девяти в прошлом, когда проводились первые эксперименты по жизни в невесомости: неспособность жить без локальной вертикали.
Если вы принесете золотую рыбку на орбиту, (бригада Скайлэба это сделала), она будет беспомощно барахтаться в шаре воды. Покажите рыбе явно видимую точку Отсчета, поместите плоскую поверхность вплотную к водной сфере, (которая тогда сразу превратится в совершенную полусферу), и рыба решит, что плоская поверхность — это речное дно, и соответственно сориентирует свое тело. Уберите пластину, или добавьте вторую (ни одной локальной вертикали или слишком много), и золотая рыбка скоро погибнет, запутавшись насмерть. Скайлэб был специально построен с тремя различными локальными вертикалями в трех главных модулях, и восемь из девяти работников доверчиво и хронически приспособились к локальной вертикали в том модуле, куда попали сначала, не задумываясь об этом сознательно. Путешествие через все три модуля подряд доводило их до головной боли; они ненавидели адаптер в доке, который был разработан так, чтобы не иметь никакой локальной вертикали вообще. Физически невозможно получить головокружение в невесомости, но они говорили, что ощущают себя так, будто у них кружится голова всякий раз, когда их лишали возможности видеть поблизости вполне определенные «пол» и «стены».
Так было у всех, кррме одного, описанного как «один из самых умных астронавтов и в то же время один из самых извращенных». Он привязался к доковому адаптеру, то есть к жизни без верха и низа. как утка к воде. Он был единственный из девяти, кто совершил психологический прорыв. Теперь-то я знал, как мне крупно улыбнулась удача, что и Норри и Рауль оказались сделаны из того материала, из которого получаются Звездные Танцоры. И знал, как немного найдется подобных.
Но Том был, без сомнения, одним из них. Одним из нас. Его техника была чертовски сырой, у него руки были как грабли, и спину он держал совершенно неправильно, но его можно было научить. И он имел тот редкий, неопределимый дар поддерживать равновесие в среде, отрицающей процесс устойчивости. Он был в космосе дома.
Мне следовало держать это в голове. Он был таким с тех самых пор, как я его знаю. В тот момент мне казалось, что я мгновенно осознал всю свою колоссальную тупость — но я ошибался. Импровизированное закрытое представление в конце концов завершилось. Музыка Рауля легкомысленно перетекла в заключительные такты «Так говорил Заратустра», и пока длился последний аккорд, Рауль твердой рукой проколол линзу, разбив ее на миллионы радужных капель, которые разлетелись со сверхъестественной грацией расширяющейся вселенной.
— Это надо убрать, — машинально сказал я, нарушая чары.
И Гарри поспешил включить воздухоочиститель, пока Городской Зал не стал липким от фруктового сока и желе. Все вздохнули при этом, а волшебник Рауль опять стал похожим на кролика малорослым парнем из комик-оперы со шприцем и обручем в руках и широкой улыбкой на лице.
Отдав дань искусству вздохами, мы перешли к отдаванию дани молчанием.
Теплое сияние угасало не сразу. «Будь я проклят, — думал я, — за последние двадцать лет у меня не было воспоминаний лучше этого». Затем я вернул свои мысли в прежнее русло.
— Конференция, — сказал кратко я и направил свой полет к Раулю.
Гарри, Норри, Линда и Том встретили меня там, и мы сцепились руками и ногами как попало и получили снежинку из людей в центре сферы. В ре— зультате наши лица оказались по отношению друг к другу под разным углом, но мы игнорировали это, как опытный диск-жокей игнорирует вращение этикетки пластинки, которую он читает. Даже Том не обращал на это практически никакого внимания. Мы приступили прямо к делу.
— Ну, Том, — сказала Норри первой, — что за авария?
— Скайфэк собирается свалить в кусты? — спросил Рауль.
— Почему ты не позвонил предварительно? — добавил я.
Только Линда и Гарри промолчали.
— Ууфф, — сказал Том. — Никакой аварии. Вообще ничего не случилось, расслабьтесь. В деловом отношении все продолжает работать как до смеш— ного хорошо отлаженные часы.
