предприятиями и в Стокгольм приезжала только на два дня в неделю. В один из уик-эндов Стиг сообщил, что подписал контракт на издание трех томов с авансом в 591 000 крон (около 64 000 евро). В письме, сопровождавшем контракт, «Норстедт» разъяснял, что Стиг может, как поступают многие авторы, создать компанию, на чей счет будет переведен означенный аванс. В случае согласия администратор «Норстедт» вызвался ввести его в курс дела относительно всех положительных и отрицательных сторон различных форм подобного предприятия. Стиг загорелся этой идеей и сказал, что «Норстедт» может помочь с созданием компании, соучредительницей которой буду числиться я. Полагаю, именно по этой причине ему тогда не выплатили аванс в 591 000 крон, хотя принято переводить авансы сразу. Зная, до какой степени он несведущ в подобных делах, я подумала, что издательский дом не случайно предлагает подобную помощь авторам — ведь, наверное, все писатели витают в облаках, как и сам Стиг. Может, он не понял как следует, что говорили в «Норстедт»? Может, ему просто давали совет, но не собирались основывать компанию за него? Как бы там ни было, отныне все полученное сверх наших зарплат — за статьи, репортажи, за авторские права на мою книгу о Хальмане — мы переводили на счет компании. Стиг объяснил, что при этом отпадает надобность во всякой бумажной волоките, например в завещаниях, ибо мы являемся владельцами компании на паритетных началах и в случае смерти одного из нас все переходит к другому.
Позже я сверила эту информацию с законодательством о наследовании. Она подтвердилась, и очень хорошо, что юрист познакомил с ней Стига, который в этой области ничего не понимал.
Время от времени я спрашивала его, где же учредительные документы и устав компании, и он отвечал, что все в процессе и никакой срочности нет.
Когда Стиг обрел уверенность в том, что его груд опубликуют, для нас начался чудесный период, от которого у меня остались самые лучшие воспоминания.
Когда я в четверг вечером возвращалась в Стокгольм, Стиг уже ждал дома с обедом. Готовил он сам, и обычно простые блюда, например котлеты с зеленой фасолью. Казалось бы, деталь незначительная, но на самом деле это не так. Стиг наконец осознал важность нашей семейной жизни. Он поменял и свои пищевые пристрастия: с фастфудом, сэндвичами и пиццей было покончено, он впервые начал заботиться о своем здоровье и даже купил «Омега-3»![20] А я вновь обрела человека, которого знала с девятнадцати лет. После кризиса, после ухода из ТТ и трудностей руководства «Экспо», связанных с отсутствием поддержки, он наконец вздохнул свободно. Его книги готовились к печати, и его оценили по достоинству.
За тридцать два года совместной жизни мы никогда не расставались надолго, и потому снова увидеть друг друга после недельной разлуки было настоящим счастьем. Стиг предупредил друзей: «Выходные я хочу проводить с Евой». То, что он поставил меня на первое место, а «Экспо» на второе, было настоящей революцией.
Мы постоянно друг над другом подшучивали, и в самые трудные годы тоже, но это время было для нас по-настоящему веселым и счастливым.
Мы строили кучу проектов.
Он решил покинуть пост главного редактора в «Экспо» и остаться там на полставки. Когда закончится мой контракт в Фалуне, я тоже подыщу себе должность на полставки, чтобы у нас была возможность работать вместе, соединяя мои знания с его талантом, и создавать новые книги. Нам хотелось обратиться к сюжету, который еще никто не разрабатывал: о строительном деле. А то всего только и есть, что статья о гудронаторах!
Мы думали, что «Миллениум» будет иметь успех в скандинавских странах, а может быть, и в Германии. В наших глазах эта известность сама по себе должна была послужить для Стига защитой. Тогда мы сможем вместе показываться на людях, а заработанные деньги помогут улучшить систему охраны нашей квартиры.
Итак, Стиг решил, что отныне семейные дела становятся главными. По его плану деньги от первых трех томов «Миллениума» пойдут на улучшение нашего быта и погашение оставшейся части кредита в 440 000 крон (46 000 евро) за квартиру. Деньги за четвертый том мы планировали вложить в «Экспо», чтобы больше не заботиться о финансировании и обеспечить газете прочность позиций. Доход с пятого тома пойдет на создание кризисных центров для женщин, подвергшихся насилию. А о последующих томах у нас будет время подумать.
