. Мою жену, мое солнышко. К 23. 00 приехали на вокзал. Уже в автомобиле я понял, что-то не так, а когда в 24. 00 погрузили в «столыпин», убедился в этом. Этап не в Москву, а в Екатеринбург, для нас — в Нижний Тагил. Часов 6-7 переживал очень. Главным образом, за то, что тебе будет сложно. Да плюс все родственники, особенно мама, будут переживать. Хотя ничего страшного нет — везде люди живут, тем более осталось 10 месяцев и 12 дней. Не так уж и много. Выдержим, правда? «Столыпин» чистый, покрашен свеже. Ко мне отношение как всегда настороженно-лояльное… Люблю, жду.
9 февраля. 21. 35
Доехали. Все более-менее. Начальник конвоя попался нормальный человек. В районе Вологды минус 30 градусов, промерзли. Потом оттаяли. В тройнике нас было двое, так что не тесно, по зековским меркам, конечно. Может быть, на этапе и в пересылке похудею — тебе понравится. Стоим в Екатеринбурге уже 4 часа, ждем конвой на тюрьму. Я скучаю очень. Очень переживаю, когда вы с Серегой (адвокат. — И. Я.) меня найдете. Ну, правда ведь, найдете? И мне все время кажется, что папа тебя насовсем в Нижний Тагил не отпустит… Почерк получился, наверное, корявый — пишу на коленях, в темноте, в «столыпине». Прости за плохое настроение — просто давно тебя не видел, сегодня 2 недели. Твой Дима.
10 февраля. Поздно ночью приехали на Екатеринбургский централ. Все более-менее. Ну, скажи, кто,
