гренадерами охраны нашего посольства. Сейчас мы вышли в город, чтобы навести порядок и по возможности остановить серых солдат, разоряющих его.
По толпе пошёл шепоток, граждане Лондона, разумеющие французский, переводили мои слова тем, кто этого языка не знал.
— Остальным тоже стоит покинуть эту баррикаду, — сказал я. — Серые вернутся, и они будут очень злы.
— Господин капитан, — обратился ко мне прапорщик Быхов, — у каждого из этих серых солдат есть гренадерская сума. А в ней по пять гранат. И ячеи пустые ещё на десяток.
— У каждого? — удивился я. Прапорщик кивнул. — Тогда собирайте. Гранаты соберите, сколько хватит.
— Слушаюсь, — ответил прапорщик и тут же принялся отдавать команды. — Как с эмблемами быть? — снова подошёл он ко мне, когда все гренадеры сменили сумы на немецкие. — Они все с мёртвой головой.
— Вернёмся в особняк, перебьём на наших орлов двуглавых, — ответил я. — А пока так повоюем.
— Понял, — кивнул Быхов.
— Мундиры на них какие-то странные, — сказал мне Фрезэр. — Вот нашивки какие- то. — Он показал мне полоску чёрного сукна, на которой было вышито слово Thule. — Отпорол на память, майору Ахромееву покажу. Пусть разбирается.
— Может, это всё же шведы? — предположил прапорщик Быхов. — Название-то явно их.
— Немцы это, — покачал головой Фрезэр. — По-немецки во время боя лаялись, и команды тоже по-немецки отдавали.
Вот что значит, разведчик, как говорится, от Бога. Правильно сделал Ахромеев, предложив ему перейти в тайную канцелярию. Офицер из Фрезэра, конечно, толковый, но разведчик он просто прирождённый.
— Не важно, кто они, — отмахнулся я, — а вот гранаты это уже интересно. От них же отказались почти пятьдесят лет назад.
— В городском бою гранаты штука незаменимая, — сказал прапорщик Быхов, — особенно в таком количестве. Что бомбы не доделали, то гранатами добить можно. В окна домов закидать, или баррикады подорвать.
— Разумно, — кивнул я. — Тогда и нам стоит ими воспользоваться. Всё готово?
— Так точно, — отрапортовал Фрезэр.
— Тогда вперёд!
— Господин капитан, — обратился ко мне старшина «чарли», — а нам, что делать?
— Уходите отсюда, — ответил я. — Но продолжайте воевать. Не так, как сейчас. В открытом бою вы ничего не сможете противопоставить немцам. Вы иррегуляры и в этом ваша сила. Стреляйте по ним из окон домов и с крыш. Нападайте на серых, когда они начинают грабить и насиловать. Тогда они почти беззащитны, забывают о войне и их можно брать голыми руками.
— Ясно, господин капитан, — кивнул «чарли». — А вы куда?
— Воевать, — пожал плечами я. — Нам тоже засиживаться на одном месте нельзя. Нас не так много и в мобильности наша сила. Будем маневрировать, искать войска лондонского гарнизона, объединимся с ними, и будем воевать, как умеем. Мы же линейная пехота qu'on le veuille ou non.
И взвод направился дальше по Лондону. Мы шагали через подлинный ад. Озверевшие от крови и огня немцы творили такое, что и вспоминать не хочется. Они убивали всех без разбора, мужчин, были те вооружены или нет, женщин, детей, стариков. Насаживали на штыки, забивали насмерть прикладами, а то и просто топтали ногами. Особенно жестоко расправлялись с «чарли» и констеблями, пытавшимися обороняться и наводить хоть какой-то порядок.
И через весь этот кошмар шагали мои гренадеры. Где-то вступали в бой, громя озверевшего от насилия и беззащитности врага, где-то избегали боя, там, где врагов было слишком много. Как бы ни были серые опьянены кровью и лёгкой победой, однако взводом полка не перебить, как не перешибить плетью обуха, как говорит старинная мудрость. Где-то сражались колонной, как на первой баррикаде, вступая в бой сходу, без залпа, где-то разворачивались в три шеренги и открывали огонь по врагу. Так было на небольшой площади, названия которой я не знал, где немцы числом не меньше батальона потрясали над головой мушкетами с насаженными на штыки детскими тельцами, конечностями и головами. Мой взвод развернулся в три шеренги у стены дома. Гренадеры без команды вскинули оружие, и я тут же выкрикнул:
— Огонь!
Пули выбили несколько десятков солдат в сером, но те не обратили на это внимания, продолжая упиваться кровью. Гренадеры перезарядили мушкеты, очень быстро, особенно если учесть, что у всех были примкнуты штыки. Я лишь махнул палашом. Новый залп смёл ещё несколько десятков серых. Только тут они опомнились, стали озираться по сторонам, ища врагов. А тем временем гренадеры дали ещё залп. Серые кинулись на нас, толпой, некоторые даже не удосужились стряхнуть со штыков тела и части тел.
И это армия? Где офицеры? Где унтера? Где порядок?
Мы успели дать по ним ещё один залп, выбив очень многих, сбившихся слишком плотно. Рукопашная схватка была жестокой, но короткой. Драться немцы умели не лучше, чем воевать. Через несколько минут у наших ног образовалась небольшая гора трупов, а те, кто выжил, бежали в ужасе. Не ожидали они такого сопротивления.
Перевязав раненых и прочтя короткую молитву над убитыми, мы пошли дальше.
— Господин капитан, — обратился ко мне Фрезэр, — через полквартала отсюда, вроде бой идёт.
— Идём туда, — кивнул я.
Колонна гренадер прошла по улице эти полквартала и, действительно, наткнулась на настоящий бой. Почти полк серых солдат вёл перестрелку с батальоном красномундирников, сбившихся в каре и отвечавших залпами.
— Гранаты к бою, — скомандовал я, а когда все солдаты запалили фитили, правда, не слишком умело, не учили их этому, выкрикнул: — Бросай!
Семь с лишним десятков гранат полетели в серые шеренги, а после из пороховой пыли выступили мои гренадеры. Первые две шеренги колонны дали залп в тыл врагу и снова началась рукопашная схватка. Серые никак не ожидали атаки, были ошеломлены взрывами гранат, однако командовали ими опытные офицеры и солдаты оказались не в пример более дисциплинированными, нежели те, с кем мы дрались на площади. Часть их быстро развернулась к нам лицом, выставляя штыки. Но всё же недостаточно быстро. Мы успели переколоть многих, пока они разворачивались, и теперь дрались в их изрядно разбитом построении.
Это придало сил и британцам. Они быстро перестроились из каре в шеренгу, дали последний залп и также пошли в рукопашную.
Этот бой был не только яростным, но и затяжным. Я раздавал удары направо и налево, не жалея тяжёлого палаша и серомундирных солдат. Я ломал вражьи мушкеты, щепил приклады, вонзал клинок в животы немцев, отрубал головы и конечности. Казалось, во мне поселился некий злой дух, о которых рассказывал мне мастер Вэй. Они делали человека, в котором селились, отменным бойцом, взамен требуя от него только крови. Много крови. В легенде этой было много общего с тем, что рассказывал мне паладин об упившихся крови мечах.