— Тогда почему ты прибыл специально зафрахтованным судном? Или ты прибыл украдкой без билета на этом рейсовом, который только что отбыл?
— Нет, я прибыл не на рейсовом корабле, но меня привезло… такси. Я нахожусь в невесомости почти столько же, сколько и вы. Я был на Скайфэке.
— На Скайфэке? — Я обдумывал услышанное с большим трудом. — И ты морочил себе голову тем, что обеспечивал задержку своих звонков и почты, чтобы мы не догадались?
— Совершенно верно. Я провел последние три месяца, работая в одном из подразделений нашего ведомства на борту Скайфэка.
Это подразделение имело почтовый адрес где-то в нижней левой четверти пульта нового, секретаря- администратора Токугавы.
— Угу, — сказал я. — И почему?
Том посмотрел на Линду, чью левую лодыжку он как раз держал, так уж получилось, и подобрал слова.
— Помнишь ту первую неделю после того, как мы встретились, Линда?
Она кивнула.
— По-моему, я никогда в жизни не был так зол. Я думал, что ты — исчадие ада. В тот вечер, когда я набросился на тебя в «Ле Мэнтнан», в последний раз, когда мы спорили о религии — помнишь? Я тогда вышел оттуда и полетел вертолетом прямо в Новую Шотландию, в ту проклятую общину, где ты выросла. Приземлился в центре сада в три часа утра, перебудил половину народа. Я орал на них и сыпал ругательствами больше часа, требуя, чтобы мне объяснили, как, черт побери, они могли тебя вырастить такой непроходимой идиоткой. Когда я наконец умолк, они поморгали, зевнули, почесались, и здоровяк с совершенно невероятной бородой сказал:
— Ну, если вы действительно так друг друга достали, мы можем вам порекомендовать начать ухаживать за ней, — с этими словами он вручил мне спальный мешок.
Снежинка развалилась, так как Линда толчком вырвалась, и мы все ухватились за то, что было под рукой, или оказались в свободном парении.
Том с легкостью, свидетельствующей о большом опыте, развернулся так, чтобы видеть Линду, и продолжал обращаться прямо к ней.
— Я пробыл там неделю или около того, — продолжал он спокойно, — а потом отправился в Нью-Йорк и записался на уроки танцев. Я учился танце— вать, когда был ребенком, так как это часть обучения карате; навыки возвратились, а работал я всерьез. Но я не был уверен, что это имеет какое-то отношение к танцу в невесомости, поэтому я и пробрался тайком на Скайфэк, никому ничего не сказав, и тренировался как сумасшедший с тех пор и по сей день в спутнике-фабрике, которую я арендовал за свои собственные деньги.
— А кто управляет лавочкой? — спросил я мягко.
— Самые лучшие специалисты, которых можно купить за деньги, — ответил он коротко. — Наши дела не страдали. Но страдал я. Я не хотел вам ничего рассказывать еще годили около того. Но я был в кабинете Пэнзеллы, когда поступила команда о прекращении медицинского наблюдения Йенга и Дюбуа. Я знаю, что вам очень нужны танцоры. Я самоучка и неуклюжий, как корова на льду, и на Земле мне бы понадобилось еще пять лет, чтобы стать третьесортным танцором, но я думаю, что здесь могу делать такие же вещи, которые делаете вы.
Он развернулся, чтобы оказаться лицом ко мне и Норри.
— Мне бы хотелось учиться под вашим руководством. Я буду оплачивать обучение из своего кармана. Я бы хотел работать с вами вместе, ребята, и не только вести ваши бумаги, но и быть частью вашей компании. Я думаю, что смогу стать Звездным танцором. — Он повернулся обратно к Линде. — И я хочу начать ухаживать за тобой, как это у вас принято.
Вот теперь общий объем моей тупости стал мне очевиден. Я не мог сказать ни слова. Это Норри сказала: «Согласны» от имени компании, и одновре— менно с ней Линда произнесла то же самое от себя лично. И снежинка образовалась заново, став значительно больше в диаметре. Так сложилась наша компания.
Что касается самой природы нашего танца, мало что можно прибавить к тому, что говорят наши
