Я закричал. Попытался разжать пальцы, чтобы избавиться от почерневшего меча, забросить его в ветер, где он растворится в самуме. Но я не мог отпустить оружие, в котором томился в плену Чоса Деи.
Который теперь пленил меня.
И тогда я впервые почувствовал это. Нежное касание. Поглаживание. Легчайший шепот дыхания в моей душе. Чернота пошла дальше.
— Дел, — прохрипел я. — Дел, ну давай, сделай что должна СЕЙЧАС…
Но Дел не слушала — или не слышала — меня.
Я подумал, а что если повернуть острие на себя — уничтожит ли моя смерть Чоса Деи; но лишив себя жизни, я отдам ему тело. Чоса уже доказал, что он может переделать все, что подходит ему для исполнения его целей. Вряд ли умирающее тело его остановит. Даже мое.
Самум взвыл. Он забивал глаза и уши, забирался мне в душу. Я почувствовал, как палец Чоса — или не знаю, что уж там — коснулся моего правого предплечья. Потом левого. Чернота поднималась застенчиво, словно заигрывала, а потом заглатывала все больше и больше плоти.
Все волоски на теле встали дыбом. Желудок сжимался и переворачивался. Мне хотелось выплюнуть все, что наполняло его.
Аиды, что же я наделал?
Чернота.
Так много черноты.
Пожирающей меня дюйм за дюймом.
Заболели кости рук.
Может он начал переделывать их?
От страха и песка во рту стало сухо. Я болезненно сглотнул комок, мечтая о глотке воды, вина. О силе и мужестве, которых мне так отчаянно не хватало.
Я сжал меч сильнее, сдавив кожаную ленту на рукояти так, что заныли суставы. Пальцы ног с треском подогнулись. Заболело даже здоровое колено. Я весь собрался, силы у меня еще оставались.
Последняя попытка.
— Мое, — беззвучно произнес я. — Этот меч, это тело, эта душа…
И внезапно мои глаза открылись. Тупо глядя в бурю, не замечая песка, пыли и ветра, я понял. Я ЗНАЛ.
Чоса многого не понимал. О духе. Он был хорошо знаком с магией, плотью и костями. Он НИЧЕГО не знал о духе.
Ничего об одержимости молодого Южного чулы, приговоренного к жизни животного… и однажды получившего то, о чем не знал никто. Что-то тайное. Что-то, что он мог хранить, чего он мог касаться, ласкать, с чем он мог разговаривать о своих мечтах; и что уничтожало пытавшихся одолеть его демонов.
У него появилось что-то его собственное.
Я усмехнулся самуму.
— Мое, — торжествующе прошептал я с той особой, могущественной злобой, которую породило детство чулы; мальчика, размером с мужчину, объявленного чужаком и недоумком.
Который верил всему, что ему говорили.
— Мое, — снова сказал я.
На этот раз Чоса меня услышал.
И возникла боль.
Она заставила меня упасть на колени.
Опуститься на песок.
Обрывки воспоминаний и осознание происходящего заставили меня забыть обо всем, кроме страха и ужасного предчувствия.
Чоса Деи был не легендой. История о его пленении братом — чародеем Шака Обре — была правдой, а не выдумкой, не страшной сказкой на ночь. Каждое слово о Чоса Деи было правдой.
Но рассказы о нем не отражали всей его злобной сути.
Меч в моих руках изменялся. Почерневший кончик — нет, он уже не был черным. Кончик стал серебристым, как сталь. Чистая, нетронутая Северная сталь, раскаленная в Северном огне, охлажденная в Северной воде и благословенная Северными богами.
Самиэль?
Черный свет распространялся. Чоса Деи рвался на свободу, он поглощал меня, карабкаясь все выше по предплечьям, он уже почти добрался до локтей.
Кончик меча опустился. Еще несколько дюймов клинка Самиэля превратилось в чистую сталь.
И тогда я понял.
Чоса Деи выходил. Чоса оставлял меч. Он менял созданную на Севере яватму на Южного танцора меча.
Освобожденный Самиэль.
Если меч опустеет, избавившись от Чоса…
Если.
Но Чоса из опустевшего меча перейдет в меня.
Если.
Если я приму его.
Если я позволю ему войти. Если я позволю ему получить тело, покинув меч, сможет ли меч тогда уничтожить его?
Наверное сможет. Вот только некому будет нанести удар.
Аиды.
Внутренности сжимались. Зубы скрипели. Глаза расширились и отказывались закрываться.
Чернота дошла до локтей.
Мускулы сжались. Вниз через бурю, разрезая стенающий ветер. Черный свет вспыхнул. Чистая сталь сверкнула. Всем своим весом я надавил на меч, загоняя его в песок. Глубже. Чтобы клинок ушел как можно ниже. Царапая сталь.
Стоя на коленях, я сжимал меч. Я висел на нем, не в силах двигаться. Бессильный перед мечом. Перед волшебником. Я превратился в оболочку, которую он хотел заполнить.
— Нет, — прошептал я.
Зрение померкло. Совсем ушло. Я слепо смотрел в воющий ветер.
— Тигр… — произнесли одни губы. — Деревянный тигр волшебника.
Воспоминания растворялись. Маленький деревянный песчаный тигр, грубое подобие. Он был моим, только моим. И я молил его, рассказывая, как мне нужны силы, чтобы я мог спастись.
Я называл его песчаным тигром. Я сделал его песчаным тигром.
Благодаря мне он обрел жизнь: я создал его.
Дети и взрослые, съеденные. Еще несколько человек убиты при попытке покончить со зверем. И тогда я пошел к нему. Я нашел его логово, приставил пику к его животу и нажал.
И закричал от шока и боли, когда когти вонзились в щеку. И яд начал наполнять тело.
Я убил песчаного тигра. Он чуть не убил меня.
Чоса убивал меня.
Тело будет жить и дальше, но дух, душа — нет.
Видение поблекло. Исчезло.
Внутри меня что-то засмеялось.
Открылось внутренне зрение. И я Увидел.
Дел! — закричал я. — Дел… Делила… Дел… Сделай это! Сделай! Не позволяй… не позволяй… Дел… Ты знаешь, что ты должна…
Внутреннее зрение Видело.
— Дел… — простонал я.
Ноги в сандалиях. Ветер рвет бурнус. Сияет Северная сталь.