Стиг очень уставал, и в этом не было ничего удивительного: он дорабатывал книгу для издательства «Норстедт», продолжал работу в «Экспо» и еще читал лекции. В июне он отправился в Париж в составе шведской делегации от Министерства юстиции на совещание, посвященное разжиганию в Интернете ненависти и призывам к насилию.
Как я уже говорила, нашей заветной мечтой было обзавестись собственным домиком на одном из островов, маленьким «творческим шале», куда можно было бы регулярно отправляться поработать. Благодаря изданию первой книги мечта становилась осуществимой. В нашем представлении домик виделся не столько конкретным местом, сколько символом новой жизни. Критерии выбора были очень просты. Стигу требовались кофе и газетный киоск поблизости. А мне — чтобы домик был прост в содержании и находился в местности со здоровым климатом. Также мы оба хотели, чтобы там имелось два диванчика. Почему? В доме с одним диваном борьба за спальное место доходила до смешного. Правда, можно спать валетом, но тогда, если один вставал, другой мгновенно занимал все свободное пространство или, еще того хуже, захватывал место у стенки. Другое непременное требование — домик должен быть выкрашен в серый цвет, а не в кирпично-красный, как большинство шведских построек. Мы мечтали, что на скатах крыши вырастет очиток, который будет цвести и его мясистые листья будут защищать нас от ветра и давать тень в жару. Мне хотелось при строительстве использовать новые технологии, такие как каучуковые изоляторы при закладке фундамента. Всю неделю каждый из нас обдумывал и рисовал свой проект нашего будущего рая, а по выходным мы их сравнивали. Параллельно с этим мы подыскивали место под застройку. Осенью я сделала на компьютере окончательный эскиз нашего домика, чтобы выслать его предприятию, специализирующемуся на строительстве без вреда для окружающей среды, и составить смету. Кроме наших заветных двух диванов там было предусмотрено и место для гостей.
Последнее лето нашей жизни со Стигом сильно отличалось от всех предыдущих. Поскольку у нас нашлось свободное время, решили навестить всех друзей. После смерти Стига мы очень радовались, что этот план не был отложен на следующий год. Я превратилась в настоящее туристическое агентство в одном лице и занималась организацией маршрутов, транспорта и размещения. Моя сестра Бритт сопровождала нас в Сканию, в Гётеборг и на острова Костера. Только во время этого путешествия я поняла, насколько Стиг устал. К примеру, когда мы с Бритт отправлялись на прогулку, он, против обыкновения, оставался в гостинице и читал газеты. Но никаких особых поводов для тревоги его состояние не давало. В середине августа он отпраздновал свое пятидесятилетие, и сестра хотела в подарок оплатить ему полное медицинское обследование. Но поскольку обращаться к врачам, пока не заболеешь, было не в наших привычках, мы все трое предпочли на эту сумму купить считывающее устройство для компьютера. О чем два месяца спустя горько пожалели.
В то лето мы со Стигом, как обычно, завершили путешествие в маленьком домике на острове Стокгольмского архипелага.
В конце августа, вечером, когда мы устроились на своем диване, он вдруг робко спросил, словно боялся, что я откажу:
— А что, если нам наконец пожениться?
Я пришла в восторг, но от удивления немного смутилась. Мы договорились, что осенью устроим грандиозный праздник по поводу нашего пятидесятилетия и объявим друзьям, что на самом деле это наше свадебное торжество. После путешествия в Лиссабон в 2001 году мы берегли на пятидесятилетие бутылку портвейна «Куинта до Новал 1976». Но ни на праздник, ни на свадьбу времени у нас не оставалось. Эта бутылка попадет в квартиру Лисбет Саландер во втором томе «Миллениума». Она и сейчас стоит у меня на кухне. Я никогда ее не открою.
В это последнее лето вокруг нас постоянно было море. Его все время обновляющийся простор казался нам символом грядущих перемен. Моя жизнь и в самом деле переменилась. Но — в худшую сторону.
