При составлении предположений о размере участков, неприкосновенно оставляемых их владельцам, волостные земельные советы в большинстве случаев также остановились на цифре сто – сто пятьдесят десятин; но при этом некоторые признавали необходимым учитывать многосемейность владельцев, участие их и членов их семейств в гражданской войне, а в особенности личное ведение хозяйств на месте хозяйства и его культурное значение и т. п. В соответствии с этим доходило до четырехсот, пятисот и даже шестисот (по симферопольскому уезду) десятин. Были, впрочем, отдельные случаи, когда владельцам предполагалось оставить крестьянскую норму. Все это доказывает с достаточной убедительностью, какою полнейшей свободой в ведении дела пользовались новые земельные учреждения для проведения в жизнь своих представлений о местных пользах и нуждах землеустроительного дела и как далеки были от всякого давления на ход этого дела командированные на места, в помощь населению, представители землеустроительного ведомства.
Передавая земельное дело местным учреждениям, разъясняя населению все значение моего начинания и призыва к работе с армией, я высказывал уверенность, что учреждения эти отнесутся при выполнении возложенных на них обязанностей с полным вниманием к интересам хозяйственной жизни и пользе государственной (правительственное сообщение по земельному вопросу). И могу сказать, что моя уверенность вполне оправдалась. Земельные советы действительно сочувственно откликнулись на мой призыв и отнеслись к своему делу чрезвычайно внимательно, внеся в него горячее желание разрешить поставленную им нелегкую задачу справедливо и, главное, хозяйственно.
В целом ряде волостей управление земледелия и землеустройства уже открыло ссыпные пункты, куда поступал хлеб, вносившийся крестьянами в счет выкупа за землю.
В середине июля эти пункты были переданы в ведение управления торговли и промышленности.
Объединение деятельности по закупке зерновых продуктов всех правительственных учреждений и лиц северных уездов Таврии возложено было на уполномоченного управления торговли и промышленности Я.Т. Харченко, бывшего председателя таврической губернской земской управы. Им установлены были определенные цены и условия покупки, по которым зерно приобреталось у населения. При совершении этих закупок 75 % уплачивалось деньгами, на 25 % продавец имел право получить из лавок управления торговли и промышленности мануфактуру, сельскохозяйственные изделия и т. п. Вместе с тем управлением торговли и промышленности был привлечен к хлебному делу и частный капитал.
Управлением выработан был нормальный договор, по которому всякий обязавшийся доставить в один из портов не менее 200 000 пудов зерновых продуктов получал от правительства аванс соответственно стоимости 80 % зерна, обусловленного к поставке.
Контрагент обязан был доставить все зерно, которое вывозилось правительством за границу и продавалось там, причем 80 % из вырученной при реализации суммы в валюте поступали в казну, а 20 % в валюте же уплачивались контрагенту.
Торговый аппарат охотно откликнулся на предложение управления. Имелся уже ряд предложений, было подписано несколько договоров.
Приказом моим от 27 апреля управление юстиции, входившее в состав гражданского управления, выделено было в самостоятельное ведомство. Во главе управления юстиции поставлен был сенатор Н.Н. Таганцев, остававшийся на этом посту во все время нашей борьбы в Крыму. Разумный, тактичный человек, он оказался на высоте положения.
Постепенно лицо новой власти открывалось и население убеждалось, что это лицо страшно лишь для преступников и изменников. Доверие к власти росло. Ярким показателем этого явилось значительное увеличение, несмотря на постоянное вздорожание жизни, притоков вкладов в ссудо-сберегательные кассы.
20 мая опубликовано было воззвание к русским людям:
«В О З З В А Н И Е
Слушайте, русские люди, за что мы боремся: За поруганную веру и оскорбленные ее святыни.
За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь. За прекращение междоусобной брани.
За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, занялся бы мирным трудом.
За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.
За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе X о з я и н а.
Помогите мне, русские люди, спасти Родину.
Генерал
15 июля одновременно с приказом о волостном земстве был объявлен приказ о комитете государственного призрения[121].
Положением о комитете на последний возлагалось:
1. Разработка и проведение в жизнь мероприятий, преследующих общие цели призрения и, в частности, оказание помощи пострадавшим на войне воинам и их семьям.
2. Объединение деятельности всех существующих на территории, состоящей под управлением Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России, благотворительных обществ, союзов, учреждений и заведений, как правительственных, так и частных, а также наблюдение и контроль над их деятельностью.
Председателем комитета был назначен бывший могилевский губернатор и иркутский генерал- губернатор А.И. Пильц.
Глава IV
Перед наступлением
С самых первых дней приезда в Крым я работал ежедневно десять– двенадцать часов, требуя такой же работы и от своих сотрудников.
Мой день начинался с семи часов утра; с восьми открывался прием начальника штаба, командующего флотом, начальника военного управления, представлявшихся лиц и просителей. Прием продолжался до часу дня, когда я обедал. С двух до пяти принимал доклады прочих начальников управлений, а с шести до восьми, до ужина, почти ежедневно назначал прием тем или другим прибывающим в Севастополь лицам, с которыми хотел побеседовать более подробно, начальникам союзнических миссий и т. д. В редкие дни, когда перед ужином находился свободный час, я с адъютантом делал прогулку по городу, осматривая лазареты, общежития. Вечером я или присутствовал на заседании совета начальников управлений, или прочитывал доклады, или отвечал на многочисленные письма. Ложился не ранее одиннадцати – двенадцати часов.
Первые несколько недель было особенно много посетителей. Многие обращались по самым незначительным вопросам, подчас с самыми вздорными просьбами. Дважды пришлось иметь беседу с психическими больными.
Однажды мне доложили, что в числе записавшихся на прием имеется инженер-механик флота, желающий доложить мне о сделанном им изобретении, могущем иметь большое значение в настоящих условиях войны. Изобретатель не считал возможным ознакомить с своим секретом кого-либо другого, кроме Главнокомандующего. Я принял его. Это был молодой еще человек, симпатичный, с болезненным лицом. Он, видимо, несколько волновался. Я предложил ему сесть, сказал, что слышал о его изобретении и желал бы знать, в чем оно заключается.
– Выше превосходительство, я не позволил бы себе беспокоить вас, ежели бы не думал, что мое изобретение может быть вам полезно, особенно теперь, когда вам должно быть так трудно, кругом предательство и измена, ни на кого положиться нельзя. И вот тот простой прибор, который я изобрел, может оказать вам огромную услугу. Прибор этот нечто вроде компаса. Вы можете незаметно закрепить его в вашем письменном столе. Вы ведете беседу с каким-либо лицом, и это лицо вам малоизвестно. Вы незаметно нажимаете кнопку прибора, и стрелка автоматически укажет вам на циферблате, кто именно перед вами – германофил или приверженец антанты, большевик, кадет или монархист. У меня тут и чертежи прибора… – Он стал раскладывать свою папку…
Другой раз в числе представлявшихся принимал я заведующего одним из офицерских кооперативов, старичка, отставного полковника. Он весьма дельно и подробно доложил мне о своем деле. Я обещал помочь и, отпуская его, спросил, где раньше он служил.
