Сааведра тотчас мысленно дала себе подзатыльник – думай что говоришь. Пресвятая Матерь…
– Я хотела спросить, зачем ты пришел? – Она изо всех сил старалась не выдать волнение. – То есть я имею в виду… – Голос предательски дрожал. Она разозлилась на себя и сказала напрямик:
– Я тебя не ждала.
– Я сам себя не ждал. – Он пристыженно ухмыльнулся, теребя роскошный кружевной воротник рубашки. – То есть не собирался сюда приходить. Просто… пришел.
Сааведра кожей чувствовала взгляд молчаливого родственника, стоявшего за ее спиной. Он был вежлив – не вмешивался. Но и не уходил. Гости не баловали Палассо Грихальва вечерними визитами.
А сыновья герцогов не бывали здесь со времен нерро лингвы. Ни разу.
И вот это случилось…
'Да, вежливость. Я должна быть вежливой. Есть правила, специальный протокол, от меня почти ничего не зависит”.
– Не желаете освежиться? Не угодно ли пройти в солярий? Он отказался. Запоздало стащил с пышной черной шевелюры синюю бархатную шляпу с пером.
– Я думал… ты не откажешься со мной прогуляться.
– Прогуляться? С тобой? Сейчас?
«Вот это сюрприз. Матра Дольча, да какая блоха тебя укусила? Ты хоть представляешь себе, о чем просишь?»
Снова разозлившись на себя, Сааведра сказала с вымученной улыбкой:
– Вообще-то я собиралась лечь в постель… – И осеклась. “С ума сошла! Говорить о постели с мужчиной… С ним!'
– Кабесса бизила, – пробормотала она. Алехандро услышал и улыбнулся.
– И я. Рад видеть, что ты смущена не меньше меня. Это он-то смущен? Она едва не прыснула. Алехандро никогда не смущается.
– Так в чем же дело? – И тут она ляпнула:
– Опять сложности с женщиной?
Он покраснел. “Милая Матерь, когда же я возьмусь за ум?'
– Эйха, не обижайся. Граццо.
– Да что ты, какие обиды, – сказал он, не поднимая глаз. – Да, дело в женщине, но это вовсе не то, о чем ты подумала. Может, я и впрямь зря пришел… Может, я просто дурак. Мы ведь договаривались, что ты будешь меня писать, а не выслушивать нытье…
Алехандро снова залился краской, смял бархатную шляпу в сильных руках. Запустил пальцы в нечесаные волосы.
«Надо было остаться в таверне. Пресвятая Матерь, ну почему все идет не так?»
Он криво улыбнулся.
– Твоя овчарка не будет против, если я все объясню тебе с глазу на глаз? А то перед двумя Грихальва сразу мне не по себе.
– Овчарка? – растерянно переспросила она и резко повернулась. – Бенедисо, не волнуйся. Кто-кто, а дон Алехандро не сделает мне ничего плохого.
Губы Бенедисо тронула улыбка.
– Пожалуй, – пробормотал он и скрылся в доме. Сааведра повернулась к герцогу.
– Ну вот. Ушел. Больше некого стесняться. Доволен? Алехандро тяжело вздохнул.
– Это зависит…
– От чего?
– От тебя. Или от меня. Но я больше не могу ждать. И так слишком долго…
– Что – слишком долго? – Ее выдержка трещала по швам. – Слишком долго молчал о том, что тебе не нравится моя работа? “О Матра, это здесь ни при чем. Что я несу?” Она судорожно сглотнула и понесла дальше:
– Не хочешь, чтобы я тебя писала? А ведь портрет почти готов. Он изумленно смотрел на нее.
– Эйха! Нет! Ты работаешь превосходно! Великолепный художник. Такого красавчика сделала из кривозубой кабессы бизилы. – В улыбке блеснул знаменитый зуб и сразу спрятался под иронично- самоуничижительной маской. – Нет, твоя работа тут ни при чем, если не считать того, что оригинал портрета хочет попросить об одной услуге.
Успокоенная, обезоруженная, Сааведра улыбнулась.
– Ты же знаешь, я для тебя все что угодно сделаю. В оленьих глазах вспыхнул огонь.
– Номмо Матра эй Фильхо! – выпалил Алехандро. – Я верил, что ты это скажешь.
Он подался вперед, чтобы обнять ее, прижать к себе, поцеловать алый шелк ее губ.
И тут Сааведра обнаружила, что смущение исчезло бесследно. А чуть позже и робость. Зато появились другие чувства, но они ей нисколько не мешали.
