Кода к моей карьере писателя для периодики

потому что не знаю, как описать нас всех вместе, кроме как через сравнение и отрицание. Мы не техасцы, не бруклинцы, не калифорнийцы, не южане и т.д.

Для того чтобы уже окончательно убедиться в полном отсутствии каких-либо явных характерных признаков, по которым нас можно было бы отделить от всех остальных американцев, я представил себе толпу на Пятой авеню в Нью-Йорке, где живу сейчас, и другую толпу — на Стейт-стрит в Чикаго, где я учился в университете и работал репортером полвека назад. Да, я был прав: те же самые лица, та же одежда, те же самые настроения. Никакой разницы.

Но чем больше я думал о людях Чикаго, тем больше осознавал, что там есть нечто огромное и удивительное. Это было почти как музыка — музыка, которая не слышна ни в Нью-Йорке, ни в Бостоне, ни в Сан-Франциско, ни в Новом Орлеане.

Озеро Мичиган — океан пресной воды, самого ценного вещества на Земле.

Больше нигде во всем северном полушарии нет такой необъятной массы пресной воды, как в наших Великих озерах — нигде, кроме Азии, где находится озеро Байкал. Но оно там одно. Значит, у нас, уроженцев среднего Запада, все-таки есть общая отличительная черта. Вот вам, пожалуйста: мы родились в окружении пресной воды. Она здесь буквально повсюду — в озерах, реках, ручьях, дождевых каплях и снежных сугробах. А соленой воды, непригодной для питья, у нас нет и в помине!

В этом смысле даже мои вкусовые рецепторы настроены на волну Среднего Запада. Когда я купаюсь в океане — в Атлантическом или Тихом, без разницы, — вкус воды кажется мне совершенно неправильным, хотя если ее не глотать, она, в общем-то, и не такая противная. Не противнее куриного бульона.

А еще мы родились в окружении необозримых пространств плодородной земли, ровной, как бильярдный стол, и жирной, как шоколадный торт. Средний Запад — не голая пустошь.

Я родился в 1922 году, через сто с небольшим лет после того, как Индиана стала девятнадцатым штатом Союза. Уже тогда на Среднем Западе было достаточно больших городов со своими симфоническими оркестрами, библиотеками и музеями, высшими учебными заведениями, музыкальными и художественными школами — и все это напоминало Австро-венгерскую империю незадолго до Первой мировой войны. Можно сказать, что Чикаго был нашей Веной, Индианаполис — нашей Прагой, Цинциннати — нашим Будапештом, а Кливленд — нашим Бухарестом.

Когда ты с самого детства живешь в таком городе, то подобные культурно-просветительные учреждения воспринимаются так же обыденно, как полицейские участки или пожарные станции. Не удивительно, что в таком окружении молодые ребята мечтали о том, что, когда они вырастут, они обязательно станут художниками или интеллектуалами — если уж не пожарными и полицейскими. Я тоже об этом мечтал.

Эти провинциальные столицы, как их тогда называли в Европе, были восхитительно самодостаточны в отношении изящных искусств. Иногда к нам на ужин приходил дирижер Индианаполисского симфонического оркестра. У нас часто бывали и местные знаменитости: писатели, художники и архитекторы — сослуживцы отца.

Играть на кларнете меня учил первый кларнетист нашего симфонического оркестра. Помню, на одном из концертов, когда оркестр исполнял торжественную увертюру Чайковского «1812 год», полицейский за сценой стрелял холостыми патронами в пустой мусорный бак — изображал пушечную канонаду. Я знал этого полицейского. Он иногда регулировал движение у пешеходного перехода напротив школы № 43, моей родной школы, школы имени Джеймса Уиткома Райли.

Поэтому не удивительно, что со Среднего Запада вышло столько художников самого разного калибра: от мастеров с мировым именем до обычных умельцев. В свое время так было и с провинциальными городами Европы.

Это действительно очень приятно, и я не вижу причин, по которым подобное положение дел не сохранилось бы и в обозримом будущем, разве что у нас вдруг прекратят финансировать преподавание и популяризацию изящных искусств, и особенно — в системе бесплатного среднего образования.

Скоро настанет 2000 год, и в преддверии нового тысячелетия уже стало понятно, что занятие искусством — не отмирающее ремесло, не просто еще один способ заработать на жизнь. Занятие искусством, по своей сути, не имеет вообще ничего общего с необходимостью зарабатывать деньги. Далеко не всякий художник добивается богатства и славы, в чем на собственном опыте могли убедиться многие выходцы со Среднего Запада. Но богатство и слава — это не самое главное. Ценность искусства заключается в том, что оно открывает просторы для роста души.

Однако ни один художник на свете — даже Шекспир, даже Бетховен, даже Джеймс Уитком Райли — не сумел изменить жизнь такого огромного количества людей в целом мире, как это сделали четверо самых обыкновенных парней из Огайо. Двое жили в Дейтоне, двое — в Акроне. Жалко, что Дейтон и Акрон находятся в другом штате. Вот бы заполучить их в Индиану! А Огайо пусть забирает Кокомо и Гэри.

В 1903 году дейтонцы Орвилл и Уилбер Райт изобрели аэроплан.

В 1935 году доктор Роберт Холбрук Смит и Уильям Гриффит Уилсон придумали программу «Двенадцать шагов к трезвости» и основали в Акроне первое в США Общество анонимных алкоголиков. По сравнению со Смитом и Уилсоном, Зигмунд Фрейд был просто-напросто дилетантом в деле вправления разладившихся мозгов и починки разбитых жизней.

Вот так, получите! Весь остальной мир нервно курит в углу. А ведь есть еще Хоуги Кармайкл и Кол Портер, Фрэнк Ллойд Райт и Луис Салливен, Твайла Тарп и Боб Фосс, Эрнест Хемингуэй и Сол Беллоу, Майк Николс и Элейн Мэй. Тони Моррисон!

Лари Берд!

У Нью-Йорка, Бостона и других портовых городов на побережье Атлантики есть довольно влиятельный, но часто назойливый сосед — Европа. На Среднем Западе этого нет. Вот почему многие здешние жители европейского происхождения так мало знают о прошлом своих семей в Старом Свете и о тамошней культуре. Наше наследие — чисто американское. Когда во время Второй мировой войны я попал в плен к немцам, один из них спросил у меня: «Почему ты воюешь против своих братьев?». А я искренне не понимал, о чем он говорит.

Англоамериканцы и афроамериканцы, чьи предки переселились на Средний Запад откуда-то с Юга, как правило, знают значительно больше о своей прежней родине, чем знаю я, — речь идет, разумеется, о «Земле Дикси», а не об Африке или Британских островах.

Помимо обилия пресной воды и плодородной почвы, у жителей Среднего Запада есть еще одно великолепное сокровище, которое дарит нам наша земля, если мы соглашаемся принять этот дар: благоговейный восторг перед этим бескрайним цветущим континентом, распростершимся от горизонта до горизонта.

Наполняющим радостью сердце. Пробуждающим веру в душе.