Питер стал возле него на колени.
— Поверни голову, — сказал он Марку.
Марк повернул голову и закрыл глаза.
— Не порежь меня, — сказал он.
— Я буду очень осторожным, — пообещал отец. Питер повернул бритву тупым концом и начал снимать пену со щек Марка. Почти мгновенно все было готово. Питер поднялся с колен.
— Ну вот и все, — сказал он.
Марк открыл глаза и провел рукой по лицу.
— Теперь гладкое, — счастливо сказал он.
Питер улыбнулся, промывая бритву. Затем он аккуратно положил ее в футляр и вымыл помазок. Смыв с лица остатки пены, вытерся полотенцем, поднял Марка и усадил себе на плечи.
— Ну а теперь пойдем завтракать, — сказал он.
Они вошли в кухню, и Питер пересадил Марка на его высокий стул, а сам уселся рядом.
Подошла Дорис и поцеловала отца.
— Доброе утро, папочка, — сказала она чистым голосом.
Питер обнял ее.
— Gut' morgen, liebe kind, zeese kind…[1] — Он всегда так говорил с ней, особенно после рождения Марка. Марк был его любимцем, и он чувствовал себя из-за этого словно бы немного виноватым, и потому старался обходиться с Дорис как можно ласковей.
Дорис подошла к своему стулу и села. Питер посмотрел на нее. Это была чудная девчушка. Ее золотистые волосы заплетены в косу, голубые глаза были мягкими и теплыми, щеки — нежно-розовыми. Питер с удовольствием глядел на нее. Маленькой она много болела, и из-за этого они были вынуждены переехать из Нью-Йорка в Рочестер.
Вошла Эстер с блюдом в руках. От него исходил такой аромат, что слюнки потекли. Это был омлет с луком и копченой лососиной.
Питер принюхался.
— Лосось с яйцами! — воскликнул он. — Где ты его достала, Эстер?
Она довольно улыбнулась. Лосось в Рочестере был редкостью, и ей по случаю выслали немного из Нью-Йорка.
— Моя двоюродная сестра Рахиль прислала из Нью-Йорка, — ответила она.
Накладывая еду в тарелку, Питер посмотрел на Эстер. Она была на год моложе его, все еще стройная, все еще привлекательная, все еще красивая той красотой, которая так привлекла его, когда он впервые появился в скобяной лавке ее отца, к которому нанялся на работу сразу же после переезда в Америку. Густые темные волосы жены были собраны на затылке, взгляд излучал доброту и спокойствие. Она принялась накладывать порцию Марку.
— Я побрился! — сообщил ей Марк.
— Я вижу, — ответила она, проводя ладонью по его лицу. — Очень хорошо.
— Когда я начну бриться сам? — спросил он.
Дорис засмеялась.
— Ты еще слишком маленький, — сказала она. — Тебе сейчас вовсе не надо бриться.
— Надо! — запротестовал он.
— Успокойтесь и кушайте, — сказала Эстер.
Когда она села за стол, Питер уже закончил завтракать. Вытащив часы, он посмотрел на них, одним глотком выпил кофе и сбежал вниз по лестнице открывать лавку. Он вечно опаздывал с открытием, вот и сейчас на часах было уже начало девятого.
Утро прошло спокойно. Было довольно жарко, и покупатели особо не докучали.
Около одиннадцати часов к лавке подъехала подвода, и возница подошел к Питеру.
— Во сколько этот парень открывает свое заведение? — спросил он, указывая пальцем в направлении игорного зала Джонни.
— Обычно в двенадцать, — ответил Питер. — А что?
— Да я ему привез аппарат, но дверь закрыта, а заезжать еще раз — времени нет.
— Постучите в дверь, — посоветовал Питер. — Он спит там же, в комнатке.
— Да я уже стучал! Никто не отзывается.
— Минуточку, — сказал Питер, шаря под прилавком и доставая ключ. — Я вас впущу.
Они вместе вышли на улицу. Питер постучал в дверь. Никто не ответил. Он заглянул в окно, но ничего не увидел. Тогда он сунул ключ в замок и повернул его. Дверь открылась, и они зашли внутрь. Питер сразу направился к комнатке и слегка постучал. Никакого ответа. Он открыл дверь и заглянул внутрь. Джонни там не было. Питер повернулся к приехавшему.
— Я думаю, вы можете заносить, — сказал он. — Джонни, наверно, вышел на минутку.
Выйдя на улицу, Питер стал наблюдать, как человек выгружает странный агрегат. Ничего подобного ему видеть еще не приходилось.
— Что это такое? — спросил он.
— Машина с движущимися картинками, — пояснил человек. — Она показывает картинки, и они движутся на экране.
Питер покачал головой.
— И чего только не придумают! — высказался он вслух. — Она что, и вправду работает?
Человек хмыкнул.
— Да. Я их видал в Нью-Йорке.
Когда аппарат занесли вовнутрь, Питер расписался в квитанции, закрыл дверь и забыл обо всем до полтретьего, пока Дорис не вернулась из школы.
— Папа, а почему дядя Джонни еще не открыл зал?
Питер удивленно посмотрел на нее. Он совсем забыл об этом.
— Не знаю, — сказал он, и они вместе отправились к заведению Джонни.
Питер заглянул в окошко. Внутри никакого движения. Ящик, который привезли утром, стоял на прежнем месте. Питер повернулся к Дорис.
— Беги наверх и скажи маме, чтобы она сменила меня.
Он постоял на улице, ожидая, пока Эстер спустится вниз.
— Что-то Джонни не видно, — сказал он. — Постой за прилавком, а я узнаю, в чем дело.
Питер открыл дверь и, пройдя через зал, зашел в комнату Джонни. На полу он нашел записку, поднял и прочитал. Потом медленно побрел к своей лавке и там протянул записку Эстер.
Она прочла и вопросительно посмотрела на Питера.
— Он уехал?
Его глаза были печальными. Похоже, он даже не услышал ее вопроса.
— Я чувствую себя виноватым. Зачем я только сдал ему этот зал?
Она понимающе посмотрела на него. Ей тоже очень нравился Джонни.
— А чем ты мог помочь, Питер? Ведь ты пытался отговорить его.
Он взял у нее записку и перечитал ее.
— Зачем он так поступил? — сказал он. — Ведь можно было просто поговорить со мной.
— Я думаю, ему было немного стыдно.
Питер покачал головой.
— Все равно не могу понять. Ведь мы были друзьями.
Внезапно Дорис, стоявшая рядом с ними и прислушивавшаяся к каждому слову, начала плакать. Родители посмотрели на нее.
— Дядя Джонни что, больше никогда не придет? — спросила она сквозь слезы.
Питер взял ее на руки.
— Конечно, придет, — ответил он. — Дядя Джонни пишет в записке, что скоро вернется и покатает всех вас на карусели.
Дорис перестала плакать и посмотрела на отца большими сияющими глазами.
— Правда?
